Элизабет Шир признали несоответствующей, так как она исполняла обязанности судебного стенографиста.
Ребекка Хемас, Милли Пэнгмен, Эмили Берри и Пру Пламмер были быстро избраны присяжными номер семь, восемь, девять и десять, после чего заняли места позади семерых мужчин на «скамье присяжных».
Было нелегко объяснить Кэлвину Уотерсу, что от него требуется. Заговорщикам удалось добиться упоминания и занесения в протокол, что городской мастер на все руки в детстве ударился головой, пользовался репутацией тугодума и умел читать и писать только самые простые слова. Хьюбу Хемасу было явно не по себе, но он не протестовал.
Кэлвин Уотерс был назначен присяжным номер одиннадцать и покорно занял пятое место во втором ряду членов жюри. Его безучастное лицо на миг приняло ошеломленное выражение.
— Продолжайте, мистер секретарь.
— Сара Избел.
Она оставалась единственной женщиной на местах для зрителей, перед ней возвышались фигуры Джонни, Ашера Пига и доктора Кушмена.
Услышав свое имя, Сара побледнела как смерть. Мертон Избел с трудом сдерживался. Его грубое лицо стало свирепым. Женщина вскочила со стула и быстро сказала:
— Я не могу участвовать ни в каком жюри. Мне нужно заботиться о дочери… — С этими словами она выбежала из комнаты. Когда дверь за ней захлопнулась, Мертон Избел сразу расслабился.
— Кандидат не может произвольно отказываться от членства в жюри, — заявил судья Шинн. — Пристав, верните Сару Избел в зал суда.
— Ваша честь. — Старый фермер поднялся. — Я не буду участвовать в жюри вместе с ней. Если вы вернете сюда эту дщерь Содома, я уйду.
В комнате стало очень тихо. Судья Шинн потер подбородок, словно столкнулся со сложной проблемой.
— Хорошо, мистер Избел, — сказал он наконец. — Я подчиняюсь необходимости. Нет смысла приобретать одного присяжного за счет другого. Учитывая вашу угрозу, Сара Избел исключается из числа кандидатов.
И все это, с восхищением подумал Джонни, занесено в блокнот Элизабет Шир. Подчинение необходимости! Угроза! Несомненно, это будет самый удивительный протокол во всей истории американского судопроизводства.
— Продолжайте, мистер секретарь, — велел судья.
— Не могу, ваша честь, — отозвался Берни Хэкетт. — Это все, кто у нас есть. За исключением мистера Джона Джейкоба Шинна, ставшего владельцем недвижимости только сегодня утром…
— Ах да, — произнес судья таким тоном, словно забыл об этом. — Я говорил, что сделаю специальное указание на этот счет, не так ли? Потому что, леди и джентльмены, если мы не сможем заручиться услугами мистера Шинна, то не получим требуемое законом жюри из двенадцати присяжных и, следовательно, не сможем судить обвиняемого в Шинн-Корнерс.
Присяжные с отвращением уставились на Джонни, перешептываясь друг с другом. Жестокая дилемма — либо участие постороннего в столь важном деревенском деле, либо никакого суда.
Судья Шинн молча ждал.
Наконец головы присяжных повернулись к Хьюберту Хемасу, который что-то с раздражением пробормотал, после чего остальные удрученно кивнули.
— Итак, — быстро заговорил судья, — хотя мистер Джон Шинн среди нас настолько недавно, что еще не фигурирует в списке избирателей, из которого должны отбираться присяжные, я санкционирую его участие в жюри, если он соответствует прочим требованиям.
Это, думал Джонни, поднимаясь на место присяжного, исподтишка подталкиваемый карандашом Аша Пига, самое нелепое постановление, когда-либо звучавшее с судейского кресла. О каких «прочих требованиях» может идти речь?
Да, он знаком с фактами дела. Нет, у него не сформировалось мнение насчет виновности или невиновности подсудимого… При этом, в отличие от благожелательно-терпеливой реакции на аналогичное заявление мистера Шира, жители Шинн-Корнерс сердито нахмурились. Энди Уэбстер весело отмахнулся, и Джонни занял последний свободный стул во втором ряду, сразу обнаружив, что сильные запахи, исходящие от Весельчака Уотерса, угрожают создать главную проблему в деле — во всяком случае, для присяжного номер двенадцать.
Судья Шинн объявил перерыв в заседании с целью позволить суду, присяжным, обвинению, защите, стенографисту и приставу посетить похороны жертвы, предполагаемого убийцу которой они собирались судить.
— Суд соберется снова в час дня, — закончил судья.
* * *
Даже похороны казались Джонни происходящими во сне или в пьесе. Это мог быть «Наш город»,[30] если бы не дождь. Земля на кладбище была неровной, могильные холмики натыкались друг на друга, белые края надгробий торчали во все стороны, казавшись еще более старыми, чем почва, которая их поддерживала. Джонни чувствовал странное нежелание проходить между ними.
Катафалк комфортского владельца похоронного бюро отъехал от дома Фанни Эдамс, и вся Шинн-Корнерс — мужчины, женщины и дети — последовала за ним по Шинн-роуд в сторону перекрестка. Женщины обмахивались руками, а мужчины вытирали лбы во влажной утренней дымке. Процессия свернула на Фор-Корнерс-роуд, миновала лошадиную поилку, пасторский дом и приблизилась к покосившимся железным воротам кладбища. Сай Муди и его помощник сняли с катафалка выглядевший дорогим гроб, Феррис Эдамс, судья Шинн, Хьюберт Хемас, Орвилл Пэнгмен, Мертон Избел и Питер Берри взялись за ручки и двинулись мимо древних надгробий к свежей могиле, выкопанной Кэлвином Уотерсом рано утром.
Джонни едва слышал монотонный голос Сэмюэла Шира, читавшего заупокойную службу. Вместо этого он смотрел на могилы, на кукурузное поле Избела, на находящиеся за ним амбар и пристройку с навесом, принадлежавшие убитой. Как часто Фанни Эдамс стояла здесь, слушая Сэмюэла Шира, бормотавшего прощальные слова на похоронах других? Как часто она изображала эту сцену — поле, кладбище, возможно, тех же участников похорон? Он вспоминал живость ее взгляда, тепло старческих рук, глубокий голос с характерными резкими интонациями янки и чувствовал себя опечаленным и подавленным.
Окидывая взглядом надгробия, Джонни видел появляющуюся тут и там, словно бесплодное семя, фамилию Шинн. Кровь этих людей текла в его жилах, но они были для него более посторонними, чем китайцы и корейцы. Он видел даты, почти стершиеся от старости, забытые имена, казавшиеся принадлежащими инопланетянам. «Тэнкфул Эдамс. Она была утренним цветком, срезанным и увядшим в положенный час». «Зильфа, вдова преподобного Натаниэла Юрая». «Джебьюон Уотерс». «Здесь покоится Лит Элханон Шинн, умерший от ожогов, но Бог исцелит его».
«И тебя, Фанни Эдамс, — подумал Джонни. — Тебя и меня».
— Леди и джентльмены присяжные, — начал Феррис Эдамс, встав перед двенадцатью складными стульями, — я не собираюсь произносить длинную речь. Подсудимый Джозеф Ковальчик, который проходил через вашу очаровательную деревню в прошлую субботу 5 июля, пробыл здесь менее часа, но оставил за собой трагедию, которую никто из вас никогда не забудет, — мертвое изувеченное тело тетушки Фанни Эдамс, доброй соседки, благодетельницы Шинн-Корнерс, принадлежащей к одной из ваших старейших семей и всемирно известной художницы.
Вам предстоит ответить на вопрос: действительно ли Джозеф Ковальчик, совершая кражу, взял кочергу, принадлежавшую покойной, и нанес ей жестокие удары по голове, приведшие к смерти? Обвинение считает, что Джозеф Ковальчик убил Фанни Эдамс и что его вина может быть доказана…
Покуда Эдамс описывал в общих чертах природу доказательств, Джонни наблюдал за лицами присяжных. Они слушали с мрачной сосредоточенностью, кивая через каждые три слова. Даже на физиономии Кэлвина Уотерса появилось некое подобие осмысленности.
Джозеф Ковальчик, к счастью для него, был так поглощен усилиями следить за едва понятной для него английской речью обвинителя, что казался всего лишь зрителем. Его мохнатые брови сдвинулись, распухшие губы кривились над плохими зубами. Когда Эдамс сел, а Энди Уэбстер поднялся, на лице Ковальчика мелькнуло довольное выражение.
— Закон гласит, — заговорил старый экс-судья, — что подсудимый не должен доказывать на суде свою невиновность, — напротив, обвинение должно доказать его вину. Иными словами, человек считается невиновным, покуда его вина не будет доказана без тени сомнения. Бремя этих доказательств возложено на обвинение. И доказательства не являются вопросом веры, как, например, веры в Господа Всемогущего или мнения о политиках. Доказательства должны быть основаны на фактах… Мы не пытаемся представить себя ангелами, леди и джентльмены, — ангелы редко ходят по земле. Обвиняемый, оказавшись на чужбине, с трудом говоря на нашем языке, тем не менее пытался жить честно, работая в поте лица. То, что он в этом не преуспел, что он беден — беднее любого из вас, — свидетельствует против него не более, чем иностранное происхождение и другие внешние отличия от вас… Джозеф Ковальчик не отрицает, что украл деньги у тетушки Фанни Эдамс. Бедность побудила его поддаться искушению, и он знает, что совершил грех. Но если даже вы не в состоянии простить ему кражу, тот факт, что он украл деньги у Фанни Эдамс, не является доказательством, что он убил ее. В этом вся суть дела, жители Шинн-Корнерс. Если обвинение не сможет представить доказательства, что Джозеф Ковальчик совершил убийство, вы будете должны признать его невиновным.
