Инспектор Толбот вытаращил глаза. Рука Банколена, поднявшаяся, чтобы поднять ворот пальто, замерла на полпути.
– Что вы хотите сказать, Джефф? – рявкнул он.
– Ну, разве не вы сегодня послали за ней человека, чтобы он проводил ее в Скотленд-Ярд? Горничная мне сказала…
– О боже, – бесцветным тоном молвил Толбот. Под ярким светом в вестибюле мрачное лицо инспектора побелело, и меня объял жуткий страх. Он вдруг топнул ногой, словно его обманули. – Никто никого за ней не посылал! В любом случае ее доставили бы не в Скотленд-Ярд, а на Вайн-стрит. Быстро! Когда это было?
– Не знаю. Я просто говорил с ее горничной по телефону, она сказала – в начале дня…
Толбот протянул руку к Банколену.
– Он поймал ее, – заключил инспектор. – Джек Кетч. А я утром велел своему человеку наблюдать за домом! Что с ним стряслось? Что?
Прежде чем Банколен успел ответить, в коридоре, ведущем к вестибюлю, появился Виктор с сообщением:
– Инспектора Толбота к телефону.
Самодовольная физиономия Виктора расплывалась перед моими глазами. Зловещие вероятности, порожденные этой фразой, сливались в один чудовищный образ перекладины с петлей. Толбот мгновение тупо смотрел перед собой, потом чуть не бегом бросился к телефону, а мы с Банколеном неподвижно стояли в холодном, ярко освещенном вестибюле. Через несколько минут Толбот вернулся. Он шагал медленно, медленно поднял глаза.
– Колетт Лаверн висит на виселице на Гиблой улице! – Потом голос его захлебнулся от ярости: – Такси… скорей! Быстро! Едем на Маунт-стрит!
Толбот снова заговорил, когда мы уже мчались в такси по Сент-Джеймс-стрит.
– Сообщение поступило на Вайн-стрит минут пять назад, – доложил он. – Мигом было приказано проследить звонок, оказалось, звонили из автомата в Берлингтонском пассаже. Сразу отправили туда двоих, только я сомневаюсь, что они там кого-то застанут. Думаю, нет вопросов?…
Банколен покачал головой:
– Это Джек Кетч, инспектор. Почему ж она, столь осторожная и подозрительная, с ним пошла? Ну ладно! Сейчас бесполезно теоретизировать…
Меня распирала история, услышанная от Пилгрима, но, потрясенный новостью и стремительной гонкой, я хранил молчание, пока не выяснится, что все это означает. Еще один персонаж вышел в туман, пропал на Гиблой улице.
– Я одно хочу знать, – сказал Толбот, – что стряслось с Бронсоном? Одним из моих самых давних и лучших агентов. а послал его утром за домом следить, приказал задерживать каждого, кто захочет войти, и выяснять зачем. Собирался ее охранять…
Больше он не добавил ни слова, пока такси не остановилось перед домом на Маунт-стрит. Фонарь рядом с дверью слабо освещал в тумане строгое, несокрушимо величественное здание с отполированными дверными ручками, широкой площадкой, полосками света за закрытыми ставнями. Дом казался степенным, казался…
– Надо поискать Бронсона, – сердито буркнул Толбот. Мы начали оглядываться с одной и той же мыслью. Банколен шагнул на площадку, заглянул под лестницу. На первом этаже свет нигде не горел. Мы слышали шаги детектива по каменным ступеням, страх душил меня, как сырой туман.
– Идите-ка сюда, – издалека позвал Банколен. – Я только что споткнулся о чью-то ногу.
Мы на ощупь спускались в холодную сырость, и я тоже споткнулся о чью-то ногу, о застывшую ногу, зацепившую меня ботинком. В туманной темноте возник крошечный огонек зажигалки Банколена. Он опустил ее к каменным плитам у подножия лестницы, смутно высветил фигуру. Мужчина лежал на спине, уткнувшись затылком в стену, подбородок косо упирался в грудь, словно ему жестоко свернули шею. Это был молодой человек с влажными от сырости рыжими волосами, в отсыревшей одежде. Одна нога согнута в колене, словно он пытался встать, руки завернуты за спину. Все это открывалось передо мной деталь за деталью в свете зажигалки Банколена. На его легком светло-коричневом пальто отчетливо вырисовывалась черная рваная дыра над сердцем. Шляпа исчезла. А когда Банколен попробовал повернуть застывшую голову, я увидел на лице мертвеца выражение глубочайшего изумления.
– Застрелен, – пробормотал детектив. – Несколько часов назад.
По Маунт-стрит с ревом промчалась машина. Убитый стоял один на маленькой мокрой площадке, убийца просто приставил к его груди пистолет и спустил курок, поэтому он сразу упал, сохранив на лице изумленное выражение. Я снова взглянул на светло-рыжие волосы юноши и содрогнулся.
– Должно быть, это Бронсон? – уточнил Банколен.
Толбот не сводил глаз с упавшего тела, стоя перед ним на коленях. Инспектор медленно поднялся, кивнул, заморгал, выдавил одно слово:
– Бедняга! – отвернулся и медленно пошел назад к улице. Почти сразу же мы услышали яростный звонок в дверь.
Дверь открыла ладненькая, очень хорошенькая маленькая брюнетка в шапочке и фартуке горничной. Глаза темно-синие с длинными ресницами, губки приоткрыты в вопросительной улыбке. Инспектор не стал терять время.
– Я инспектор Толбот с Вайн-стрит, – объявил он. – У вас на площадке убит человек. Пойдите взгляните, знаком ли он вам.
Она секунду таращила на него глаза.
– Идите! – рявкнул Толбот.
Девушка вскрикнула при виде тела, бросилась было вверх по лестнице, но Толбот крепко схватил ее за руку.
– Пустите! – всхлипывала она в темноте. – Я не могу… я…
– Вы его знаете? Встречали когда-нибудь?
– Нет!
Мы вошли в дом и, перешагнув порог, очутились во Франции. Это был дом француженки, до последней мелочи в вестибюле. Хрустальные канделябры излучали бледный свет, зеркала, белые стены, непривычный смешанный запах восковой мастики, кофе, плотных драпировок. Горничная, повернувшись к нам спиной, содрогалась от слез, закрыв глаза руками.
– Где телефон? – спросил Толбот.
– В… в конце холла, сэр. Я покажу…
– Сам найду. Проводите куда-нибудь этих джентльменов. Мы хотим с вами поговорить.
Она повела нас в гостиную, довольно скупо освещенную, с неизменными сомнительными масляными картинами на стенах, с потускневшей мебелью красного дерева в стиле ампир. Да, девушка очень хорошенькая: черные короткие волосы, глаза одновременно невинные и манящие, аккуратная, стройненькая фигурка. Толбот обращался с ней безобразно.
– Послушайте, – предложил я ей, – сядьте.
Но она лишь таращила глаза и улыбалась с легким испугом, будто я предложил нечто совсем иное.
– О нет, сэр!… Позвольте ваши шляпы.
– Не будем тратить время на формальности, – сказал Банколен. – Как вас зовут?
– Селден, сэр.
– Селден, расскажите нам все, что происходило сегодня.
– Я… не поняла, сэр. О чем?
– Обо всем, что делала мисс Лаверн.
Горничная уже совсем успокоилась, улыбаясь слабой бесцветной улыбкой. Глаза смотрели мимо нас на каминную полку, но в них было дурное предчувствие. Оно все усиливалось, и девушка с внезапной тревогой взглянула на нас:
– Да, сэр, конечно. Я… у меня вчера вечером был выходной, и я утром немножечко опоздала вернуться. Кажется, мисс Лаверн была чем-то расстроена…
– Во сколько вы пришли?
– В девять с небольшим. Она сообщила, что провела ночь в соседнем доме, у мисс Грей. Рано утром вернулась к себе, оделась гораздо раньше обычного. Я подала ей завтрак. Она была… встревожена. – Брови Селден чуть дрогнули, на губах появилась презрительная улыбка.
– Знаете, что ее беспокоило?
– О нет, сэр!… Около половины одиннадцатого заходил доктор Пилгрим, какое-то время беседовал с ней наверху…
Из-за портьер выскользнул Толбот, и Селден замолчала. Гибель Бронсона сильно подействовала на маленького инспектора, и он этого не скрывал.
– Дальше, – приказал он. Вокруг скорбно опущенных губ залегли глубокие складки; Толбот остановился в дверях, словно готовясь умчаться в любую минуту.
– Она спросила все утренние газеты, сэр, уселась наверху читать. Немножечко… на меня накричала, и у нее началась страшная головная боль. Мне было слышно, как она расхаживает и плачет. Кухарка приготовила ленч, но она попросту не могла есть… Я… надеюсь, ничего плохого не случилось, сэр? – не выдержав напряжения, крикнула Селден. Потом взяла себя в руки и продолжала: – Ох да, чуть не забыла. В начале дня был телефонный звонок…
– Кто звонил?
Глаза девушки забегали, она смутилась, вспыхнула…
– Понимаете, сэр, – несмотря ни на что, рассказывала горничная, чуть-чуть выпятив пухлую нижнюю губку, – понимаете, сэр, он не назвался. Но я его узнала. Это был господин Низам аль-Мульк.
В комнате воцарилась полная, гулкая тишина.
Толбот медленно вынул руки из карманов, взгляд его стал безумным, безрассудным, безнадежным. Банколен, стоявший у стола, лениво забарабанил пальцами по крышке и покосился на девушку.
– Вы уверены? – переспросил он, не проявив удивления.
– Да, сэр. Я… знаю его голос. Совершенно уверена!
