— Mon ami, в данный момент я занят исключительно туалетом. Позвольте заметить, кстати, что мне не слишком нравится ваш галстук.
— Отличный галстук! — возразил я.
— Был когда-то. На нем — как и на мне, что явствует из ваших намеков — сказывается возраст. Умоляю вас, наденьте другой и вычистите правый рукав.
— Мы собираемся нанести визит королю Георгу[61]? — саркастически поинтересовался я.
— Нет. Но сегодня утром я прочел в газете, что герцог Мертонский возвратился в Мертон-хаус. Насколько мне известно, он — из первых английских аристократов. Я собираюсь засвидетельствовать ему свое почтение.
Кем-кем, а социалистом Пуаро назвать невозможно.
— Но в самом деле, почему мы должны ехать к герцогу Мертонскому?
— Я хочу его видеть.
Больше я от него ничего не добился. Когда наконец мой внешний вид пришел в соответствие со вкусами Пуаро, мы вышли из дома.
Лакей, встретивший нас в Мертон-хаусе, спросил, ожидает ли нас герцог. Пуаро ответил отрицательно. Лакей взял у него визитную карточку и после недолгого отсутствия вернулся с сообщением, что его светлость, к сожалению, слишком занят в настоящее время. Пуаро немедленно уселся на стул.
— Tres bien[62], — сказал он. — Я подожду. Если понадобится, я подожду несколько часов.
К счастью, эта жертва не потребовалась. Чтобы поскорее избавиться от назойливого посетителя (как я полагаю), Пуаро был допущен в общество джентльмена, которого так хотел видеть.
Герцогу было двадцать семь лет. Худой и узкогрудый, он не производил внушительного впечатления. У него были неопределенного цвета волосы, заметно редевшие на висках, маленький, желчный рот и рассеянный, скучающий взгляд. По стенам комнаты, в которую нас провели, висели распятия и картины религиозного содержания. На широкой книжной полке сплошь книги по теологии[63]. Он гораздо больше походил на болезненного, молодого продавца из галантерейного магазина, чем на герцога. Насколько я помнил, образование он получил дома, ибо в детстве часто болел. И это был человек, влюбившийся в Сильвию Уилкинсон с первого взгляда! Невероятно! Нас он встретил сухо, чтобы не сказать враждебно.
— Возможно, вам знакомо мое имя? — скромно спросил Пуаро.
— Никогда его не слышал.
— Я изучаю психологию преступлений.
Герцог молчал. Перед ним на столе лежало незаконченное письмо, и он нетерпеливо постукивал по нему ручкой.
— С какой целью вы хотели меня видеть? — холодно осведомился он.
Пуаро сидел напротив него, спиной к окну. Герцог сидел лицом к свету.
— В настоящее время я занят расследованием обстоятельств, связанных со смертью лорда Эджвера.
Ни один мускул не дрогнул на бледном, бесстрастном лице.
— В самом деле? Я не был с ним знаком.
— Но вы, по-моему, знаете его жену, мисс Сильвию Уилкинсон.
— Да.
— Вам известно, конечно, что у нее, как подозревают, была причина желать смерти своего мужа.
— Ни о чем подобном я не слыхал.
— В таком случае, я спрошу вас прямо, ваша светлость. Правда ли, что вы в ближайшем будущем намерены жениться на мисс Сильвии Уилкинсон?
— Когда я соберусь на ком-нибудь жениться, об этом будет объявлено в газетах. Я считаю ваш вопрос дерзостью. — Он встал. — Всего доброго.
Пуаро тоже поднялся. Вид у него был жалкий. Понурив голову, он проговорил, заикаясь:
— Я не хотел.., я… Je vous demande pardone…[64]
— Всего доброго, — повторил герцог несколько громче.
На сей раз Пуаро сдался. Он безнадежно махнул рукой, и мы вышли. Это был позорный уход.
Мне было искренне жаль Пуаро. Куда девалась его обычная напыщенность! Герцог Мертонский низвел великого сыщика до уровня жалкой мошки.
— Неудачный визит, — сочувственно сказал я. — Какой высокомерный тип этот герцог! А для чего вы на самом деле хотели его видеть?
— Я хотел выяснить, действительно ли они с Сильвией Уилкинсон собираются пожениться.
— Но ведь она говорила!..
— О! Она говорила. Но, как вы понимаете, она скажет все что угодно, лишь бы добиться своей цели. А вдруг она решила выйти за него замуж, а он, бедняга, об этом и не подозревал.
— Что ж, вы получили от пего весьма резкий ответ.
— Я получил ответ, который он дал бы репортеру. Да. — Пуаро хмыкнул. — Но теперь я знаю! Я знаю, как обстоит дело.
— Откуда вы знаете? Вы поняли это из разговора с ним?
— Вовсе нет. Вы видели, что перед ним лежало письмо?
— Да.
— Знаете, когда я был молод и служил в бельгийской полиции, то пришел к выводу, что нужно не только разбирать любой почерк, но и уметь читать написанное вверх ногами. Хотите знать, что было в его письме? «Моя дорогая, как ужасно, что нам придется ждать столько долгих месяцев! Сильвия, мой прекрасный, обожаемый ангел, я не могу выразить, что ты для меня значишь! Ты, так много страдавшая! Твоя нежная душа…»
— Пуаро! — прервал его я, возмущенный до крайности.
— Тут он как раз остановился. «Твоя нежная душа — только мне она понятна».
Я был в ужасе, а он, как ребенок, гордился удавшейся проделкой.
— Пуаро! — воскликнул я. — Читать чужое письмо! Личное! Вы не можете этого делать!
— Чепуха, Гастингс. Как это я «не могу делать» то, что сделал пять минут назад?
— Вы.., вы играете не по правилам.
— Я просто не играю. Вы это знаете. Убийство — не игра. Это серьезно. И вообще, Гастингс, не употребляйте этого выражения — играть не по правилам. Оно устарело. Да-да! Молодежь смеется, когда слышит его. Прелестные девушки засмеют вас, если вы скажете «играть не по правилам». Нужно говорить: «Это неспортивно!»
Я молчал, подавленный тем, что Пуаро отнесся к моим упрекам столь легкомысленно.
— Зачем вам это было нужно? — спросил я. — Стоило вам только сказать, что вы были у лорда Эджвера по поручению Сильвии Уилкинсон, как он сразу же изменил бы к вам отношение.
— Но я не мог этого сделать! Сильвия Уилкинсон моя клиентка, а я не имею права обсуждать дела клиента с третьим лицом. Говорить о них было бы неэтично.
— Неэтично?
— Разумеется.
— Но она собирается выйти за него замуж!
— Это не означает, что у нее нет от него секретов. Ваши представления о браке, Гастингс, тоже устарели. Нет, я не мог сделать того, что вы предлагаете. Я должен помнить о своей профессиональной этике. Этика — великая вещь.
— Рад, что вы так считаете.
Посещение, которого мы удостоились на следующее утро, было, как мне кажется, одним из самых удивительных событий расследуемого дела.
Я находился в своей комнате, когда передо мной с сияющими глазами возник Пуаро.
— Mon ami, к нам пришли.
— Кто же?
— Вдовствующая герцогиня Мертонская.
— Какая неожиданность. А что ей нужно?
— Если вы спуститесь со мной вниз, друг мой, то сами узнаете.
Я не заставил себя упрашивать. В гостиную мы вошли вместе.
Герцогиня была маленькой женщиной с орлиным носом и властным взглядом. Несмотря на рост, никто не решился бы назвать ее коренастой. Одета она была в старомодное черное платье, и это лишь усиливало впечатление, что перед нами grande-dame. Чувствовалось, что она человек решительный, почти жестокий. То, чего не хватало ее сыну, в ней было предостаточно. Силой воли она обладала невероятной, я почти физически ощущал излучаемую ею энергию. Ничего удивительного, что эта женщина подавляла всех, с кем общалась.
Достав лорнет, она рассмотрела сначала меня, затем моего спутника и обратилась к нему:
— Вы мосье Эркюль Пуаро?
Голос ее звучал внятно и повелительно. Ему нельзя было не повиноваться.
— К вашим услугам, герцогиня.
Она посмотрела на меня.
— Это капитан Гастингс, мой друг и неизменный помощник.
В ее глазах мелькнуло было сомнение, но затем она кивнула в знак согласия и уселась на стул, предложенный ей Пуаро.
— Я пришла посоветоваться с вами по поводу очень деликатного дела и прошу все, что вы узнаете, держать в тайне.
— Разумеется, мадам.
— Я слышала о вас от леди Ярдли. Из того, с какой благодарностью она о вас говорила, я заключила, что вы — единственный человек, который может мне помочь.
— Будьте покойны, мадам, я сделаю все, что в моих силах.
Она еще помедлила, но потом, окончательно решившись, перешла к делу с такой ошеломляющей простотой, которая, как ни странно, напомнила мне Сильвию Уилкинсон в тот памятный вечер в «Савое».
— Мосье Пуаро, нужно предотвратить женитьбу моего сына на актрисе Сильвии Уилкинсон.
Если Пуаро и удивился, то не подал виду. Он внимательно смотрел на герцогиню и молчал.
— Не могли бы вы пояснить, мадам, чего именно вы ждете от меня? — спросил он наконец.
— Это не так просто. Я считаю, что этот брак будет ужасной ошибкой. Он погубит моего сына.
— Вы так полагаете, мадам?
— Я в этом уверена. Мой сын — идеалист. Он почти ничего не знает о жизни. Ему никогда не нравились девушки нашего круга. Он считает, что они глупы и легкомысленны. Но когда он познакомился с этой женщиной… Конечно, она очень хороша собой, не спорю, и умеет вскружить мужчине голову. Моего сына она просто околдовала. Я надеялась, что рано или поздно эта страсть пройдет, она, по счастью, была замужем. Но теперь, когда она свободна…
