Лорд Питер наконец-то занялся уткой и тут услыхал, как кто-то спросил герцогиню, не виделась ли она с леди Леви.
– Она в отчаянии, – сказала женщина, которую звали миссис Фримантл, – хотя не теряет надежду на возвращение мужа. Наверняка вы с ним были знакомы, мистер Миллиган... то есть, я хочу сказать, вы с ним знакомы... Будем надеяться, он еще жив.
Миссис Фримантл была женой одного из воротил железнодорожного бизнеса, но отличалась удивительным невежеством в отношении бизнеса. Ее fаих pas немало веселили жен деловых людей, когда они устраивали свои чаепития.
– Ну, мы обедали вместе, – не стал скрывать мистер Миллиган. – Думаю, и он, и я, не задумываясь, уничтожили бы друг друга, миссис Фримантл. Если бы дело происходило в Штатах, – добавил он, – я бы сам заподозрил себя в похищении сэра Рувима. Но в вашей старой стране дела так не делаются, мадам.
– Наверное, в Америке работать интереснее, – сказал лорд Питер.
– Да, – согласился с ним мистер Миллиган. – Думаю, моим братьям там не скучно. Думаю вскоре присоединиться к ним, вот только закончу тут кое-какие дела.
– Вы не забыли, что не можете уехать до моего Базара? – напомнила ему герцогиня.
* * *
Вторую половину дня лорд Питер безуспешно искал мистера Паркера и нашел его только после обеда на Грейт-Ормонд-стрит.
Паркер сидел в старом, но удобном кресле с высокой спинкой, вытянув ноги к камину и наполняя свои мозги новыми сведениями о Послании к Галатам. Он встретил лорда Питера радушно, но без особого энтузиазма, и тотчас налил ему виски с содовой. Питер взял в руки отложенную Паркером книгу и полистал ее.
– Все эти люди так или иначе пристрастны и видят только то, что хотят видеть, – заметил он.
– Вы правы, – согласился с ним мистер Паркер. – Но со временем начинаешь отделять зерна от плевел почти автоматически. Когда я учился в колледже, то былна стороне Конибиера, Робертсона и Дрюза, пока не обнаружил, что все они ищут преступника, которого никто не видел, но не могут разобраться в следах, оставленных домочадцами. Два года я учился быть внимательным и осторожным.
– Хм. Теология – отличный тренинг для мозгов, ведь вы самый внимательный детектив из всех, кого я знаю. Вы читайте... Нехорошо с моей стороны врываться к вам в дом и отрывать вас от приятного занятия.
– Ничего.
Они немного помолчали, Потом лорд Питер спросил:
– Вам нравится ваша работа?
Детектив подумал и ответил:
– Да... Да. Нравится. Я знаю, что она полезна людям и что я неплохо ее делаю. Совсем неплохо... Правда, без особых взлетов, но мне все-таки есть, чем гордиться. К тому же, на такой работе не засидишься. Надо держать себя в форме и много думать. У меня есть будущее. В общем, мне она нравится. А что?
– Нет, ничего. Вы же знаете, что для меня она – хобби. Я занялся ею, потому что мне всегда хотелось дойти до сути вещей. Она меня возбуждает и, что хуже всего, я получаю от нее удовольствие... до определенного предела. Если бы она была только бумажной, я бы ничего лучшего не желал. Мне нравится начинать расследование... когда я совсем ничего не знаю о вовлеченных в него людях, и они вызывают у меня искреннее любопытство. Но когда приближается момент поимки, тем более повешения преступника, то я расстраиваюсь и не нахожу причин, почему я должен был лезть во все это, ведь мое благополучие не зависит от моей работы. К тому же, мне кажется, она не должна доставлять мне удовольствие. А доставляет.
Паркер слушал его самым внимательным образом.
– Я понимаю.
– Вот, например, Миллиган. На бумаге не было бы ничего смешнее, чем вытащить его на свет божий. А ведь в реальности он милый и даже добрый человек. С ним приятно поговорить. И матушке он понравился. А я понравился ему. Меня ужасно забавляло, когда я явился к нему и стал его разыгрывать насчет базара и нужд церкви, а он был по-настоящему растроган. И вот теперь я чувствую себя дурак-дураком. Представляете, если Миллиган перерезал Леви глотку и бросил труп в Темзу? Нет, это немое дело.
– Ваше, как всякого другого человека, – возразил Паркер. – И делать его за деньги ничем не лучше, чем делать без денег.
– Ну, нет, – стоял на своем лорд Питер. Жалование – вот единственное оправдание нашего шпионства.
– Вы не правы! Если Миллиган перерезал бедняге Леви горло, только чтобы стать еще богаче, я не понимаю, почему бы ему не дать тысячу фунтов на починку крыши денверской церкви и почему его надо простить на том основании, что он по-детски тщеславен или по-детски самовлюблен?
– Ужасно!
– Ладно. Пусть даже потому, что вы ему понравились.
– Но...
– Послушайте, Вимси... Вы думаете, он убил Леви?
– Может быть.
– Вы так думаете?
– Я не хочу так думать.
– Потому что вы ему понравились?
– Ну, конечно же, я отношусь к нему предвзято...
– Ваша предвзятость вполне понятна. Вы не хотите думать, что могли бы понравиться жестокому убийце.
– Знаете... Он мне тоже понравился.
– Что ж, и в этом нет ничего странного. Вы понаблюдали за ним и подсознательно пришли к выводу, что он не мог это сделать. Ну и что? Примите это во внимание и действуйте дальше.
– А если я не прав и он – преступник?
– Тогда возьмите себя в руки и постарайтесь разглядеть хладнокровного убийцу в милом и невинном с виду человеке.
– Понятно... Но я как-то сник.
– Послушайте, Питер, – с искреннем сочувствием произнес мистер Паркер, – избавьтесь от своего итонского комплекса раз и навсегда. Мы с вами не в игрушки играем. С сэром Рувимом Леви случилось нечто малоприятное. Назовите это убийством, если вам так легче. Разве убийство сэра Рувима – игра? Разве честно относиться к нашей работе как к игре?
– Поэтому-то мне и стыдно, правда. Ведь для меня это игра. Веселое начало, продолжение тоже неплохое, а потом я вдруг вижу, что кому-то придется лихо, и меня тянет выйти из игры.
– Да-да, понимаю. Но это все потому, что вы думаете о себе и заняты только собой. Вы хотите быть решительным, хотите красиво выглядеть, хотите щегольски пройтись в комедии, которую играют куклы, или с важностью прошествовать в человеческой трагедии. Но ведь это ребячество. Если вы видите свой долг перед обществом в том, чтобы раскрывать преступления, вы должны это делать. Желаете быть бесстрастным денди? Прекрасно, если можете совмещать. А иначе что в этом интересного? Желаете быть достойным мужественным человеком? Так будьте им. Желаете преследовать убийцу из спортивного интереса, а потом пожимать ему руку и говорить: "Неплохо сыграно... Победа была нелегкой... Ничего, завтра отыграетесь"? Не выйдет. Жизнь – не футбол. Желаете быть спортсменом. Но вы не можете быть спортсменом. Мера ответственности не та.
– Не думаю, что вам полезно читать много теологических сочинений, – заметил лорд Питер. – Вы становитесь жестоким.
Он встал и прошелся по комнате, останавливаясь то около одной книжной полки, то околодругой. Потом он снова сел, раскурил трубку и сказал:
– Лучше я расскажу вам о жестоком Кримплшэме.
И он рассказал о своей поездке в Солсбери. Как только мистер Кримплшэм убедился в его bona fides, он дал ему полный отчет о своей поездке в Лондон.
– Я все проверил, – простонал лорд Питер, – и если он не подкупил половину жителей Болхэма, то он и вправду провел ночь там. Днем у него былособрание в банке, и половина Солсбери видела, как он уехал в понедельник до ланча. Никто, кроме его собственного семейства и юного Уикса, как будто не получает никакой выгоды от его смерти. И даже, если юный Уикс хотел бы с ним разделаться, то этот путь слишком окружной. Стоит ли убивать незнакомого человека и сажать его в ванну Фиппса лишь для того, чтобы надеть на него очки Кримплшэма?
– А где былУикс?
– На танцах у регента хора, – неожиданно закричал лорд Питер. – Дэвид... Его зовут Дэвид... Танцевал у всех на виду!
Он надолго замолчал, потом попросил:
– Теперь расскажите, что у вас тут.
Паркер не заставил просить себя дважды.
– Вы верите, что труп могли прятать в квартире? – спросил он. – Я знаю, мы все осмотрели, но все же?
– Могли что-нибудь пропустить. Сагг ведь тоже смотрел.
– Сагг!
– Вы несправедливы к Саггу, – сказал лорд Питер. – Если бы там былохоть одно доказательство вины Фиппса, он бы его нашел.
– Почему?
– Почему? Потому что он его искал. Он похож на ваши комментарии к "Посланию к Галатам". Он уверен, что Фиппс или Глэдис Хоррокс, или дружок Глэдис совершили преступление. Поэтому он отыскал след на подоконнике. Наверное, этим путем Уильямс проник в квартиру. Или он что-то передавал Глэдис. Но Сагг не нашел ничего на крыше, потому что ничего там не искал.
– Он был на крыше до меня.
– Да. Но лишь для того, чтобы подтвердить отсутствие следов. Его резоны таковы. Дружок Глэдис Хоррокс – стекольщик. Стекольщики лазают по приставным лестницам. Стекольщики имеют отношение к лестницам. Поэтому и дружок Глэдис Хоррокс имеет отношение к лестнице. Поэтому он проник в квартиру с помощью лестницы. Поэтому есть следы на подоконнике, но их нет на крыше. Во дворе он тоже ничего не нашел, но думает, что нашел бы, если бы не асфальт. Точно так же он рассуждает и в отношении Фиппса. Он мог спрятать тело в квартире. Поэтому он все там обыскал в поисках следов. Если бы они там были, он бы их нашел. Но он их не нашел, потому что их там не было.
