– Ого-го! – протянул он, повернувшись к ним и глядя прямо на Марию. – Вы солгали.
Резник презирал агентов по продаже недвижимости с тех пор, как один из них увел у него жену. Они и раньше вызывали у него неприязнь, впрочем, как и молодые люди из автосалонов, пропахшие сигаретным дымом, с потными ладошками.
Подобно всем другим агентствам, стремящимся как можно быстрее поставить плакат с надписью «Продается» и не торопящимся убрать их, три компании уже довольно давно прикрепили свои объявления на сложенной из темного камня ограде его сада. Недавно он не выдержал, достал из чулана под лестницей инструмент и сбросил два из них. Остался один – принадлежавший небольшой фирме, не имеющей «сорока восьми отделений только в Ист-Мидленде», но содержащей в штате, по крайней мере, одного человека, с которым Резник мог разговаривать без неприязни. Он-то и позвонил ему с просьбой быть дома в половине девятого утра, когда он привезет покупателей.
– Занятые люди, – объяснил агент, – пара, начинающая семейную жизнь. Оба работают, и это единственное время, когда они могут быть у вас вместе. Я думаю, они вам понравятся, – добавил он с надеждой. Как будто это могло что-либо значить.
С момента объявления о продаже его дома прошло уже три месяца, и за это время еще никто не зашел так далеко, чтобы сделать какое-либо предложение. Или не подходил размер дома, или дом хорош, но район не тот, закладной процент высок, закладной процент низок, цены растут, цены стабилизируются… Резник просто хотел уехать отсюда. Запереть дверь и передать ключи. Вот и все!
Он попросил своего заместителя сержанта Грэхема Миллингтона остаться на ночное дежурство, провести утренний инструктаж и доложить обстановку главному инспектору участка.
– Вас это не затруднит, Грэхем? – поинтересовался он.
Не испытывавший недостатка честолюбия Миллингтон подтянулся, подправив и так блестевшие усы, словно человек, внезапно узнавший, что у него сегодня день рождения.
Было уже без четверти девять, когда подъехали, каждый на своей машине, покупатели. Мужчина вышел из блестящего черного «форда-сьерры» таких аэродинамических очертаний, что попади он по ошибке на взлетную полосу аэропорта Хитроу, то несомненно взвился бы в воздух. Его жена отдала предпочтение простому белому «фольксвагену» с открывающимся верхом. Оба были одеты в светло-серые костюмы, и оба взглянули на часы, когда вышли из автомобилей.
Почти тут же к бровке подрулил зеленый «моррис-минор», и из машины выбралась незнакомая Резнику женщина. На ней был широкий и большой черный свитер с рукавами, подтянутыми до локтей, короткая темно-синяя, в белый горошек, юбка, толстые полосатые колготки и присборенные красные сапожки. Она поздоровалась с клиентами, держа в левой руке раскрытую папку с информацией о доме.
– Мистер и миссис Лурье… доброе утро. Надеюсь, я не заставила вас ждать.
Она подвела супругов к Резнику, который стоял среди полегшей травы и темных кустов зимнего сада.
– Мистер Резник, не так ли? – Она коснулась его руки и улыбнулась, слегка скривив рот. – Меня зовут Клер Миллиндер. – Она произносила слова быстро, проглатывая окончания, как австралийка.
– Должна ли я называть вас «инспектор»? – Не дожидаясь ответа, она направилась к входной двери. – Мы можем войти в дом?
– Что случилось с мистером Альбертсоном? – негромко спросил Резник, когда они проходили прихожую.
– Он ушел от нас, чтобы стать священником.
– Но он звонил мне об этом посещении лишь вчера!
– Я знаю. Но разве так не бывает – словно внезапное озарение. Вспомните Библию.
Впереди них мистер и миссис Лурье обсуждали возможные расходы, связанные с установкой новой кухонной мебели из натурального дуба.
Клер прошла мимо Резника на кухню.
– Это прекрасная комната – особенно по утрам, когда она вся залита солнечным светом. Если здесь поставить круглый стол, то это будет чудесное место для завтраков.
Лурье снова кинул взгляд на свои часы.
– Мы можем осмотреть остальные комнаты, – обратилась к ним Клер Миллиндер.
У Резника не хватило духу последовать за ними. «Как их встретят его ноты? Надеюсь, они не тронут Диззи, – подумал Резник, – если ему взбредет в голову, он может цапнуть мистера и миссис Лурье».
Майлз вышел из гостиной и теперь, задрав хвост, терся макушкой о ногу Резника.
Покупатели вышли из гостиной, и Клер повела их по направлению к лестнице.
– Вы непременно должны посмотреть спальню. В ней действительно очень много воздуха и удобные встроенные шкафы.
Резник остался на месте, чужой в собственном доме.
Они спустились вниз, когда Резник выпускал Майлза через черный ход. «Как ноты смогут привыкнуть к новому жилью?»
– Инспектор?
Он закрыл дверь и повернулся.
– Дорогой, ты представляешь, сколько будут стоить новые ванные комнаты? – спрашивала миссис Лурье своего мужа. – Не говоря уже о ремонте. А эта убогая маленькая комната сзади, не могу представить себе, как можно ее использовать, кроме как складывать туда коробки с вещами. Что еще можно там разместить?
– Хлев, – спокойно заметил Резник.
– Простите?
Клер быстро взглянула на него.
– Дорогая, – обратился мистер Лурье к жене, показывая ей циферблат часов.
– Да, конечно. Нам уже пора уходить.
– Извините, работа. Они стояли в дверях.
– Мы свяжемся с вами.
– Конечно, – ответила Клер.
– Спасибо, что позволили осмотреть дом.
Резник был уже готов сказать, как обычно, что это доставило ему удовольствие, но без особого труда остановил себя.
Тяжелая дверь плотно закрылась.
– Альбертсон… он действительно стал священником? – спросил Резник.
– Да. Протестантским.
Какое-то время они стояли молча. Резник около низкого столика с шляпой, которую почти никогда не носил, и кипой старых газет, которые намеревался выбросить. Клер положила одну руку на темно-коричневые перила, а в другой держала папку, прижимая ее к бедру.
– Я не знаю, что заставляет людей поступать таким образом, а вы? – задумчиво произнесла она.
– Пожалуй, нет.
– Вы не думаете, что они слышат зов, вы понимаете, звон колоколов, голоса?
– Божественную литургию.
– Зовущую за собой.
– Возможно.
Она внимательно посмотрела на него.
– Почему мы делаем что-либо? Почему, например, вы хотите выехать из этого дома?
– Это трудный вопрос.
– Трудно объяснить или понять?
– Объяснить.
– А вы знаете ответ?
– Да, я думаю, что знаю.
– Ну-у, – протянула она, спускаясь по лестнице и проходя мимо него, – тогда все в порядке.
Она остановилась в дверях.
– Эти люди не заинтересовались домом, не так ли? – произнес Резник с легкой улыбкой.
– Они презирают его, – ухмыльнулась она в ответ.
– Вы считаете, его можно продать?
Она подняла пальцем отошедшие от стены обои.
– Думаю, что можно. Но вы должны немного снизить цену.
– Я уже делал это.
– Уверена, что мы сможем продать его.
Резник кивнул, засунул руки в карманы брюк и тут же вытащил их обратно. Худой нот, серый с белым пятном около носа и другим таким же на конце хвоста, протиснулся между краем приоткрытой теперь двери и сапожками Клер.
– Это тоже ваш?
– Это Бад.
– В горшке в раковине спал полосатый кот с откушенным ухом.
– Пеппер.
– Всего – три кота?
– Четыре.
Она бросила беглый взгляд на папку, переступила с ноги на ногу и сказала:
– Надо идти.
– В вашей конторе имеются дубликаты ключей.
– Полагаю, да.
– Вы можете приводить покупателей в любое время…
– Хорошо.
– Конечно, если вы тоже придете с ними. Она взглянула на него почти жестко.
– Я имею в виду, что не хочу, чтобы вы передавали ключи и люди бродили здесь одни.
– Нет-нет. Мы этого не делаем. Резник кивнул: договорились.
Клер широко распахнула дверь и спустилась на первую ступеньку.
– Я сделаю все, что смогу, инспектор.
– Спасибо.
– Вам просто надо потерпеть, только и всего. – Она спустилась еще на ступеньку и послала последнюю улыбку. Резник заметил, что она не только улыбалась, кривя рот, но и два передних зуба как бы перекрещивали друг друга. – Клянусь, вы хорошо это делаете, – рассмеялась она. – Умеете терпеть.
Наверное, стоило бы остаться в дверях и посмотреть, как она идет по извилистой дорожке, проходит через ворота и направляется к машине. Но Резник повернулся и вошел в дом. На кухне он приготовил в термосе кофе для себя и Грэхема Миллингтона в благодарность за его услугу.
Участок, в котором работал Резник, находился в черте города, не так уж близко от центра, что придавало ощущение определенной самостоятельности, и не настолько далеко, чтобы чувствовать себя в какой-то глуши. Это был северо-восток города между магистральными дорогами с построенными в начале столетия домами и стоящими среди них современными муниципальными зданиями, соединенными пешеходными дорожками. Большинство живущих здесь были бедняками, рабочими, которые считали себя счастливчиками, потому что имели работу: мулаты из стран Карибского бассейна, азиаты, белые – люди, выполнявшие почасовую работу на фабриках велосипедов или чулочных изделий. Теперь эти фабрики сносили, чтобы освободить место для универсальных магазинов. К западу отсюда был район с викторианскими особняками, теннисными кортами, обсаженными деревьями холмистыми улицами. Там еще были свободные площадки, достаточно большие, чтобы построить среди зелени по проекту архитектора летний дом и оставить достаточно места для игры в бадминтон. Единственное черное лицо, когда-либо замеченное там, могло принадлежать лишь человеку, который пытался срезать путь или заблудился.
