В то время как изворотливый ум ее работал над этими мыслями, она вдруг наткнулась на скалу и тут только заметила, что сбилась с дороги. Напрасно старалась она разглядеть, где она находится: было так темно, что и на близком расстоянии нельзя было ничего увидеть перед собой. Это заставило старуху еще дальше углубиться в попавшееся ей на пути ущелье. Она прошла несколько шагов, прежде чем отыскала тропинку, затем снова остановилась. Другая, еще более каменистая тропинка пересекала ей путь, и Вальбро пошла по ней в надежде, что хоть она приведет ее в какую-нибудь знакомую ей местность.
Луна вышла из облаков, осветив окрестности. Вальбро поняла, что находится в долине, окруженной скалами, среди которой бежит славный Воклюз.
Успокоившись, она поняла, что необходимо найти дорогу в Изль — единственный путь, которым можно прийти в небольшую деревеньку Воклюз, а уже оттуда в Горд, но луна ежеминутно пряталась за темными облаками. Вальбро боялась заблудиться снова. Сделав еще несколько шагов, она остановилась и, завернувшись с головой в плащ, усталая, опустилась на камень в небольшой пещере, образуемой утесами.
Перед ней рисовались страшные очертания скал, поднимавшихся нередко более чем на сто метров и заканчивавшихся совершенно плоскими вершинами; небольшая долина отделяет эти скалы от других гор, служащих началом Бриансонских Альп.
У подошвы этих утесов протекает широкий и глубокий ручей, нередко разливающийся на большое пространство, отсюда же берет свое начало и Воклюз. В декабре вода обычно сильно прибывает, и все небольшие ручьи, сливаясь вместе, образуют реку, которая известна под названием Сорг и орошает часть кантона Венессен.
Попав туда, можно было считать себя отрезанным от мира со всех сторон: серые голые камни покрывали всю поверхность земли. В этой глухой и дикой местности не было никакой растительности, за исключением разве единственного фигового дерева, стоящего в небольшой впадине со времен Петрарки. По имени этой долины и было дано название департаменту, в котором Авиньон считается главным городом. В конце долины находятся развалины замка, по ошибке называемого замком Петрарки, но на самом деле он принадлежал семье де Сад, давшей убежище кардиналу Кабассолю, лучшему другу итальянского поэта.
Теперь, озаряемая время от времени бледным светом луны, эта местность имела ужасающий вид: развалины походили на распростертые руки скелета; скалы, громоздившиеся одна на другую, казалось, были готовы ежеминутно обрушиться и полететь в бездну; тишину ночи нарушало только шумное журчание воды. Первый раз в своей жизни Вальбро почувствовала страх. И вдруг прямо перед ней на скале появилось привидение. Из соседних ущелий послышались стоны Паскуаля. Бледная, с выпученными от страха глазами, старуха быстро вскочила со своего места и пошла к ручью, пытаясь следить за быстрым течением реки. Сквозь бессвязное бормотание слышен был стук ее зубов. Страх ее усиливался. Она попыталась кричать, звать на помощь, но из горла вырвался лишь сиплый звук, повторившийся несколько раз эхом.
Вальбро хотела бежать, но ничто не могло указать ей дорогу. Она бросилась в сторону, шла, бежала и опять приходила на старое место. Наконец, у нее начало мутиться сознание, и, словно испуганная птица в клетке, старуха заметалась в разных направлениях. Страшные призраки бежали за ней по скалам, из пропасти все сильнее и сильнее раздавались стоны убитого Паскуаля.
Охваченная ужасом, полубезумная, она рвала волосы и, словно в дьявольской пляске, кидалась из стороны в сторону в ночной темноте.
— Куда бежать? Как бежать? — крикнула она.
Вдруг луна осветила поднимающиеся перед ней скалы; в ее расстроенном воображении мелькнула мысль, что там она найдет спасение, и она быстро кинулась к ним и начала карабкаться. В ней снова воскресли силы молодости. Упираясь ногами о скользкие выступы, она опиралась еще и на палку с железным наконечником.
Несколько минут старуха карабкалась все выше и выше по извилистой тропинке. Вдруг она отшатнулась, испустив страшный крик: тропинка круто обрывалась. Еще миг — и она покатилась бы в бездну.
Напрасно силилась она удержаться, увлекаемая в обрыв, силы изменяли ей. Ноги ее начали трястись. На одно мгновение она остановилась. Затем тяжело рухнула. Кровь брызнула на камни из разбитой головы. Она продолжала катиться с утеса на утес до подошвы горы и затем полетела в воду. Раздался всплеск волн. Все было кончено.
Теперь Фурбис смело мог отпираться от совершенного им преступления: смерть избавила его от единственной сообщницы. Марго бояться ему было нечего.
В это же самое время умирал Паскуаль. Около его окровавленной постели стояли Фредерик Борель и Мулине. Ни священник, ни доктор не прибыли еще, Марго также не входила в комнату мужа. Страдания несчастного фермера были ужасны, не раз, мучимый жестокой болью, он пытался вскочить с кровати или разбить себе голову о стену.
— Покончите! Покончите со мной! — молил он, терзаемый мучениями.
Наконец, силы оставили страдальца, он упал в изнеможении. Глаза его закрылись, и лишь изредка с похолодевших уже губ срывались неясные слова и жалобные стоны.
Не имея возможности помочь ему, не смея прикоснуться к его ранам, боясь причинить больному еще большие страдания, Фредерик Борель и Мулине стояли неподвижно в изножии его кровати, с ужасом глядя на его мучения. Мулине, глубоко потрясенный этим зрелищем, забыл всю свою ревность, всю свою враждебность к хозяину. Он плакал.
— Задыхаюсь! Задыхаюсь! — вдруг проговорил Паскуаль, силясь приподняться. — Пить, пить!
Мулине взял со стола стакан с сахарной водой, приготовленный им заблаговременно, и подошел к кровати. Фредерик взял лампу и приподнял, чтобы осветить умирающего. Паскуаль открыл глаза, взглянул на освещенное в эту минуту лицо своего слуги и, со страшным усилием оттолкнув от себя стакан, который тот подавал ему, вскрикнул:
— Прочь! Прочь! Ты любишь Марго, это ты убил меня!
— Я? Я? — возмутился Мулине.
Он хотел сказать что-нибудь в свою защиту, но голос изменил ему.
— Созовите всех! — кричал Паскуаль, теряя сознание от страданий. — Созовите всех! Это он убил меня! Отомстите ему за меня! — Он нагнулся вперед, правая рука его грозно вытянулась по направлению к Мулине.
— Зовите! Зовите! — повторил он.
Это напряжение совсем лишило его сил. Рука его упала, глаза закрылись, в изнеможении он откинулся на постели. В эту минуту вошел доктор, но было уже поздно: муж Марго скончался.
Доктор в ожидании прибытия местных судебных властей, за которыми был уже послан нарочный, в присутствии мирового судьи, комиссара полиции и жандармского офицера приступил к предварительному освидетельствованию. Он нашел на покойном две раны: первая — полтора сантиметра в диаметре, при соединении левой ключицы с грудной костью, вторая — таких же размеров, между четвертым и пятым ребрами с правой стороны. Расстояние от одной раны до другой было шестнадцать сантиметров. Затем между правой лопаткой и позвоночным хребтом была замечена опухоль три сантиметра в диаметре, возникшая вследствие того, что пуля, пройдя грудную полость, застряла в кости.
Из этого освидетельствования доктор вывел три заключения, которые должны были осветить для обвинительной власти подробности, сопровождавшие убийство: во-первых, выстрел был сделан на близком расстоянии, что подтверждалось одинаковым характером обеих ран; во-вторых, дуло ружья при выстреле было направлено снизу вверх; в-третьих, покойный скончался от внутреннего и наружного кровотечения.
Освидетельствование это продолжалось в течение всей ночи и закончилось только к пяти часам утра. В это время на кухню и в столовую прибежала толпа любопытных разузнать что-нибудь о подробностях убийства. Тут были соседи Паскуаля, между ними находились Фредерик Борель, Мулине и многие работники фермы. Вокруг судьи образовался круг. Судья допрашивал многих, желая напасть на след преступника. Его подозрение пало на Фурбиса.
А что делал любовник Марго после выстрела? Он бросился бежать по дороге к Горду, бросив ружье в колодец. Добежав до деревни, он зашел в несколько домов, побрился у местного цирюльника и выпил вина в присутствии многих свидетелей в трактире. Одним словом, он позаботился сделать все возможное, чтобы не навлечь на себя подозрения. Затем Фурбис вернулся домой и проспал всю ночь, а утром, постучав понапрасну в дверь дома Вальбро, отправился в Новый Бастид.
— Что за несчастье случилось у вас? — спросил он, входя на ферму. — Я только что узнал об этом.
— Неужели, — мимоходом заметил ему Фредерик Борель.
Фурбис промолчал, но через несколько минут осведомился о Марго. Узнав, что она у себя в комнате и, убитая горем, не принимает никого, кто бы ни предлагал ей свои услуги, Фурбис, однако, попросил доложить о себе и был принят своей любовницей.
