Я повернулся к отцу и инспектору:
— На Джозефину совершено покушение.
Отец взял у меня трубку и сказал со всей резкостью, на какую был способен:
— Говорил же я вам присматривать за этим ребенком…
Уже через несколько минут мы с Тавернером неслись в полицейской машине по направлению к Суинли-Дин.
Я вспомнил вывалившуюся мне под ноги с чердака Джозефину и ее небрежное замечание: «Пришло время для второго убийства». Бедная девочка не предполагала, что именно она, по всей вероятности, и явится новой жертвой.
Я полностью признавал свою вину и справедливость молчаливой укоризны отца. Конечно же, я не должен был спускать с Джозефины глаз. Хотя ни у меня, ни у Тавернера до сих пор не возникло никаких догадок по поводу личности отравителя, вполне возможно, что они были у Джозефины. И все принятое мной за детскую болтовню и рисовку вовсе таковым не являлось. В процессе своей сыскной деятельности девочка случайно могла стать обладательницей какой-то информации, важности которой сама не понимала.
Я вспомнил треск сухой ветки в саду.
Тогда у меня возникло смутное ощущение опасности. Позже мои подозрения показались мне необоснованными и мелодраматичными. Я же должен был отдавать себе отчет в том, что речь идет об убийстве и что совершивший его человек рискует головой и, значит, в целях обеспечения своей безопасности не остановится перед вторым преступлением.
Может быть, какой-то непонятный материнский инстинкт подсказал Магде — Джозефине грозит опасность, и именно этим и объясняется ее внезапное решение отправить дочь в Швейцарию.
София встречала нас у дверей. Джозефину, сказала она, увезли на машине «Скорой помощи» в местной госпиталь. Доктор Грей сообщит о результатах рентгеновского обследования.
— Как это случилось? — спросил я.
София повела нас вокруг дома, и вскоре мы очутились в маленьком заднем дворике, в углу которого находилось небольшое сооружение с распахнутой настежь дверью.
— Это что-то вроде прачечной, — пояснила София. — В нижней части двери вырезан лаз для кошки, и Джозефина любила, встав в него ногами, кататься на двери взад-вперед.
Я вспомнил, как сам любил кататься на дверях в детстве.
Прачечная была маленькая и довольно темная. Там стояли какие-то ящики, старые стулья, валялись старые садовые инструменты, резиновый шланг и прочий хлам. Прямо при входе на полу лежал упор для двери в виде мраморного льва.
— Это упор от главной двери, — пояснила София. — Должно быть, кто-то пристроил его здесь на верхней части двери.
Тавернер провел рукой по верхней кромке низкой двери домика.
— Ловушка, — сказал он и для пробы несколько раз болтанул дверь туда-сюда, потом наклонился над куском мрамора, но брать его в руки не стал.
— Кто-нибудь дотрагивался до этого?
— Нет, — сказала София. — Я не позволила.
— Правильно. Кто обнаружил девочку?
— Я. Джозефина не появилась к обеду в час. А пятнадцатью минутами раньше Нэнни видела, как она прошла через кухню на задний двор — Джо здесь часто играет в мяч или катается на двери.
И я пошла за ней.
София замолчала.
— Говорите, девочка любила кататься на двери? Кто знал про это?
София пожала плечами:
— Да все в доме, пожалуй. — Кто пользовался этим домиком? Садовники? София помотала головой:
— Никто к нему и не приближается.
— И этот дворик из дома не просматривается?
— Инспектор Тавернер подытожил:
— Значит, практически любой мог проскользнуть сюда незаметно и подстроить эту ловушку. Хоть и очень ненадежную…
Он замолчал и снова задумчиво повращал дверь на петлях туда-сюда.
— Наверняка тут не рассчитаешь. Либо попадание, либо промах. И скорей, промах, чем попадание. Но Джозефине не повезло: в ее случае было попадание.
София содрогнулась, а Тавернер перевел взгляд на пол и принялся рассматривать белеющие на нем выбоины.
— Похоже, злоумышленник сначала поэкспериментировал… Проверял, как будет падать камень… В доме никто ничего не слышал?
— Нет. Ни у кого и в мыслях не было ничего дурного, пока я не пошла за Джозефиной и не нашла ее здесь… распростертую на полу лицом вниз, — голос Софии чуть дрогнул. — Голова у нее была вся в крови.
— Это ее шарф? — тавернер указал на клетчатый шерстяной шарфик, валяющийся чуть в стороне.
— Да.
С помощью шарфа инспектор осторожно поднял с пола кусок мрамора.
— Здесь могли остаться отпечатки пальцев, — сказал он, но без особой надежды в голосе. — Правда, тот, кто это сделал, наверняка был осторожен…
— И спросил меня:
— Что тебя так заинтересовало?
Я разглядывал деревянный стул со сломанной спинкой, стоявший поодаль у стены. На его сиденье чернелось несколько комков свежей земли.
— Любопытно, — сказал Тавернер. — Кто-то забирался на этот стул с грязными ногами. Зачем ему это понадобилось?
Он потряс головой.
— Когда именно нашли девочку, мисс Леонидис?
— Вероятно, около пяти минут второго.
— А Нэнни видела Джозефину двадцатью минутами раньше. Кто-нибудь сегодня до без пятнадцати час выходил на задний двор?
— Понятия не имею. Разве что сама Джозефина. Она каталась здесь на двери после завтрака.
Тавернер кивнул.
— Значит, начиная с того времени и до без четверти час кто-то подошел к прачечной и устроил здесь ловушку для Джозефины. Говорите, это упор от главной двери? Вы не заметили, когда он пропал оттуда?
София покачала головой.
— Сегодня дверь не держали открытой: слишком холодно.
— Вы не знаете, кто где находился в течение утра?
— Я выходила прогуляться. Юстас и Джозефина занимались в классной комнате до половины первого с перерывом в половине одиннадцатого. Отец, кажется сидел все утро в библиотеке.
— А ваша мать?
— Когда я вернулась с прогулки, она только-только вышла из спальни — это было приблизительно в четверть первого. Мама не любит вставать рано. Мы вернулись в дом. Я последовал за Софией в библиотеку. Филип с бледным, осунувшимся лицом сидел в кресле. У его коленей, тихо плача, примостилась Магда.
— Из госпиталя звонили? — спросила София.
Филип отрицательно покачал головой.
Магда всхлипнула.
— Почему мне не позволяют поехать к ней! Мое дитя…
Мое смешное безобразное дитя. Я дразнила ее подкидышем троллей и страшно этим сердила… Как я могла быть столь жестокой?! И теперь она умрет… Я знаю, она умрет…
— Замолчи, дорогая, — сказал Филип. — Замолчи. Бога ради.
Я почувствовал, что мое присутствие здесь неуместно, незаметно вышел из библиотеки и отправился на розыски Нэнни. Старая женщина сидела на кухне, тихо плача в передник.
— Это наказание мне, мистер Чарлз, за мои скверные мысли. Наказание, вот что это такое.
Я не стал уточнять, какие именно мысли она имеет в виду.
— В этом доме обитает зло. Вот что здесь обитает. Я не хотела этого замечать, не хотела поверить в это. Но теперь верю. Кто-то убил хозяина, и он же пытался убить маленькую Джо.
— А зачем кому-то убивать Джозефину?
Нэнни выглянула из-за передника одним внимательным глазом.
— Вы достаточно хорошо представляете себя, что это был за ребенок, мистер Чарлз. Она хотела все знать — это у нее с самого детства. Бывало, крошка пряталась под обеденным столом и подслушивала разговоры служанок, а потом все им же и выкладывала. Чувствовала себя при этом страшно важной персоной. Понимаете, она всегда была обделена вниманием и лаской матери. Джозефина, в отличие от первых двух, — некрасивый ребенок. Маленькая дурнушка. «Подкидыш троллей», — называла ее миссис. Я всегда порицала миссис за это. Убеждена, именно такое отношение и озлобило девочку. Но Джозефина в какой-то мере поквиталась за обиду тем, что стала вынюхивать у окружающих разные секреты и давала им понять о своей осведомленности. Но это совсем небезопасно делать, когда где-то рядом ходит отравитель! Конечно, это было совсем небезопасно делать. В связи с этим мне пришла в голову одна мысль.
— А вы не знаете, где она хранила маленький черный блокнот, ну тот, в который все записывала? — спросил я.
— Я понимаю, о чем вы говорите, мистер Чарлз. Джозефина берегла его как зеницу ока. Однажды я увидела, как она лизала карандаш и писала в блокнотике и потом снова лизала карандаш. И я ей сказала тогда: «Не лижи грифель, отравишься!» А она мне: «Нет, не отравлюсь, потому что в грифеле никакого свинца нет, а есть только уголь». Хотя я не понимаю, как так может быть: ведь если предмет называется «свинцовый карандаш», то, наверное, все-таки потому, что сделан он из свинца.
— Я вас понимаю, — согласился я. — Но в этом случае Джозефина действительно была права. — (Джозефина всегда была права.) — Так как насчет этого блокнотика? Вы не знаете, где она его хранила?
