Он кладет трубку и прячет револьвер.
— Только этого не хватало! — едва слышно бормочет Г. — Будут все время приставать! Спорим?
Жандармы всегда внушали ему страх! Ищут, роются, вынюхивают, ох уж эти жандармы! Вопрос за вопросом, на словах — в интересах расследования, а на деле — ради удовлетворения неистощимого любопытства они терпеливо выслушивают всевозможные сплетни и болтовню, конструируя с помощью мелких деталей что-то вроде примитивных гнезд, где высиживают и производят на свет разные версии, которые, в свою очередь, надо подпитывать самыми свежими деталями, и в один прекрасный день глазом не успеешь моргнуть — щелк — наручники!
— Бедный мой малыш, ты думаешь, этот шрам на твоем бедре не заставит их задуматься! Разумеется, такого рода деталь не имеет отношения к истории с ножом, но для них ничего не проходит даром. Этот шрам они отложат в сторону — до времени! С их проклятыми компьютерами никогда не знаешь, может, им удастся доказать, что в тот день, когда был убит Маллори, я приехал в Отей на такси!
Сидя перед Г, Ромул покорно слушает, однако он полон решимости не соглашаться, чтобы его запирали. Пускай уж лучше держат на поводке даже дома. И бесполезно обещать за это мозговую косточку, нет и нет.
Заложив руки за спину и опустив голову, Г ходит взад-вперед. У него ни к чему не лежит душа. Если бы он себя послушал, то пошел бы снова спать. А поедят что придется: спагетти и вареную картошку. Он еще раз перебирает мысленно все, что может его изобличить: в первую очередь собака. Его могут спросить, откуда у Ромула эта рана. Ну и конечно, украденная машина, хотя еще есть время бросить ее в лесу в таком месте, где гуляют только лисы да кабаны. Ах да! Винтовка и прочие принадлежности, именно с этого следует начать… Вырыть яму в глубине сада у навозной кучи. Документы Ланглуа, ладно, они уничтожены! Что еще? Г крутится на месте, как будто остальные улики разложены тут, кружком. Да нет! Пожалуй, напрасно он беспокоится. Просто он не углублялся в проблему, а у стройки-то есть название: она составляет часть лесопильни Морбиана. А кто контролирует среди всего прочего эту самую лесопильню? Компания импорта-экспорта мсье Луи. Расследование начнется потихоньку-полегоньку, это очевидно. Кто он, человек по прозвищу Юго? И откуда взялся? Истинные мотивы ссоры? Если действительно речь идет о девчонке, на том все и кончится! При условии, что они не воспользуются случаем сунуть нос в дела мсье Луи! Только вот загвоздка: мсье Луи — лакомый кусок. Мозговая косточка!
Повертевшись, Ромул идет на всякий случай в свой угол. А Г продолжает мучительно думать. Ибо компания мсье Луи возглавляет немало филиалов, в том числе и Юго-Западный цементный завод, генеральный директор которого был недавно убит. («С этим связана какая-то история с собакой, надо прояснить», — скажет некий высокопоставленный полицейский чин комиссару, расследующему дело.) И Юго останется в стороне. Хотя, может, и нет! Стоит лишь вспомнить, как отреагировала Патрисия, когда зашел разговор о Бернеде, подозреваемом в тайных связях с испанцами. Не исключено, что цементный завод служит прикрытием незаконной торговли оружием или наркотиками, а может, и тем и другим? Но цементный завод — это мсье Луи, лесопильня Морбиана — тоже мсье Луи, да наверняка обнаружится немало других предприятий, связанных с именем мсье Луи, и каждый раз, как новая фирма присоединялась к компании, исчезал какой-нибудь обременительный генеральный директор. Странные совпадения, которые высветятся, вспыхнув все разом, словно огни фейерверка. Г вынужден сесть! А он-то думал, что мсье Луи прибегал к его услугам, отвечая ударом на удар, дабы смыть нанесенную обиду. «Несчастный идиот! — думает Г. — Я был его ударной силой, он постоянно использовал меня, чтобы вывести из игры неугодных ему конкурентов…»
Он идет выпить стакан воды, приласкав по дороге Ромула.
— Ну, а Патрисия? Какое место отводишь ты ей в этой игре? Представь себе их обоих: он царит над своими акционерами, она — над своими девицами, каждый созидает собственную империю! До того момента, когда происходит столкновение — бац! Цементник, обобранный Патрисией и разоренный мсье Луи, взывает к правосудию, и хочешь, я скажу тебе одну вещь… Так вот, помнишь компьютер, туда пихают все подряд: филиалы одного, шантаж другого, и Бернеда, и Юго. Затем хорошенько встряхивают смесь и начинают искать стрелочника, чтобы избежать скандала. Бедняжка! Как ты думаешь, кто с виду ни дать ни взять этот самый стрелочник? Я! И рикошетом — ты. На твою долю всегда выпадают рикошеты. Возможно, я преувеличиваю! Хотя по опыту знаю, что крупные мошенничества раскрываются лишь таким образом: сначала жалкая, грязная историйка, ничтожное происшествие, а там, глядишь, мало-помалу добираются до корней, которых прорва. Этим-то и страшны жандармы. У них особый дар искать грибы. Да, знаю! У грибов нет корней! Что ж, допустим, что они идут на запах, вроде тебя! И сдается мне, что у этого ретивого легавого весьма опасный нюх. Короче, нельзя терять ни минуты!
Но уже слишком поздно. В конце лесной дороги отчетливо видна в бинокль оживленная суета мужчин и машин с антеннами. Пилы умолкли. Полно людей в штатском и в форме. Так и есть! Расследование началось. Г заторопился. Спустил два колеса у автомобиля, снял одну дверцу, небрежно бросив ее у стены.
Он закрашивает задний номерной знак и снимает передний. И сразу автомобиль, и без того уже жестоко пострадавший от времени, превращается в груду обломков. Кому может прийти в голову, что это краденый автомобиль! Относительно винтовки Г переживает. Такое прекрасное оружие! Завернув пушку со всеми принадлежностями в холст и плотно связав, он прячет сверток в самую сухую часть перегноя.
Последний хозяйский взгляд вокруг. Ничто не забыто. Утро на исходе. И вот незадолго до полудня появляется небольшой автомобиль жандармерии.
Аджюдан молод, выглядит элегантно в своей летней форме, тщательно выбрит, прическа — предписанная уставом. Словом, все по закону! Да и сам он — воплощение закона. «А я, — думает Г, — я — само преступление, воплощение преступления. А Ромул — невинность, воплощенная невинность. Но расплачиваться, если дела пойдут плохо, придется именно ему. До чего же омерзительно».
Рукопожатие. Ромул завязывать дружеские отношения не хочет, но ведет себя тихо, потому что рукопожатие воспринимается как знак мира.
— Красивый пес, — говорит полицейский, вынимая блокнот. — Итак, для начала обычные вопросы. Я мог бы заехать по дороге туда. Но предпочел изучить обстоятельства по горячим следам. Банальнейшее дело, однако все они врут из принципа. Будьте любезны, ваше имя, фамилия и так далее.
Спиной он прислоняется к крылу своей машины — спокойный, уверенный, знающий свое дело. Ромул, сидя рядом с хозяином, следит за каждым его движением. Тот записывает время, разговор с Греком, хочет знать впечатление Г.
— Вы знакомы с пострадавшим?
— Видел несколько раз.
— Часто там возникали ссоры?
— Понятия не имею. У нас добрососедские отношения, и все.
— А политические споры? Ведь собрались и арабы, и греки, и турки…
— Не знаю. Мы с моей собакой не часто выходим.
— Вы никогда не видели женщин на подступах к стройке?
— Нет, это я могу твердо сказать.
Блокнот резко захлопывается.
— Спасибо! — говорит аджюдан. — Мы скоро увидимся. У меня есть все основания полагать, что ночью сюда кто-то приезжал на велосипеде. Вы ни разу не слышали шума велосипеда?
— Нет.
— А вам никогда не приходило в голову, что место, подобное этому — по соседству с лесом, дорогой и судоходной рекой, — дает особые преимущества?
— Нет… Для чего?
— О! Не только для кемпингов.
Выпрямившись, жандарм прощается и делает знак шоферу трогаться, оставив Г в глубокой задумчивости.
У Г голова разламывается от мыслей. Мсье Луи наверняка приедет на стройку. И там услышит разговоры о мужчине с собакой, у которого есть телефон. Он наверняка захочет позвонить и наткнется на потерянный след! Как быть? Уехать — значит признаться: есть что скрывать. Остаться? Это равносильно тюрьме. Впрочем, мсье Луи все может решить одним махом. Узнав своего служащего, он поспешит избавиться от него, чтобы избежать огласки и разоблачения. И даже если Г, показывая на него пальцем, станет кричать во весь голос: «Это он!», кто ему поверит? Какие доказательства он сможет представить? Да и прислушаются ли к бредням убийцы?
Подобно осужденному с завязанными глазами, который на ощупь передвигается по камере, Г упирается в стену. Выхода нет. Но самое худшее — ах, эта мысль нестерпима! — самое худшее то, что через несколько дней, когда он окажется под подозрением, если до тех пор, конечно, не будет убит, его разлучат с собакой. Отправят ли его в тюрьму или отвезут на кладбище, в любом случае Ромул останется один и будет повсюду разыскивать его. Даже если ты во всем разуверился и знаешь, что жизнь — это мусор, бывают картины, представлять себе которые невыносимо… Ромул, запертый вместе с бродячими собаками, уткнувшись носом в железную решетку, ищет в панике среди зловонных испражнений дорогой запах своего вожака. Человеческое отчаяние можно преодолеть. Г это знает… Но отчаяние беззащитного зверя… да от этого повеситься можно! И напрасно убеждаешь себя, что, в конце концов, это всего лишь собака — ему уже не раз доводилось слышать такое, — неправда! Это чудовищная ложь! Приходится оттягивать ворот, чтобы перевести дух! В темных глазах Ромула проглядывает что-то бесплотное — то ли отблеск, то ли свет, что-то неуловимое, неземное, но такое живое и нежное! Из-за одного этого стоит попытаться защитить его в гнусном мире убийств! Правда, мой красавец? Иди сюда. Ложись на колени, чтобы быть поближе ко мне. Ты здесь надолго, обещаю тебе. Пусть только попробуют увести тебя, у меня осталась целая обойма! Усевшись на пол и поглаживая ладонью нежные уши, чутко реагирующие на прикосновение, Г отказывается искать решение. Он просто его не видит. А впрочем, есть одно! Быть может, не следует преувеличивать опасность? Не лучше ли уцепиться за мысль, что двое поденщиков подрались из-за девчонки. Раненого сунут в больницу, а того, другого, — в тюрьму, и делу конец. Жизнь продолжается.
