Так о чем она только сейчас думала' Перед поэзией… Да, о духовном. Конечно, о духовном думать гораздо приятнее, нежели о материальном, о простом, житейском. А она всегда считала себя высокодуховной личностью.
Неожиданно в голове у Джоанны прозвучали слова:
Всегда как рыба холодна…
Почему все‑таки голос Бланш врывается в ее мысли? В высшей степени вульгарное и непрошеное замечание! Как сама Бланш. Такие строки больше всего нравятся людям, которые, как и сама Бланш, любят актерствовать и, как говорится, рвать страсть в клочки. Нет, в самом деле, глупо винить Бланш за неотесанность — такова ее натура. Хотя прежде, когда она была школьницей, это свойство ее характера было не так заметно, потому что она все‑таки была хорошенькой и воспитанной девочкой. Но грубость всегда пряталась у нее под хорошими манерами.
"Как рыба холодна"! Ничего подобного!
Для Бланш было бы гораздо лучше, если бы она сама со своим суматошным характером была немножечко ближе к холоднокровной рыбе! Именно горячий темперамент Бланш и виноват в том, что она прожила такую жалкую жизнь.
Да, вот именно, исключительно жалкую!
Как это она выразилась? "Человек всегда волен подумать о своих собственных грехах".
Бедняжка Бланш! Она все‑таки признала, что это занятие не отнимет много времени у Джоанны. Значит, она прекрасно понимала разницу между собою и Джоанной. Наверное, она подумала, что Джоанне быстро надоест выслушивать ее комплименты и благословения. Секрет, скорее всего, заключается в том, что все благословения всегда произносятся с задней мыслью о вознаграждении! А что она такое сказала потом? Кажется, что‑то очень занятное…
Ах, да! Она поинтересовалась, что произойдет, если человек не будет ничем заниматься и лишь только день за днем станет думать о себе, то что он откроет в себе?
Мысль интересная в некотором отношении.
Да, действительно, очень интересная мысль.
Но только Бланш сказала, что она сама даже не хочет и пытаться. Впрочем, она выразилась иначе. "Боюсь", — сказала она.
"Интересно, — подумала Джоанна, — а может ли в самом деле человек открыть в себе что‑то новое?"
Она никогда не относила себя к женщинам эгоцентричного типа.
"Любопытно, а как я выгляжу в глазах других людей? Я имею ввиду не в общем, а в частностях".
Она попыталась вспомнить случаи, когда о ней что‑либо говорили разные люди.
Например, Барбара сказала однажды:
— Ох, мамочка у тебя слуги всегда само совершенство! Ты умеешь их вышколить.
Своеобразная дань уважения, которая явно демонстрирует, что дети признают ее незаурядные способности в деле управления домом. И это действительно так: она умеет очень хорошо и экономно вести домашнее хозяйство. И слуги любят ее, во всяком случае, они делают то, что она им приказывает. Правда, они не очень любят, когда у нее болит голова или плохое настроение, но в таких случаях она тут же пресекает их попытки диктовать свои условия. Однажды ее кухарка (кстати, очень хорошая повариха!) в ответ на замечание Джоанны сказала, что больше не будет ничего готовить без одобрения самой хозяйки. Как забавно!
— Вы всегда ворчите, мэм, если что‑то не так, и никогда не похвалите, если все в порядке. Не очень‑то приятно получается, мэм…
— Я полагаю, ты и сама прекрасно понимаешь, что, если тебе ничего не говорят, значит, все в порядке, — холодно отрезала Джоанна.
— Может быть, и так, мэм, но все равно неприятно, — уныло возразила кухарка. — В конце концов, я тоже человек, Я с таким трудом приготовила испанское рагу, которое вы заказывали, потому что это очень сложное блюдо, а вы меня даже не похвалили. А я ведь не такой искусный кулинар, чтобы самой выдумывать новые блюда.
— Рагу получилось на славу. Успокойся. Я ничего не сказала тебе, потому что блюдо было очень вкусное.
— Да, мэм, я так и поняла, потому что вы съели все, до последней крошки. А мне ничего даже не сказали. Даже не похвалили!
— Подумай сама, что за чушь ты несешь! — повысила голос Джоанна. Разговор с занудливой кухаркой начинал ее раздражать. — В конце концов, я наняла тебя именно для того, чтобы ты готовила мне вкусные блюда! Причем наняла за очень хорошее жалование…
— Да, мэм, жалование очень хорошее. Грех жаловаться на ваше жалование…
— …поэтому ты и сама должна понимать, что ты очень хороший повар. Если же мне что‑нибудь не нравится, я обязательно тебе указываю. Разве не так?
— Действительно, это так, мэм.
— Получается, что тебя не устраивает такое положение дел?
— Нет, мэм, это не так. Но я думаю, что нам лучше прекратить этот разговор, а что касается меня, то я доработаю до конца месяца и уйду от вас…
Да, со слугами всегда бывали неприятности, подумала Джоанна. Они порой становятся такие чувствительные, такие ранимые! Черт бы их побрал! Впрочем, кого‑кого, а уж Родни они просто обожали. Но не потому, что он с особенной душевностью относился к ним. Просто они все женщины, а он мужчина. Да, для Родни они готовы расшибиться в лепешку! И он тоже частенько влезал в их дела, которыми интересоваться хозяевам приличного дома просто не принято. Сколько раз она делала ему замечание: "Родни, ты портишь слуг таким отношением!"
Однажды дошло даже до смешного. Родни ни с того ни с сего вдруг заявил ей:
— Ты напрасно придираешься к Эдне. Она сегодня не в настроении, потому что ее парень ушел к другой девушке, и это выбило Эдну из колеи. Потому она и забыла посолить салат. У нее сегодня все просто валится из рук, и она все забывает.
— А ты‑то откуда это знаешь, Родни? — подозрительно спросила она.
— Она все рассказала мне сегодня утром.
— Интересно! — в изумлении протянула Джоанна. — С чего это она решила поделиться с тобой своими сердечными делами?
— Я сам спросил ее, что у нее стряслось. Я заметил, что у девушки красные глаза, как будто она плакала всю ночь.
Да, подумала Джоанна, Родни всегда был очень добрым и отзывчивым человеком. Однажды она сказала ему:
— Ты так долго проработал адвокатом, Родни. Тебе, наверное, порядком надоела вся эта человеческая суета и неразбериха?
— Да, любой другой на моем месте считал бы именно так, — задумчиво ответил Родни. — Но лично я отношусь к человеческой, как ты говоришь, "суете" по‑иному. Я полагаю, деревенские адвокаты видят гораздо больше неприглядных сторон в человеческих отношениях, чем кто‑либо другой, не считая, разумеется, докторов. Но все эти неприглядные картины лишь сильнее возбуждают во мне жалость к человеческому существу, ранимому, легко поддающемуся страху, алчности или злобе, которое, тем не менее, неожиданно бывает иногда жертвенным и храбрым. И это, поверь мне, есть высшая награда для адвоката — вдруг увидеть в человеке лучшие стороны его природы. И тогда он кажется тебе очень симпатичным.
На языке у Джоанны вертелись каверзные слова: "Награда? Что ты имеешь в виду?" Но она почему‑то удержалась и ничего не сказала. Лучше ничего не говорить, подумала она. Да, лучше ничего не говорить.
Но иногда она расстраивалась, видя, во что выливается присущая Родни любовь к людям.
Например, та история с закладной Ходдесдона.
Она услышала про закладную вовсе не от Родни, а от жены племянника мистера Ходдесдона, глупой болтливой женщины. В тот день Джоанна вернулась домой крайне расстроенная.
— Это правда, что ты отдал в ссуду деньги из своего личного капитала? — спросила она у Родни.
Муж с досадой посмотрел на нее.
— Кто тебе сказал?
Она рассказала ему, от кого услышала эту новость.
— Неужели этот дрянной старикашка не мог взять ссуду обычным порядком? — с негодованием спросила она.
— Понимаешь, Джоанна, осторожность не всегда предпочтительна с деловой точки зрения. В наши дни очень трудно получить ссуду под закладную на землевладение.
— Тогда зачем ты дал деньги под эту закладную, ответь мне ради Бога! — воскликнула Джоанна.
— Думаю, я поступил правильно, — с жаром ответил Родни. — Ходдесдон, конечно, очень хороший фермер. Но ему помешал недостаток средств да один за другим, два неурожайных года.
— И все‑таки факт, что сейчас у него очень плохи дела и ему срочно нужны деньги. Я в самом деле считаю, что ты заключил весьма невыгодную сделку, Родни.
И тут совершенно неожиданно Родни потерял терпение.
Да понимает ли она абсолютно очевидную вещь, резко спросил, почти выкрикнул он, что сейчас почти все фермеры в стране находятся в бедственном положении? Да понимает ли она, какие препятствия ставит, какие трудности приносит фермерскому бизнесу близорукая аграрная политика правительства? Родни стоял перед женой, изливая на нее поток подробнейших сведений о сельскохозяйственной позиции Англии, переходя от общей картины к горячему, сочувственному описанию бед и невзгод, постигших старину Ходдесдона.
