— Нет, — сказала я. — Теперь, напротив, наша супружеская жизнь только начинается, появилась новая цель для преданности жены, новая причина для ее любви.
— Что ты хочешь этим сказать?
Я подошла к нему и взяла его за руку.
— Что говорит о тебе свет, по твоему мнению? — спросила я. — Что скажут о тебе мои друзья? «Не доказано» — разве такое решение может удовлетворить нас? Если суд был к нему несправедлив, если он невиновен, пускай докажет это». Не эти ли слова влагал ты в уста моих друзей? Хорошо, я скажу больше: мне недостаточно того, что обвинение не доказано. Докажи свою невинность, Юстас, добейся того, чтобы суд сказал: невиновен. Чего ты ждал три года? Не догадываюсь ли я? Не ожидал ли ты, чтоб тебе в этом помогла жена? Так вот, она перед тобою, готовая помогать тебе и сердцем, и умом, готовая доказать свету и присяжным, что муж ее невиновен в выдвинутом ему обвинении.
Я была в возбужденном состоянии, пульс мой лихорадочно бился, и голос звучно раздавался в комнате. Тронула ли я его? Каков будет его ответ?
— Прочти процесс, — прозвучало мне в ответ.
Я схватила его за руку. В порыве негодования и отчаяния я сжала ее изо всех сил. Господи, помилуй! Я, кажется, готова была ударить его за тон и взгляд, с которым он произнес эти слова.
— Я уж говорила тебе, что намерена непременно прочитать его, — сказала я, — и прочитать от строчки до строчки. Произошло какое-то страшное недоразумение, допущена непростительная ошибка, не представлено в твою пользу нужных доказательств: какие-то подозрительные обстоятельства не исследованы, не напали на след виновного. Юстас! Я твердо убеждена, что тобою и твоими защитниками оставлено без внимания какое-нибудь важное обстоятельство или совершена ошибка. Решимость исправить этот несправедливый приговор родилась в душе моей в ту минуту, как только я услышала о ней. Мы исправим ее, не правда ли? Мы должны исправить ее ради тебя, ради меня, ради детей, если Господь благословит нас ими. О мой милый, мой дорогой, не смотри на меня таким холодным взором. Не отвечай таким жестким тоном. Не обращайся со мной, как с глупой, безумной женщиной, возмечтавшей о невозможном!
Ничто не могло повлиять на него. Он заговорил скорее с сожалением, чем с холодностью:
— Меня защищали лучшие адвокаты в стране. Если все усилия их остались безуспешны, то что можешь ты, Валерия, что могу я? Нам остается только покориться.
— Никогда! — вскричала я. — Никогда! Самые лучшие адвокаты такие же смертные, как и мы, они также делают ошибки! Ты не можешь отрицать этого!
— Прочти процесс, — в третий раз повторил он жестокие слова и замолчал.
Совершенно отчаявшись растрогать его и сознавая, чувствуя с болью в сердце беспощадную справедливость его слов, несмотря на все то, что я говорила в порыве любви и преданности, я подумала о майоре Фиц-Дэвиде. При своем душевном расстройстве я совсем забыла, что майор уж пытался убедить его, но безуспешно. Я слепо верила в эту минуту, что майор как старый друг может повлиять на него.
— Я тебя не убедила? — спросила я. Он отвернулся вместо всякого ответа. — Так подожди одну минуту, — продолжала я. — Я хочу, чтобы ты выслушал еще одно мнение.
Я оставила его и вернулась в кабинет. Майора там не было. Я постучала в дверь, ведущую в соседнюю комнату, и майор тотчас же вышел ко мне. Доктора уже не было, а Бенджамин все еще оставался тут.
— Не поговорите ли вы с Юстасом? — спросила я. — Скажите ему, что…
Не успела я договорить, как парадная дверь отворилась и затворилась. Майор Фиц-Дэвид и Бенджамин также слышали это, они молча переглянулись.
Прежде чем майор успел остановить меня, я бросилась в ту комнату, где оставила мужа. Комната была пуста. Мой муж ушел.
Глава XIII. НА ЧТО РЕШИЛСЯ МУЖ
Моей первой мыслью было бежать за Юстасом на улицу. Майор и Бенджамин воспротивились этому безрассудному намерению. Они напомнили мне о чувстве собственного достоинства, но это (насколько я помню) не произвело на меня никакого впечатления. Уговоры их были успешнее, когда они попросили меня иметь терпение ради моего мужа и подождать еще полчаса. Если же он не вернется по истечении этого времени, они сами отправятся со мной отыскивать его в гостиницу.
Ради Юстаса я согласилась ждать. Нет возможности передать словами, что я выстрадала в эти минуты пассивного ожидания. Но лучше я продолжу свой рассказ.
Бенджамин первый спросил меня о том, что произошло между мною и мужем.
— Вы смело можете говорить, моя дорогая. Я знаю обо всем случившемся с вами в доме майора. Никто не рассказывал мне о том, я сам догадался. Вы, может быть, помните, что я был поражен, когда вы впервые упомянули имя Маколан. Я тогда не мог сразу припомнить, в чем дело, теперь я все знаю.
Услышав это, я, ничего не скрывая, рассказала им содержание разговора между нами. К величайшему моему огорчению, оба приняли сторону моего мужа и назвали мои намерения безумными бреднями. Они отвечали мне его же словами: «Вы еще не читали процесса». Я вышла из себя.
— Для меня достаточно факта! — вскричала я. — Мы знаем, что он невиновен! Почему же невиновность его не доказана? Она должна быть и будет доказана! Если процесс покажет мне, что это невозможно, я не поверю ему. Где книга, майор? Дайте мне убедиться собственными глазами, Действительно ли защитники не оставили мне никакого выхода. Разве они любили его, как я? Дайте мне книгу.
Майор Фиц-Дэвид взглянул на Бенджамина.
— Если я исполню ее желание, это только усилит ее волнение и огорчение, — сказал он. — Как вы думаете?
Я возразила прежде, чем Бенджамин успел открыть рот.
— Если вы мне откажете в моей просьбе, майор, — воскликнула я, — вы заставите меня отправиться в ближайший книжный магазин и купить там эту книгу о процессе. Я твердо решила прочитать ее.
Теперь Бенджамин принял мою сторону.
— Ничто не может ухудшить положение этого дела, — сказал он. — С вашего позволения, я советовал бы предоставить ей действовать по ее усмотрению.
Майор встал и вынул книгу из шифоньерки, куда он спрятал ее.
— Моя молодая приятельница сообщила мне, что она рассказала вам о своей непростительной вспышке, случившейся несколько дней тому назад, — сказал он, подавая мне книгу. — Я до сих пор не знал, какую бросила она книгу, когда разбила вазу. Оставив вас одну в, комнате, я полагал, что отчет о процессе был на своем месте, на верхней полке книжного шкафа. Признаюсь, мне было очень любопытно узнать, осмотрите ли вы эту полку. Разбитая ваза — теперь нет надобности скрывать это от вас — была подарена мне вашим мужем и его первой женой за неделю до ее страшной смерти. Я предчувствовал в ту минуту, когда ваш взор был устремлен на обломки этой вазы, что вы достигнете своей цели и откроете роковую тайну; это взволновало меня, и мне показалось, что мой вид выдал мою тревогу и вы это заметили.
— Я действительно это заметила, майор, и смутно сознавала, что я на пути к открытию. Не угодно ли вам посмотреть на часы, не прошел ли уж назначенный срок?
Мое нетерпение обмануло меня: получаса еще не прошло.
Все медленнее и медленнее тянулось время, а муж мой не возвращался. Мы напрасно старались поддерживать разговор, это нам не удавалось. Наступила глубокая тишина, прерываемая лишь уличным шумом. Одна неотвязная мысль, как я ни отгоняла ее от себя, все упорнее гнездилась у меня в голове в эти минуты мучительного ожидания. Я содрогалась, спрашивая себя, неужели супружеская жизнь моя действительно кончилась и Юстас в самом деле меня покинул?
Майор заметил то, что ускользнуло от проницательности Бенджамина, что моя твердость начинала слабеть под тяжестью ожидания.
— Давайте отправимся в гостиницу, — произнес он.
Недоставало еще пяти минут до получаса. Я взором поблагодарила майора за эту уступку: говорить я не могла. Молча отправились мы втроем в гостиницу.
Хозяйка встретила нас в зале. Юстаса никто не видал, и ничего о нем не знали. Но в моей комнате наверху меня ожидало письмо, за несколько минут до моего прихода принесенное рассыльным.
Дрожа и задыхаясь, поднялась я по лестнице, оба джентльмена следовали за мной. Адрес на конверте был написан рукой моего мужа. Сердце у меня сжалось при взгляде на эти строки. Зачем пишет он мне? Не таятся ли в этом конверте его прощальные слова? Я сидела ошеломленная, опустив письмо на колени, не в состоянии распечатать его.
Добрейший Бенджамин пытался утешить и ободрить меня. Майор, как человек опытный в обращении с женщинами, заставил его замолчать.
— Подождите, — сказал он ему шепотом. — Теперь с ней не следует говорить. Дайте ей немного прийти в себя.
Как бы повинуясь внезапному побуждению, я протянула к нему руку с письмом. Каждая минута была дорога, если Юстас действительно покинул меня. Теряя время, мы могли потерять возможность вернуть его.
