— Довольно старая вещь, — сказал я. — Отец вроде бы говорил, что читал в детстве. И вроде бы сам я тоже ее когда-то читал. Теперь, наверное, она кажется старомодной.
— Она восхитительна, — сказал Пуаро. — Аромат времени, продуманный сюжет, изысканнейшая мелодрама. А какие роскошные, щедрые описания солнечной красоты Элеонор, серебряного очарования Мэри!
— Нужно бы перечесть, — сказал я. — О хорошеньких девушках я и забыл.
— А эта служанка Ханна — как она правдоподобна; а портрет убийцы — просто блестящее психологическое исследование.
Я понял, что нарвался на лекцию. И приготовился выслушать все до конца.
— Взять «Приключения Арсена Люпена», — продолжал Пуаро. — Фантастично, не правдоподобно. И все же сколько в них правды, какая мощь, какая неподдельность! Если и есть несоответствия, что ж, зато какое щегольство! И какой юмор.
Он отложил «Приключения Арсена Люпена» и взялся за следующую книгу.
— Или вот тебе «Тайна желтой комнаты». Это классика. Мне здесь нравится все от начала и до конца. Какая логика! Помню, критики называли книгу надуманной. Отнюдь нет, дорогой мой Колин. Нет и нет. Так может показаться, но лишь показаться. А это большая разница. Нет и нет, здесь все сплошь правда, ловко и изобретательно спрятанная в путанице слов. Но когда герои встречаются на пересечении трех коридоров, все становится на свои места, — он с почтением положил книгу на стол. — Это, конечно, шедевр, но, боюсь, сейчас о нем почти позабыли.
Пуаро пропустил лет двадцать и перешел к изданиям нынешних авторов.
— Еще я прочел кое-что из ранних книг миссис Ариадны Оливер, — сказал он, — моей, между прочим, приятельницы, и твоей, кажется, тоже. Вот у нее мне нравится не все. Слишком невероятные события. Слишком много случайных совпадений. А так как в начале карьеры она была молода и глупа, она сделала своего сыщика финном, и сразу бросается в глаза, что она понятия не имеет ни о финнах, ни о Финляндии, ни о чем, кроме, разве что, пьес Сибелиуса. Но мыслит она оригинально, развязки порой очень остроумны, к тому же она давно уже знает все, чего ей недоставало поначалу. Например, полицейские правила. Даже ее описаниям огнестрельного оружия можно верить. Ей бы еще не мешало подружиться с каким-нибудь адвокатом или нотариусом, чтобы он просветил ее в вопросах юриспруденции.
Он отложил миссис Ариадну Оливер и взялся за следующую книгу.
— Мистер Кирил Квейн. Мистер Квейн — большой мастер алиби.
— И, если я правильно помню, большой зануда, — сказал я.
— Да, — сказал Пуаро. — Захватывающих страниц здесь не найдешь. Есть, разумеется, труп. Иногда даже не один. Но главное у него — алиби, расписания поездов, маршруты автобусов, карты сельских дорог. Должен признаться, мне очень понравилось, до чего изощренно и тщательно он продумывает все детали. И понравилось выводить на чистую воду мистера Кирила Квейна.
— Думаю, вам это удается всякий раз, — сказал я. Ответ Пуаро был честен.
— Не всегда, — признался он. — Совсем не всегда. Конечно, через какое-то время начинаешь понимать, что книги его все на одно лицо. Все алиби похожи друг на друга, даже если он и придумает вдруг что-то новенькое. Знаешь, mon cher Колин, по-моему, Квейн и в жизни такой, как на фотографиях, — сидит в своем кабинете, с трубкой в зубах, по уши обложившись словарями, справочниками Брэдшо, проспектами самолетных компаний, всевозможными расписаниями. Даже движения лайнеров. Но что ни говори, а у мистера Кирила Квейна есть и порядок, и метод.
Пуаро отложил мистера Квейна и принялся за следующего.
— Гарри Грегсон, поразительный мастер сюжета. Он написал не меньше шестидесяти четырех романов. И насколько я понимаю, полная противоположность мистеру Квейну. У мистера Квейна действия почти нет, а у Гарри Грегсона слишком много. Много событий, все перепутано. Все живописно. И отлично замешано на мелодраме. Убийства, трупы, улики, захватывающие повороты сюжета — всего хватает. Потрясающе и совершенно не правдоподобно. Он, если можно так выразиться, не в моем вкусе. Его книжки похожи на сомнительный американский коктейль, где никогда не угадаешь, что тебе намешали.
Пуаро помолчал, вздохнул и продолжал лекцию.
— Перейдем к американцам. — Он вытянул одну книгу из левой стопки. — Флоренс Элкс. У нее есть сюжет, свой метод, хороший стиль… н-да, но вот мелочи. Впрочем, живо, интересно. У этой дамы есть ум, правда, кажется, как почти у всех американских писателей, несколько подмоченный алкоголем. Ты, mon ami, знаешь, что я большой знаток вин. И если в романе мелькнет бутылочка кларета или бургундского, на которой стоит дата сбора урожая, для меня это лишь удовольствие. Но меня совершенно не интересует, сколько стаканов водки или бурбона заглатывает чуть не на каждой странице очередной американский сыщик. И мне кажется, на развитие событий ничуть не влияет, пинту или полпинты выпил он из бутылки, которую каждый раз достает из комода. Похоже, что спиртное для американских писателей — такое же наказание, что и для бедного мистера Дика, когда он сел за свои мемуары, голова короля Карла. Просто невозможно отделаться.
— А что вы скажете о «крутых»? — спросил я. Пуаро отмахнулся от них так, как отмахнулся бы от назойливой мухи или от комара.
— Насилие ради насилия? С каких пор это стало интересным? Когда в начале своей карьеры я служил офицером полиции, я насилия навидался. Фу! С таким же успехом можно читать учебник по медицине. И все равно, tout de meme[5], в целом американский детектив я ставлю довольно высоко. Мне кажется, в нем больше изобретательности, чем в английском, и больше выдумки. Он не так перегружен деталями, как у французов. Взять, например, Луизу О’Маллей.
Пуаро еще раз нырнул за книгой.
— Какой образец изящной школы, как она умеет захватить, приковать внимание читателя. Нью-Йорк, роскошные особняки. Enfin[6], ты не знаешь случайно, как там выглядит роскошный особняк? Лично я понятия не имею. Пышное убранство, роскошь, снобизм, а глубокие тайные трещины преступления уже неотвратимо вершат свое дело. Так может быть, и так бывает. У нее хорошие книги, у этой Луизы О’Маллей, и впрямь хорошие.
Он вздохнул, откинулся в кресле, покачал головой и допил остатки ячменного отвара.
— И в конце концов, всегда остаются и старые любимцы.
Опять он нырнул под кресло и достал еще одну книгу.
— «Приключения Шерлока Холмса», — пробормотал он любовно и благоговейно произнес одно только слово:
— Maitre![7]
— Шерлок Холмс? — спросил я.
— О нет, non, non, конечно, не Шерлок Холмс! Автор, сэр Артур Конан Дойль, — я преклоняюсь перед ним. Все истории похождений Шерлока Холмса надуманны, неестественны и полны нелепостей. Но искусство писателя — это нечто иное. Чудесный язык, великолепный образ, я имею в виду доктора Ватсона. Вот это шедевр.
Он вздохнул, покачал головой и пробормотал, вспомнив, очевидно, из-за явного сходства:
— Се cher[8] Гастингс. Мой милый друг, о котором ты так много от меня слышал. Давненько я не получал от него известий. Что за нелепость — похоронить себя в Южной Америке, где все время происходят какие-нибудь революции.
— Они происходят не только в Южной Америке, — заметил я. — Где их теперь нет.
— Только не надо о бомбе, — сказал Эркюль Пуаро. — Если ей суждено грохнуть, она грохнет, но говорить об этом я не желаю.
— Согласен, — сказал я. — Я пришел посоветоваться с вами совсем о другом.
— О! Ты собрался жениться, не так ли? Очень рад, mon cher, очень рад.
— Что это вам пришло в голову, Пуаро? — спросил я. — Ничего подобного.
— Но такое тоже бывает, — сказал Пуаро, — сплошь и рядом.
— Может быть, — сказал я твердо, — но не со мной. На самом деле я пришел поговорить с вами об одном довольно занятном дельце, которым сейчас занимаюсь, и связано оно с убийством.
— Вот как? Занятное убийство, говоришь? И ты пришел с ним ко мне? Почему?
— Ну… — Я немного смутился. — Я… Я подумал, что вам оно может понравиться, — сказал я.
Пуаро посмотрел на меня задумчиво. Он любовно подправил рукой усы и заговорил.
— Хозяин, — сказал он, — как правило, любит свою собаку. Он выводит ее погулять, играет в мячик. Но и пес способен ответить на любовь любовью. Пес выследит кролика или крысу и несет добычу к ногам хозяина. А потом? Потом он виляет хвостиком.
Против воли я рассмеялся.
— Это я-то виляю хвостиком?
— Похоже на то, друг мой. Очень похоже.
— Ну хорошо, — сказал я. — И как же поступит хозяин? Не хочет ли он взглянуть на крысу? Не хочет ли что-то спросить?
— Конечно. Само собой. Ты решил, что этот случай будет мне интересен. Верно?
— Дело в том, — сказал я, — что в нем все бессмысленно.
— Ерунда, — сказал Пуаро. — Смысл есть во всем. Во всем.
— Что ж, вот вы и попытайтесь его обнаружить. А я не могу. Не то чтобы я непосредственно занимался этим делом. Мы просто пересеклись. Правда, когда опознают труп, все может и проясниться.
