– Значит, вам нравится детективная литература подобного рода? Извольте – я с удовольствием подготовлю такой список для вас.
Пуаро положил перед собой лист бумаги и быстро написал аккуратным почерком:
«МНОГОЗНАЧИТЕЛЬНЫЕ ФАКТЫ1. Миссис Бойнтон принимала микстуру, содержащую дигиталин.
2. У доктора Жерара пропал шприц.
3. Миссис Бойнтон получала удовольствие, удерживая свою семью от контактов с другими людьми.
4. В день своей смерти миссис Бойнтон предложила семье отправиться на прогулку и оставить ее в лагере.
5. Миссис Бойнтон была садисткой, но причиняла людям не физические, а душевные страдания.
6. Расстояние от шатра до места, где сидела миссис Бойнтон, составляет приблизительно двести ярдов.
7. Мистер Леннокс Бойнтон сначала сказал, что не знает, когда вернулся в лагерь, но позже признал, что переставил стрелки часов матери на правильное время.
8. Доктор Жерар и мисс Джиневра Бойнтон занимали соседние палатки.
9. В половине седьмого, когда ужин был готов, слугу отправили сообщить об этом миссис Бойнтон».
Полковник с удовлетворением изучил список.
– Отлично! – воскликнул он. – Как раз то, что надо! Факты выглядят абсолютно незначительными – совсем как в детективном романе. Кстати, мне кажется, вы упустили одну-две детали. Полагаю, чтобы испытать простака вроде меня?
Пуаро молча подмигнул.
– Например, пункт два, – продолжал Карбери. – «У доктора Жерара пропал шприц». Но у него также исчез концентрированный раствор дигиталина или что-то в этом роде.
– Это не так важно, как пропажа шприца, – ответил Пуаро.
– Великолепно! – Полковник широко усмехнулся. – Я ничего не понимаю. Мне казалось, дигиталин куда важнее, чем шприц! А как насчет слуг? Я имею в виду слугу, которого послали сказать, что ужин готов, и того беднягу, которому старуха ранее грозила палкой. Надеюсь, вы не подозреваете, что ее прикончили мои простодушные дети пустыни? Если так, – сурово добавил он, – то это обман.
Пуаро улыбнулся, но не ответил.
– Невероятно! – пробормотал он, выйдя из кабинета. – Англичане никогда не взрослеют!
Сара Кинг сидела на вершине холма, рассеянно перебирая полевые цветы. Доктор Жерар примостился на каменной стене возле нее.
– Зачем вы все это затеяли? – внезапно и яростно осведомилась она. – Если бы не вы…
– По-вашему, мне следовало хранить молчание?
– Да!
– Зная то, что я знал?
– Вы ничего не знали!
Француз вздохнул:
– Знал. Но признаю, что никто никогда не может быть в чем-то абсолютно уверен.
– Может, – безапелляционно заявила Сара.
Жерар пожал плечами:
– Разве только вы.
– У вас был жар… высокая температура… вы не могли ясно мыслить. Шприц, вероятно, все время был там. А насчет дигитоксина вы сами напутали, или кто-то из слуг залез в аптечку.
– Вам незачем беспокоиться, – цинично усмехнулся Жерар. – Доказательства почти наверняка сочтут неубедительными. Вот увидите, ваши друзья Бойнтоны выйдут сухими из воды.
– Этого я тоже не хочу! – с чувством возразила Сара.
Он покачал головой:
– Вы рассуждаете непоследовательно.
– Разве не вы говорили в Иерусалиме о невмешательстве в чужие дела? А сами чем занимаетесь?
– Я ни во что не вмешивался – только сообщил, что знаю.
– А я говорю, что вы этого не знаете! Господи, опять мы о том же! Словно бегаем по кругу!
– Я очень сожалею, мисс Кинг, – мягко произнес Жерар.
– Поймите, – тихо сказала Сара, – никому из них не удалось спастись! Старуха все еще здесь, даже из могилы она протягивает к ним руку… Мертвая, она не менее ужасна, чем живая! Я уверена, что она наслаждается всем этим… – Помолчав, Сара добавила обычным тоном: – Маленький человечек поднимается на холм.
Доктор Жерар бросил взгляд через плечо.
– Думаю, он ищет нас.
– Он действительно так глуп, как выглядит? – спросила Сара.
– Он отнюдь не глуп, – серьезно ответил Жерар.
– Этого я и опасалась.
Она мрачно наблюдала за приближением Эркюля Пуаро.
Добравшись до них, он испустил громкое «уф!» и вытер лоб, потом печально посмотрел на свои лакированные туфли.
– Увы! Эта каменистая почва! Мои бедные туфли!
– Можете позаимствовать у леди Уэстхолм ее набор для чистки обуви, – не слишком любезно посоветовала Сара. – А заодно и пылевую тряпку. Она путешествует с полным комплектом для образцовой горничной.
– Этим не удалишь царапины. – Пуаро грустно покачал головой.
– Вероятно. Но почему вы вообще носите лакированные туфли в такой местности?
Пуаро слегка склонил голову набок.
– Мне нравится выглядеть soigne,[47] – сказал он.
– На вашем месте я бы не пыталась делать это в пустыне!
– Женщины в пустыне тоже смотрятся не лучшим образом, – заметил доктор Жерар. – Правда, к мисс Кинг это не относится – она всегда выглядит аккуратной и ухоженной. Но леди Уэстхолм в ее неуклюжих, плотных жакетах и юбках, этих кошмарных кавалерийских бриджах и башмаках… quelle horreur de femme![48] А бедная мисс Прайс – ее одежда сморщена, как увядшие капустные листья, а бусы и цепочки все время звякают! Даже молодую миссис Бойнтон, хотя она и красивая, не назовешь chic.[49] Она одевается абсолютно неинтересно.
– Полагаю, – сердито заметила Сара, – мсье Пуаро поднимался сюда не для того, чтобы разговаривать об одежде!
– Верно, – согласился Пуаро. – Я хотел узнать мнение доктора Жерара, которое для меня чрезвычайно ценно, и ваше, мадемуазель, ибо вы молоды и ориентируетесь в современной психологии, относительно миссис Бойнтон.
– Неужели вы еще не выучили все это наизусть? – спросила Сара.
– Нет. У меня есть чувство и даже более того – уверенность, – что психика миссис Бойнтон очень важна в этом деле. Личности такого типа, несомненно, знакомы доктору Жерару.
– С моей точки зрения, она была весьма любопытным экземпляром, – откликнулся доктор.
– Тогда расскажите о ней.
Доктор Жерар охотно поведал о своем интересе к семейству Бойнтон, о разговоре с Джефферсоном Коупом и о неверной оценке американцем ситуации.
– Похоже, он сентиментален, – сказал Пуаро.
– В высшей степени! Его идеи основаны на глубоко укоренившемся инстинкте благополучия. Видеть в людях только самое лучшее и воспринимать мир как приятное местечко, – несомненно, самый легкий способ существования. В результате Джефферсон Коуп не имеет ни малейшего понятия о том, что люди представляют собой в действительности.
– Иногда это может быть опасным, – заметил Пуаро.
– Он рассматривал то, что я именую «ситуация Бойнтонов», как следствие чрезмерной привязанности. О потаенной ненависти, горестях, рабстве и чувстве протеста у него лишь самые туманные представления.
– Это просто глупо, – вставил Пуаро.
– Тем не менее, – продолжал доктор Жерар, – даже самые сентиментальные оптимисты не могут быть абсолютно слепы. Думаю, во время поездки в Петру у мистера Джефферсона Коупа открылись глаза.
И он передал свой разговор с американцем утром в день смерти миссис Бойнтон.
– История со служанкой довольно интересна, – задумчиво промолвил Пуаро. – Она проливает свет на методы старой леди.
– То утро вообще было необычным. Вы не были в Петре, мсье Пуаро. Если окажетесь там, обязательно поднимитесь к жертвеннику. Там… как бы это сказать… особая атмосфера! – Он в деталях описал сцену, добавив: – Мадемуазель сидела там, словно юный судья, рассуждая о принесении в жертву одного ради спасения многих. Помните, мисс Кинг?
Сара поежилась:
– Не надо! Не вспоминайте тот день!
– Нет-нет, – сказал Пуаро. – Поговорим о более давних событиях. Меня заинтересовало ваше описание психики миссис Бойнтон, доктор Жерар. Но я не понимаю одного – почему, воспитав в детях полное подчинение, она устроила путешествие за границу, где существовала опасность внешних контактов и ослабления ее власти?
Доктор Жерар склонился вперед.
– Но, vieux,[50] в ТОМ-ТО все и дело! Старые леди одинаковы во всем мире. Им становится скучно! Если они любят раскладывать один и тот же пасьянс, то он им надоедает, и они осваивают новый. То же самое происходит со старой леди, чье развлечение (хотя это может показаться невероятным) – подавлять и мучить человеческие существа! Миссис Бойнтон – если говорить о ней как об une dompteuse[51] – приручила своих тигров. Возможно, ее возбуждало, когда они проходили через подростковую стадию. Устройство брака Леннокса с Надин тоже было увлекательным приключением. Но затем все потускнело. Леннокс настолько погрузился в меланхолию, что стало почти невозможно огорчить или ранить его. Реймонд и Кэрол не проявляли стремления к протесту. La pauvre[52] Джиневра, с материнской точки зрения, вообще наименее интересный объект для развлечений, ибо она нашла путь к спасению – бегство от реальности в мир фантазии. Чем больше мать донимала ее, тем сильнее она испытывала тайное возбуждение, чувствуя себя преследуемой героиней! Подобно Александру Македонскому, миссис Бойнтон искала новые пространства для завоеваний. Поэтому она задумала путешествие за границу. Там прирученные животные могли взбунтоваться, и это предоставило бы возможность причинить им новую боль! Звучит абсурдно, тем не менее это так!
