— Какие новости? — спросил Саймон.
— Ещё держится, — ответил Эру. — Хотя погружается буквально на глазах. Вот, взгляните.
Эру протянул им бинокль. Полковничий бинокль остался у Гаунта, поэтому Дайкон с благодарностью воспользовался предложением Эру Саула. С непривычки он довольно долго настраивал резкость, но в конце концов сумел вычленить из неясной голубизны крохотный чёрный треугольник. Беззащитный и трогательно жалкий.
— Спасатели подходили, но так и ушли восвояси несолоно хлебавши, — пояснил Эру. — Все, спета её песенка. С таким-то грузом!
— Черт знает что, — с негодованием покачал головой Саймон. — Пошли, Белл.
Дайкон вернул бинокль, поблагодарил Эру Саула и покорно последовал за Саймоном по круто уползавшей вверх тропе.
Вскоре они выбрались на крохотное плато, внизу под которым раскинулось море. Дайкон с глубоким облегчением увидел, что Саймон, карабкавшийся по скале с ловкостью горного козла, остановился и присел на корточки.
— Вот, — сказал Саймон, дождавшись, пока Дайкон добрался до плато, — я думаю, он сигналил отсюда.
В горле у Дайкона пересохло, сердце билось так, будто грозило выпрыгнуть из груди. Он уже собрался было растянуться на камнях, но Саймон предостерегающе вскинул руку.
— Не вздумайте! Стойте на месте. Здесь могут остаться следы. Жаль, что дождь вчера прошёл.
— А что ты рассчитываешь здесь найти? — кисло спросил Дайкон. Несмотря на сбитые ноги и страшную усталость, ослиная самоуверенность Саймона раздражала его пуще прежнего. — Следы ног, что ли? Или отпечатки пальцев? Увы, мой юный друг, такие следы существуют только на песчаных пляжах и в воображении авторов детективных романов. Что же касается перевёрнутых камушков и погнутых травинок, то это полнейшая чушь!
— Неужели? — воинственно произнёс Саймон. — А ведь нас, между прочим, опередили. Некто уже побывал здесь до нас. Разве вы не заметили?
— Что я мог заметить, когда ты всю дорогу засыпал мои очки грязью? Покажи мне след и я поверю.
— Пожалуйста. Это мне раз плюнуть. Вот, например, что это такое, по-вашему?
— Ты же сам сюда только что наступил, — возмутился Дайкон.
— Ну и что из этого? Чем мой след хуже любого другого? Зато видно хорошо.
— Пусть так, — вздохнул Дайкон, протирая очки. — А это что такое? — спросил он. — У самого обрыва. Словно какая-то вмятина.
Саймон пригляделся и испустил торжествующий вопль.
— А что я вам говорил! Вот они, следы-то! — Стащив ботинки, он осторожно приблизился к обрыву. — Можете сами посмотреть.
Дайкон с готовностью снял туфли, поскольку успел набить мозоли на обеих ступнях.
— Верно, — произнёс он, приблизившись к Саймону. — Вот как описал бы их Великий сыщик. Неясные отпечатки, оставленные обутыми ногами. Два самых чётких расположены под углом около тридцати градусов друг к другу. Расстояние между внутренними сторонами каблуков составляет около полудюйма. Между большими пальцами — примерно десять дюймов. Эти отпечатки оставлены в сырой глине, а сохранились под дождём благодаря нависающему футах в трех выступу утёса.
— Здо-орово! — восхитился Саймон. — Чётко сработано. Может, ещё попробуете?
— Обе подошвы и оба каблука подбиты гвоздями. Носки отпечатались глубже пяток. Правая нога: четыре гвоздика в каблуке, шесть — в подошве. Левая: три в каблуке, шесть в подошве. Ergo, один гвоздик он потерял.
— Кто потерял?
— Он. Эрго — это значит «следовательно», по латыни.
— Ха! Так, а можете вы описать его? Похож ли он на Квестинга? Стоит ли он например, держа пятки вместе, а носки врозь? Больше опирается на носки? Словом, говорите что угодно — котелок у вас здорово варит.
— Гм, ну что ж — во-первых, он был карлик.
— Что!
— Этот выступ нависает над плато на высоте всего в три фута. Как же он мог стоять под ним?
— Ох, чёрт возьми!
— Не огорчайся, — засмеялся Дайкон, — он мог сидеть на корточках. По другим следам видно, как он пристраивался.
— Точно! Значит он сидел на корточках. И довольно долго.
Дайкон вдруг почувствовал, как в нём просыпается следопыт. Он посмотрел налево. Высокий отрог скрывал от его глаз Гарпун и гавань, но утёс, притаившись на котором вёл наблюдение Саймон, был виден как на ладони.
— Если встать на самый краешек, видны даже камни, по которым я карабкался, — сказал Саймон. — Вот посмотрите.
— Спасибо, я верю тебе на слово.
— Ух ты, отсюда видна даже подводная песчаная отмель. Так, должно быть, и с самолёта видно. Эх, скорей бы меня призвали!
Саймон застыл на краю обрыва. Высокий и крепкий, с расправленными плечами. Лёгкий бриз ерошил его волосы. Волнующее зрелище, невольно подумалось Дайкону. Художники давно уловили, какое величие приобретает любая фигура, изображённая на большой высоте на фоне моря и неба. Дайкон снял очки и в очередной раз протёр стекла. Силуэт Саймона тут же расплылся.
— Завидую я тебе, — произнёс Дайкон.
— Мне? Это ещё почему?
— Ты имеешь законное право на встречу с опасностью. И ты им воспользуешься. Мне же суждено только штаны в тылу протирать. Я ведь слепой как крот.
— Да, не повезло. Хотя считается, что эта война никого не обойдёт.
— Тоже верно.
— Помогите уличить этого подонка Квестинга. Вот и вам будет дело.
— Наверно, — произнёс Дайкон, уже пожалев о своей мимолётной слабости. — Так что мы порешили? Что Квестинг в четверг вечером забрался сюда в кованых башмаках и сигналил подводной лодке о том, что в гавани Гарпуна загружается корабль? Кстати, ты способен представить Квестинга в кованых башмаках?
— Он уже три месяца не слезает с пика. За это время и он научился бы уму-разуму.
— Придётся осмотреть всю его обувь. Может, попробовать зарисовать эти отпечатки? Или, хотя бы, запомнить?
— А что — отличная мысль! Профессионалы-то должны снимать гипсовые слепки. Я про это читал.
— Кого ты имеешь в виду? — спросил Дайкон. — Полицейских? Военных? А есть в Новой Зеландии хоть что-то вроде нашей секретной службы? В чем дело?
Саймон внезапно вскрикнул, и карандаш Дайкона, вырвавшись из пальцев, царапнул рисунок.
— Есть тут один малый из Скотленд-ярда. Крупная шишка. В городской газете тиснули про него статейку неделю или две назад. Если верить этим писакам, его прислали сюда ловить шпионов, а дядя Джеймс даже сказал, что нужно засадить в тюрягу дасужих репортёров — чтобы военные тайны не выдавали. Вот кто нам нужен! Хочешь добиться результата — ступай к начальству!
— Как его зовут? — спросил Дайкон.
— Вот в том-то и загвоздка, — сокрушённо поскрёб макушку Саймон. — Совсем из головы вылетело.
Барбара и Гаунт не стали подниматься на пик. Они лишь проводили взглядом Саймона и Дайкона, которые карабкались по тропе, цепляясь за изгородь, а время от времени — скользя на короткой траве и зыбкой почве.
— При одной лишь мысли о восхождении, нога начинает ныть как безумная, — признался Гаунт. — Может, прогуляемся лучше к морю и выкурим по сигаретке? Что за дурацкая затея — забраться в поднебесье, чтобы пялиться на тонущий корабль! Нельзя уж и затонуть спокойно. По-моему, это сродни тому, чтобы наблюдать, как казнят твоего друга. Слава Богу, экипаж удалось спасти. Вы со мной согласны?
Барбара охотно согласилась — да кто бы на её месте не согласился, когда актёр говорил таким располагающим, проникновенным и дружеским тоном. Впервые за все время они остались вдвоём.
Актёр с девушкой спустились на берег. Гаунт растянулся на песке с молодецкой удалью, которая бы изрядно разозлила его секретаря. Барбара опустилась рядом с ним на колени, подставив лицо свежему бризу.
— По-моему, вам стоит всегда зачёсывать волосы назад, — произнёс Гаунт. — Это вам очень идёт.
— Вот так? — Барбара поднесла руки к волосам. Её лёгкое хлопчатобумажное платье, обдуваемое ветром, обтягивало фигурку девушки так, словно насквозь промокло под дождём. Перехватив взгляд Барбары, Гаунт быстро оторвал взгляд от её груди и посмотрел на её волосы.
— Да, так гораздо лучше. Никаких завитушек и прочей ерунды. Просто и красиво.
— Вы приказываете? — улыбнулась Барбара.
Одно удовольствие — говорить с ней.
— Прошу.
— Лицо у меня слишком худое.
— Именно в таком лице и ощущается истинная красота. Я даже как-то раз сказал Дайкону, что вы… Впрочем, не буду вас смущать — это дурно. Все из-за того, — закончил свою тираду Гаунт в излюбленной им манере Рочестера, — что я не привык скрывать свои мысли или кривить душой. Вас это не обижает?
— Нет, — промолвила Барбара, вдруг растерявшись.
Гаунт поневоле подумал, что уже целую вечность не общался с такой простодушной и застенчивой девушкой. Жеманных и издёрганных или нарочито скромных юных особ — хоть пруд пруди; но вот девушку, которая краснела и даже не отворачивалась из опасения, что Гаунт сочтёт это дурным тоном, он встречал едва ли не впервые. Будь она всегда такой, цены бы ей не было. Пожалуй, ему нужно и впредь придерживаться с ней той же линии поведения. Гаунт принялся рассказывать Барбаре о себе.