пуговицу и глядел на прибой. — Почему вы так смотрите? Уж не хотите ли сказать, что видите в этой истории какой-то смысл?
— Лучше бы ей оставаться бессмыслицей, — тихо произнес отец Браун. — Однако если вы спрашиваете, то да, я вижу в ней определенный смысл.
Наступила долгая тишина, затем Магглтон внезапно заторопился.
— Сюда направляется секретарь покойного, — сказал он. — Не буду вас больше задерживать. Пойду поговорю с вашим безумным рыбаком.
— Post hoc propter hoc? [165] — с улыбкой спросил священник.
— Я не нравлюсь секретарю, и секретарь не нравится мне, — с порывистой искренностью ответил сыщик. — Он задает множество вопросов, которые ни к чему не ведут, кроме ссоры. Может, он обижен, что мистер Брюс обратился ко мне, а не удовольствовался помощью своего красавчика-секретаря. До встречи.
И Магглтон побрел по песку к странному проповеднику — тот уже забрался на свой насест и в зеленых сумерках походил на исполинскую медузу, которая колышет в море ядовитыми щупальцами.
Секретарь издалека выделялся в пляжной толпе безупречной строгостью цилиндра и фрака. Отец Браун, не собиравшийся искать правых и виноватых в ссоре между сыщиком и секретарем, невольно почувствовал себя на стороне Магглтона. Мистер Антони Тейлор, секретарь, обладал исключительно презентабельной внешностью. В его правильных чертах сквозили ум и твердость характера. Он был белокож, губы сжимал плотнее, чем большинство людей, темные волосы расчесывал на прямой пробор. Единственное, что могло оправдать легкую иррациональную неприязнь к нему, в описании может представиться странным, но тем не менее у отца Брауна возникло чувство, что секретарь разговаривает ноздрями. Плотно сжатый рот подчеркивал их необычную подвижность, будто мистер Тейлор постоянно принюхивался по-собачьи. Речь его, трескучая и быстрая, как пулеметная очередь, была под стать нервному лицу, хотя совсем не шла к рафинированному облику.
— Полагаю, никаких трупов волнами на берег не вынесло, — начал секретарь без предисловий.
— Ни о чем таком не сообщали, — ответил отец Браун.
— Никаких трупов великанов-убийц в красных шарфах, — продолжал мистер Тейлор.
— Никаких, — согласился отец Браун.
Некоторое время губы секретаря не двигались, однако его ноздри трепетали презрением, которое вполне можно было назвать красноречивым. Когда он вновь заговорил, то заметил коротко:
— Вот идет инспектор. Наверняка его люди прочесали всю Англию в поисках шарфа.
Инспектор Гринстед, седой и смуглый, с бородкой клинышком, обратился к отцу Брауну куда уважительнее, чем секретарь:
— Вам будет интересно узнать, сэр, что мы не обнаружили никаких следов человека, который ускользнул с пирса согласно показаниям очевидцев.
— Вернее, не ускользал оттуда согласно показаниям очевидцев, поскольку единственные очевидцы, сторожа, его не видели, — заметил секретарь.
— Мы обзвонили все участки, следим за всеми дорогами, — продолжал инспектор. — Ему практически невозможно было сбежать из Англии. Такое впечатление, что его нигде нет.
— Его никогда нигде не было, — трескуче выпалил секретарь.
Инспектор глянул на него непонимающе, однако лицо отца Брауна просветлело, и он поинтересовался беспечно:
— Вы хотите сказать, что этот человек — миф? Или, вернее, ложь?
— Вы наконец-то додумались, — произнес секретарь, втягивая воздух трепетными ноздрями.
— Эта мысль пришла мне первой, — откликнулся отец Браун. — Разумеется, так должен был подумать всякий, услышав ничем не подкрепленную историю о странном убийце на одиноком пирсе. Проще говоря, вы утверждаете, что Магглтон не слышал, как застрелили миллионера. Возможно, вы хотите сказать, что Магглтон сам его и убил.
— Магглтон, на мой взгляд, довольно темная личность, — объявил секретарь. — О том, что произошло на пирсе, мы знаем лишь с его слов — из неправдоподобной сказочки про исчезнувшего великана. Получается, что он сам признает себя глупцом и разиней, который не уберег клиента.
— Да, — ответил отец Браун. — Мне по душе люди, которые признают себя глупцами и разинями.
— Не понимаю вас, — резко заявил его собеседник.
— Наверное, дело в том, что мир полон глупцами и разинями, которые себя ими не признают, — со вздохом промолвил отец Браун и, помолчав, добавил: — Но даже если он глупец и разиня, отсюда не следует, что он убийца и лжец. И не забывайте, что есть документ, подтверждающий его рассказ: письмо, где миллионер говорит о своем мстительном брате. Пока вы не доказали, что оно поддельное, вам остается признать, что Брюса, возможно, и впрямь преследовал человек, у которого был реальный мотив. Вернее, мне следовало сказать, реально задокументированный мотив.
— Я не совсем понимаю ваши слова о мотиве, — заметил инспектор.
— Ах, любезный, — проговорил отец Браун, от нетерпения срываясь на фамильярность. — Какой-нибудь мотив есть у всякого. Учитывая, как Брюс сделал состояние, как вообще миллионеры зарабатывают деньги, любой захотел бы сбросить его в море. Для многих такой поступок стал бы почти машинальным. Мистер Тейлор мог бы его убить…
— Что?! — воскликнул мистер Тейлор, и его ноздри заметно расширились.
— Я мог бы его убить, — продолжал отец Браун, — nisi me constringeret ecclesiae auctoritas [166]. Всякий, кроме истинного праведника, испытал бы желание восстановить справедливость таким простым, таким очевидным способом: я, вы, мэр города или торговец оладьями. И лишь один человек никогда бы этого не сделал: частный сыщик, которому Брюс обещал пять фунтов в неделю.
Секретарь мгновение молчал, затем фыркнул и проговорил:
