– Праздное любопытство, разумеется, – но про себя Роджер добавил крепкое словцо. Отныне у всех четырех подозреваемых – алиби, и он опять там, откуда начал, и это было обидно до крайности.
Он приказал себе не думать о «Монмут–мэншинс», когда ложился спать, и заснул как убитый.
Наутро с Роджером произошло нечто достойное сожаления: он вышел к завтраку одетым. Женское влияние брало свое.
С последним ударом часов, пробивших десять, он услышал звонок в передней. Отпустив три минуты на то, чтобы девушка сняла шляпку и сделала то, что делают девушки после того, как снимают шляпку, Роджер появился в коридоре.
– Доброе утро. – Жизнерадостная мисс Стелла Барнетт подняла глаза от машинки, за которую уже успела сесть. Дело в том, что это прямая обязанность хорошей секретарши – жизнерадостно приветствовать по утрам своего патрона. Также в ее обязанность входит сидеть за машинкой в полной готовности, когда он появляется.
– Доброе, доброе, – угрюмо отозвался Роджер.
Он ждал. Сидя за машинкой, мисс Барнетт всем своим видом по–прежнему являла готовность приступить к выполнению своих обязанностей и молчала.
– Мгм, – сказал Роджер.
– Да? – живо откликнулась мисс Барнетт.
– Нет, ничего, – сказал Роджер. «Я не заговорю об этом, – решил он про себя. – В этой женщине, черт возьми, нет ничего человеческого, если она первая не поднимет этот вопрос. В конце концов, это ведь ее тетка».
Но, как видно, в мисс Стелле Барнетт так–таки не было ничего человеческого. Она резко щелкнула по клавишам машинки.
– Будете продолжать этот рассказ для журнала «Прохожий»?
– Возможно.
Нет, эта девица просто невыносима. По всем правилам нормального человеческого поведения она должна была умирать от нетерпения, чтобы узнать поскорей, что же он думает об убийстве ее тетки. Мало того, она должна была понимать, что и он тоже сгорает от нетерпения узнать, что думает она о том, что думает он. Нет, это самая настоящая изощренная издевка с ее стороны!
Роджер перевел взгляд на письменный стол. На том же месте, что и вчера, лежало его досье, перепечатанное, подшитое, с наклейкой на обложке, отшлифованное до полного блеска. Неужели она притворяется, что забыла о самом существовании этого проклятого досье? Как несносны и препротивны эти девицы…
Нет. Он не заговорит об этом.
И разумеется, заговорил.
– Да, – с деланой непринужденностью начал он, – да, это досье… Значит, вы вчера с ним закончили?
– Разумеется. Уже в начале четвертого. И ждала вас до шести, но вы не приехали! И поскольку вы не оставили для меня никакого задания, – упрекнула она, – мне пришлось бездельничать и потратить впустую целых полтора часа. Подразумевалось, что Роджер вправе транжирить свое время как ему заблагорассудится, но пусть он в дальнейшем будет любезен к ее времени относиться бережней.
Роджер сдержался, чтоб не сказать, что вообще–то ее время он купил и может тратить его как взбредет ему в голову. Вернее, он уже открыл было рот, чтобы это сказать, но потом, слава богу, одумался и не решился на столь противоречащую здравому смыслу акцию. Вместо этого он проговорил, открыто признавая свое поражение:
– И что вы… мгм… что вы об этом думаете, мисс Барнетт?
Мисс Барнетт предпочла отнестись к этому вопросу как к приказу. Было приказано – так она трактовала – обсудить некие обстоятельства, вернее, подвергнуть эти обстоятельства рассмотрению, как делает вторая сторона в сократовских диалогах, чтобы Сократ мог снять с души своей тяжесть и понять наконец, что именно его беспокоит, а также выяснить, надежны ли его идеи и не рассыплются ли они в прах, если облечь их в слова. Она повернулась к нему лицом, словно первая ученица, сложила руки на коленях и произнесла назидательно:
– Я думаю, что все это совершенно неинтересно. – При этом на лице ее было написано учтивое удивление: как он умен, если сумел все это придумать, надо же.
– Так–так–так, – пробормотал Роджер, брюзгливо отказываясь от лестной роли Сократа. – Значит, вы полагаете, что все это чепуха?
– Конечно нет.
– Следовательно, вы думаете, во всем этом есть свой смысл?
– О, без сомнения. – Не требовалось музыкальною слуха, чтобы уловить: именно сомнение является доминантой тона мисс Барнетт.
– Послушайте, – в отчаянии сказал Роджер, – что вы на самом–то деле думаете?
Мисс Барнетт скосила глаза на кончик своего прелестного носика:
– Боюсь, мистер Шерингэм, что я вообще ничего об этом не думаю. Я всегда беру за правило не включаться в содержание того материала, который печатаю. Это для того, чтобы не возникал интерес, а то моя скорость снижается.
– Не хотите ли вы сказать, – уставился на нее Роджер, – что все это напечатали, а о чем речь, не знаете?
– Я была бы очень признательна, если бы вы сочли возможным рассказать мне об этом, – чопорно произнесла мисс Барнетт. – Если, разумеется, вы не считаете, что нам надо продолжать ваш рассказ.
Роджер не мог отвести от нее глаз.
– Вы хотите сказать, – обрел он наконец дар слова, – что принадлежите к тем безмозглым машинисткам, которые копируют текст, совершенно не вникая в его смысл, и в результате совершают самые невообразимые ошибки? Ибо если вы хотите это мне внушить, то я вам не поверю.
У мисс Барнетт хватило совести слегка покраснеть.
– Вы совершенно правы, мистер Шерингэм, – сказала она спокойно, – это была уловка. Разумеется, я поняла, о чем ваша рукопись. Я просто старалась дать вам понять, будучи, так сказать, заинтересованной стороной, что предпочла бы не обсуждать с вами смерть моей тети.
Это был самый настоящий нагоняй, и Роджер взвился, будто его пришпорили:
– Тем более вам следовало бы желать, чтобы истина была обнаружена! По крайней мере, я так себе представляю, – прибавил он совсем по–детски.
Его секретарша хранила учтивый нейтралитет.
– Отчего же? Дело это значит для меня не больше, чем если бы речь шла о ком–нибудь постороннем. Я свою тетушку не знала совсем, не испытывала к ней никаких родственных чувств и сейчас их не испытываю. Я не собираюсь принимать деньги, которые безо всякого усилия с моей стороны достанутся мне после ее смерти, и хотела бы предоставить все заботы, связанные с расследованием, Скотленд–Ярду – учреждению, которое я нахожу достаточно для этого компетентным. Если вы хотели добиться от меня откровенности, то теперь я удовлетворила ваше желание, вы не находите?
– Не нахожу, – Роджер был раздражен. – Сначала вы заявили, что как сторона заинтересованная не желаете обсуждать дело, а затем, что как сторона незаинтересованная не желаете выяснять подлинные его обстоятельства. Чем вы являетесь, мисс Барнетт, и что именно вы хотели сказать? – Пламя сражения полыхало на физиономии Роджера. Мисс Барнетт больше не представляла собой объекта невольного восхищения. Она являла собой препятствие на тропе, ведущей к Истине, и, как с таковым, с ней следовало обходиться не теряя твердости.
Мисс Барнетт и сама поняла, что хватка ей изменяет.
– Я не вполне понимаю, мистер Шерингэм, какое право вы имеете разговаривать со мной в подобном тоне, – произнесла она уже не столь спокойно и не столь убежденно, как прежде.
– Сейчас я вам это скажу, – улыбнулся Роджер. – Нет У меня никакого права. Абсолютно никакого. Но я буду продолжать в таком тоне, если вы не прекратите идиотские попытки удержать меня, когда я иду по следу. А теперь безо всяких экивоков и прочего: что вы думаете о моей версии по поводу смерти вашей тетки?
– Ну, если вы настаиваете… – В голосе мисс Барнетт был яд. – Я полагаю, вы делаете из мухи слона.
– Из мухи?! – Роджер впервые слышал, чтобы эту пословицу относили к убийству.
– Я неудачно выразилась, – быстро поправила себя секретарша. – Ясно, что я имею в виду. Я хотела сказать, что вы слишком уж усложняете элементарное дело.
– Значит, вы со мной не согласны?
– Нет.
– И доказательства, собранные мной, вас не убеждают?
– Нет.
– Вот как?
Они поедали друг друга глазами.
– Вы считаете, это сделал Кембервильский Малыш?
– Безусловно.
– Понятно.
Роджер был огорчен. Мисс Барнетт, оказывается, совсем не так умна, как он думал.
Зазвонил телефон. Мисс Барнетт схватила трубку прежде, чем Роджер успел протянуть руку.
– Да. Нет. Это секретарша мистера Шерингэма. Нет, я не уверена, что он дома. Подождите, пожалуйста, я узнаю. – Она прикрыла микрофон ладошкой. Старший инспектор Морсби. Будете разговаривать?
– Буду, – сказал Роджер, хватая трубку. – Хелло, Морсби. Что скажете?
– Это вы, мистер Шерингэм? У меня новостишка для вас.
– Неужели нашли Кембервильского Малыша? – весело осведомился Роджер.
