Дороти Сэйерс - Где будет труп

— Как скажете. Все же остается досадный факт, что мистер Мартин, очевидно, не совершал убийства, если только часы в «Трех перьях» идут точно. Я считаю, что здесь показано небольшое дальнейшее расследование. Пять лет — это долговато для подготовки преступления. Может, стоило бы последить за тем банком, только не шумите там, а то спугнете птичку.

— Так-то оно так, милорд. И все же позвольте заметить, что я делал бы все это с большей охотой, будь у меня хоть какое-то доказательство, что здесь действительно убийство. Согласитесь, сейчас оно все хлипковато.

— Вы правы, но на убийство указывает множество мелочей. По отдельности они не важны, но вместе выглядят странно. Тут и бритва, и перчатки, и обратный билет, и прекрасное настроение, в котором Алексис пребывал накануне смерти. А теперь еще и странная история про таинственного джентльмена, который прибыл в Дарли как раз к убийству и занял место в первом ряду, а затем убрался, позаботившись скрыть имя и адрес.

Инспектор Ампелти не успел ответить, так как зазвонил телефон. Он послушал загадочное квохтанье, ответил: «Немедленно выезжаю», — и повесил трубку.

— Кажется, обнаружилось еще кое-что странное. Вы простите меня, если я убегу? Меня ждут в участке.

Уимзи не пришлось долго ждать последних новостей. Он вернулся в «Бельвю» к ланчу и спокойно угощался аперитивом в баре, как вдруг кто-то сильно хлопнул его по плечу.

— О господи, инспектор! Как я перепугался! Хорошо, хорошо, поймали с поличным. Что на этот раз?

— Просто зашел рассказать новость, милорд. Подумал, что вы захотите ее услышать. Заставляет задуматься, должен сказать.

— Задуматься? Вид у вас очень взволнованный. Видимо, с вами этого давно не случалось. С непривычки тяжело. Выпьете?

— Спасибо, милорд. Не откажусь. Теперь вот что — помните, у нашего юного друга был счет в банке на триста фунтов?

— Еще бы.

— Мы выяснили, — инспектор понизил голос до сиплого шепота, — что он с ними сделал.

Уимзи изобразил нетерпение, но этого оказалось мало. Инспектор, очевидно, считал, что у него в руках лакомый кусок, и не собирался расставаться с ним без положенных театральных церемоний.

— Ну же, инспектор. Что он с ними сделал?

— Угадайте, милорд. Даю вам три попытки и спорю на что хотите, вы не угадаете. Даже за двадцать попыток!

— Тогда я должен поберечь ваше время, оно дорого. Давайте. Имейте же совесть. Не держите меня в этой мучительной неизвестности. Что он с ними сделал?

— Он пошел, — важно сказал инспектор, — и обратил их в золото.

— Во ЧТО?

— В три сотни золотых соверенов — вот во что. Триста кругленьких звонких золотых джимми о’гоблинов[81].

Уимзи смотрел на него непонимающим взглядом.

— Триста — о нет, инспектор, мое бренное тело не выдержит такого потрясения. Столько золота во всей Англии не сыскать. Да я не видел больше десяти золотых соверенов зараз с тех самых пор, как дрался плечом к плечу с дедушкой при Ватерлоо. Золото! Как он его достал? Как заполучил? В наши-то дни его в банках уж не выдают. Неужто ограбил Монетный двор?

— Нет, не грабил. Честным образом обменял банкноты на золото. Но при всем при том история странная. Я вам расскажу, как все было и как мы об этом узнали. Может быть, вы помните, на прошлой неделе фотографию Алексиса напечатали в газетах?

— Да, увеличенный фрагмент группового снимка с праздника в отеле на прошлое Рождество. Я его видел.

— Правильно. Это единственное, что удалось найти, Алексис ничего не оставил. Так вот, вчера в участок залетел один чудаковатый старикашка: гладстоновский воротничок[82], бакенбарды, галстук-самовяз, нитяные перчатки, котелок с квадратным верхом и большущий зеленый зонт — все при нем. Сказал, что живет за Принсмурской дорогой. Вытаскивает он из кармана газету и тычет в фотографию. И трубит: «Вы, я слыхал, ищете сведения об этом несчастном юноше». — «Ищем, — говорит суперинтендант. — Вы, папаша, о нем что-то знаете?» — «О его смерти — совершенно ничего, — отвечает старичок, — но три недели назад я заключил с ним весьма любопытную сделку, а сейчас подумал, что вы, вероятно, захотите о ней узнать». — «Отлично, папаша, продолжайте». Он и продолжил, рассказал нам все по порядку. Произошло вроде бы вот что. Вы, может, помните — с месяц назад дело было, в газеты попало, — жила в Сигемптоне странная старушонка, совсем одинокая, если не считать сотни кошек. Мисс Энн Беннет, хотя не важно, как ее звали. Однажды случилось то, что обычно случается. Шторы опущены, из кухонной трубы дым не идет, молоко никто не забирает, кошки орут так, что сердце разрывается. Констебль проникает в дом через окно и находит мертвую старушку в постели. Дознание подтверждает «смерть от естественных причин», то есть «от старости и голода», а в довершение еще и от нелеченой пневмонии. Дом, конечно, набит деньгами, в том числе в матрас зашиты четыре сотни золотых соверенов. Так часто бывает.

Уимзи кивнул.

— Да. Ну так вот, обнаруживается ближайший родственник, которого старушка сто лет не видела, и кто же это, как не наш старикан из Принсмура, Абель Беннет. Находят завещание, по которому все достается ему, пусть только он присмотрит за бедными кисками. Будучи к тому же ее душеприказчиком, он приступает к обязанностям и вступает в наследство. Очень хорошо. Назавтра после дознания является наш юный друг Поль Алексис — старик правильно назвал его имя и опознал по фотографии. Путанно рассказывает старику Беннету, что ему зачем-то нужны золотые соверены. Будто бы хочет купить бриллиант у заморского раджи, который не признает банкнот, — такую вот чепуху.

— Он это в книжке вычитал, думаю, — сказал Уимзи. — Где-то я что-то такое видел.

— Очень похоже. Старик Беннет, который соображает получше своей сестры, сказку эту не проглотил, потому что, по его словам, юноша не выглядел как человек, покупающий бриллианты у раджей, но, в конце концов, хотеть золота — не преступление, а уж для чего оно — не его дело. Он немного поторговался, и Алексис предложил ему триста фунтов в банкнотах Английского банка и двадцать фунтов в придачу в обмен на триста золотых соверенов. Дедушка Абель был не прочь получить бакшиш в двадцать фунтов и согласился на сделку при условии, что банкноты проверят в Сигемптонском банке. Алексис с радостью согласился и тут же вытащил купюры. Короче говоря, они зашли в Сигемптонское отделение Лондонско-Вестминстерского банка, там сказали, что купюры в порядке, после чего Беннет отдал золото, а Алексис положил его в кожаный саквояж и унес. Вот, пожалуй, и все. Мы проверили даты в банке, и оказалось, что Алексис снял свои деньги для обмена на золото, как только прочел в газете заметку о смерти Энн Беннет. Но о том, зачем оно ему было нужно или что он с ним сделал, я знаю не больше, чем Человек-на-Луне[83].

— Я давно понял, что в этом деле есть кое-какие странности, — заметил Уимзи, — но сейчас, осмелюсь признаться, поставлен в тупик. Зачем навьючивать на себя все это золото? Думаю, историю с бриллиантом раджи можно забыть. В бриллианте за триста фунтов нет ничего особенного, его можно купить на Бонд-стрит без всякого золота и не приплетая индийских владык.

— Это точно. К тому же где вы найдете раджу, который не признает банкноты Английского банка? Эти ребята далеко не дикари, многие из них в Оксфорде учились.

Уимзи благосклонно принял дань уважения своей альма-матер.

— Единственное объяснение, которое мне приходит в голову, — сказал он, — состоит в том, что Алексис замыслил сбежать куда-то, где банкноты Английского банка не имеют хождения. Но где в наши дни отыскать такое место? В Средней Азии?

— Могло быть и по-другому, милорд. Он так тщательно все сжег, уходя из дому, словно не хотел оставить ни малейшей зацепки, которая позволила бы его найти. А банкноте Английского банка не так-то легко затеряться. Все номера обязательно где-то всплывут, рано или поздно. Другие купюры[84] безопаснее, но за рубежом их, весьма вероятно, будет трудно обменять — стоит оказаться в стороне от больших дорог. Я считаю, что Алексис собирался удрать и взял с собой золото, потому что это единственная разновидность денег, которая везде в ходу и ничего про вас не расскажет. Скорее всего, на таможне его о золоте и не спросили бы. А если б спросили, то вряд ли стали бы обыскивать.