– Какой ужас! – содрогнулась Джейн Хелльер.
– Я пытался выяснить, как передали приказ. Узнав это, я получил единственную зацепку к решению задачи. Пока мне было известно, что кто-то из четверых получил приказ. А затем – никаких промедлений: приказ отдан – приказ выполнен. Этим отличалась «Шварц ханд».
Я занялся исследованием этого вопроса, занялся настолько тщательно, что, вероятно, удивлю вас своей доходящей до абсурда дотошностью. Кто приходил в дом утром? Я не исключал никого. Вот список.
Он вынул из кармана конверт и достал из него бумагу.
– Мясник принес кусок баранины. Проверил и установил: подтверждается.
Посыльный от бакалейщика принес упаковку кукурузной муки, два фунта сахара, фунт масла и фунт кофе. Тоже проверил и установил: все верно.
Почтальон принес два проспекта для фрейлейн Розен, письмо Гертруде, три письма доктору Розену, одно из них с иностранной маркой, и два письма мистеру Темплтону, одно тоже с иностранной маркой.
Сэр Генри сделал паузу и вытащил из конверта ворох документов.
– Не изволите ли полюбопытствовать? Все это было передано мне заинтересованными лицами, а также извлечено из мусорной корзины. Нет надобности говорить, что письма подвергались экспертизе на невидимые чернила и et cetera[26]. Ничего подобного не установлено.
Каталоги были от владельца питомника и от известной лондонской пушной фирмы. Два счета на имя доктора Розена: за семена для сада и от лондонской книгоиздательской фирмы. Письмо на его имя было следующего содержания:
«Мой дорогой Розен!
Только что от Хелмута Спата. На днях виделись с Эдгаром Джексоном. Он и Амос Перри недавно вернулись из Тсинтау[27], но Честность не позволяет мне сказать, что я завидую их поездке. Дайте знать о себе в ближайшее время. Как говорилось ранее, остерегайтесь одного человека. Вы знаете, кого я имею в виду, хотя вы и не согласны.
Ваша Георгина».
Почта мистера Темплтона состояла из счета от портного и письма от друга из Германии, – продолжал рассказ сэр Генри. – Последнее он, к несчастью, порвал во время прогулки. И, наконец, имеется письмо, полученное Гертрудой:
«Дорогая миссис Шварц!
Мы надеимся, что придети на наше собрание вечером в пятницу викарий говорит, что вам все обрадуются. Ресепт ветчины очень харош, благодарствуйте. Надеимся пребывайте в добром здравей повидаимся в пятницу и проч.
Преданно ваша Эмма Грин».
– Я думаю, это письмо ни при чем, – улыбнулся доктор Ллойд.
Улыбнулась и миссис Бантри.
– Я тоже так посчитал, – сказал сэр Генри, – но все же на всякий случай навел справки о миссис Грин и о церковном собрании. Нелишне, знаете ли.
– Так всегда говорит наша дорогая мисс Марпл, – улыбнувшись, сказал доктор Ллойд. – Вы совсем замечтались, мисс Марпл. О чем это вы призадумались?
– Да так. – Мисс Марпл встрепенулась. – Просто удивляюсь, почему слово «честность» в письме к доктору Розену написано с заглавной буквы.
Миссис Бантри взяла письмо.
– Ой, действительно, – подтвердила она.
– Да, милая, – сказала мисс Марпл. – Я думала, вы заметили!
– Это письмо – явное предупреждение, – сказал полковник Бантри. – Это мне сразу бросилось в глаза. Я не так мало замечаю, как вы думаете. Да, явное предупреждение, но о ком?
– Кстати, вам, наверно, небезынтересно будет узнать, что, по словам Темплтона, доктор Розен вскрыл письмо за завтраком и швырнул ему, сказав, что понятия не имеет об этом человеке.
– Но это не мужчина, – возразила Джейн Хелльер. – Здесь стоит: «Георгина».
– Трудно разобраться, – сказал доктор Ллойд. – Может быть, и Георгий, но больше похоже на Георгину. Одно для меня совершенно ясно: почерк мужской.
– И вы знаете, что интересно, – снова заговорил полковник Бантри, – ведь он швырнул конверт на стол и сделал вид, что ничего не знает об этом человеке. Возможно, он хотел увидеть, какую реакцию это вызовет. Но у кого? У девушки? У мужчины?
– Или даже у кухарки? – предположила миссис Бантри. – Она могла находиться в комнате, когда приносила завтрак. Но что мне непонятно… совершенно особое…
Она вновь склонилась над письмом. Мисс Марпл подсела к ней и коснулась пальцем листа бумаги, указывая на что-то. Они зашептались.
– Но зачем секретарю понадобилось рвать письмо? – спросила вдруг Джейн Хелльер. – Вы только представьте себе! Весьма странно. И почему письмо из Германии? Хотя, конечно, если он вне подозрений, как вы говорите…
– Но сэр Генри не говорит этого, – быстро вмешалась мисс Марпл, оторвавшись от разговора с миссис Бантри. – Он сказал: четверо под подозрением. Таким образом, он не исключает и мистера Темплтона. Я правильно говорю, ведь так, сэр Генри?
– Да, мисс Марпл. Я убедился на своем горьком опыте. Никогда не следует утверждать, что кто-то вне подозрений. Я только изложил вам свои доводы, почему трое из этих людей, как бы невероятно это ни казалось, могли оказаться виновными. Вместе с тем аналогичная процедура не была проведена в отношении четвертого – Чарлза Темплтона. Но в конечном счете я пришел к этому, я был вынужден признать следующее: везде – и в армии, и во флоте, и в полиции, – как бы нам этого ни хотелось, имеется определенное количество отщепенцев. И я беспристрастно изучил факты против Темплтона.
Я задал себе вопрос, похожий на только что заданный мисс Хелльер. Почему он, единственный из всех домочадцев, не предъявил полученное письмо, к тому же с немецкой маркой? С какой стати у него письма из Германии?
В последнем вопросе не было ничего особенного, я взял и задал его. Ответ оказался очень простым. Сестра матери была замужем за немцем. Письмо было от кузины-немки. Так что мне стало известно то, чего я до этого не знал: что у Чарлза Темплтона были родственники в Германии. И это определенно ставило его в список подозреваемых, даже в первую очередь подозреваемых. Он мой человек и всегда был мне симпатичен, я доверял ему, но из элементарной справедливости и порядочности я должен был признать, что он возглавляет список.
Но вот тут уж не знаю! Я не знаю… И, по всей вероятности, никогда не узнаю. Вопрос не в том, чтобы наказать убийцу. Вопрос, как мне кажется, во сто крат важнее. Испортить, может быть, всю карьеру честному человеку из-за… подозрения… подозрения, которое я не склонен недооценивать.
Мисс Марпл кашлянула и негромко сказала:
– Сэр Генри, тогда, если я вас верно понимаю, именно молодой мистер Темплтон единственный, кто не дает вам покоя?
– Да, в известном смысле. В теории ко всем четверым следует подходить одинаково, но на практике это не тот случай. Вот, например, Доббс: подозрение может пасть и на него, но, на мой взгляд, это практически не окажет влияния на его карьеру. Никому в деревне никогда и в голову не придет, что смерть старого доктора Розена была не просто несчастным случаем. Гертруда немногим более уязвима. Подозрение должно, например, изменить отношение к ней фрейлейн Розен. Но, вероятно, это не имеет для нее особого значения.
Что до Греты Розен, то здесь мы подходим к наиболее сложному моменту этого дела. Грета – девушка весьма симпатичная. И Чарлз Темплтон – молодой человек приятной наружности. Пять месяцев они были предоставлены друг другу при полной изоляции от внешнего мира. Случилось неизбежное. Они влюбились друг в друга, хотя и не успели еще объясниться.
А затем случилось несчастье, и вот теперь, спустя три месяца с небольшим после того, как я возвратился, Грета Розен пришла повидаться со мной. Она продала коттедж и возвращалась в Германию, уладив наконец все дела дяди. Она пришла именно ко мне, хотя знала, что я вышел в отставку. Хотела меня увидеть по личному вопросу. Не сразу, но к концу беседы она рассказала все. Спросила, что я думаю о том письме с немецкой маркой, – она беспокоилась о нем, ее смущало, что Чарлз порвал его. Все ли в порядке? Несомненно, все должно быть в порядке. Конечно, она верит ему, но… О, если бы она только знала! Если бы знала – наверняка…
Вы понимаете? Возникает желание доверять, но вместе с тем ужасное потаенное подозрение цепко охватывает ваше подсознание и настойчиво напоминает о себе. Я спросил Грету, не была ли она неравнодушна к Чарлзу и он к ней.
«Думаю, да, – сказала она. – О да, конечно да. Мы были так счастливы! Мы поняли – мы оба поняли. Мы не спешили: впереди было столько времени. Еще бы немного, и он сказал бы, что любит меня, а я бы сказала ему, что я – тоже. А! Но вы догадываетесь… и теперь все не так. Черная кошка пробежала между нами – у нас натянутые отношения, не знаем, что сказать при встрече. Может быть, с ним то же самое, что со мной… Мы оба говорим: «Если бы не сомневаться!..» Вот почему я умоляю вас, сэр Генри, скажите мне: «Можете быть уверены: кто бы ни совершил убийство вашего дяди, это не Чарлз Темплтон!» Скажите же! Я умоляю, я умоляю вас!»
