— Эти девочки, Андреа Джек и Стелла Хетерингтон, наши единственные свидетели, и, кроме белого фургона, они не могут припомнить в квартале ни единого транспортного средства, — прогундосил (вечные аденоиды) Хэрроуэр. — Так я подумал, ты заинтересуешься.
Слова «неприметный белый фургон» возымели на твой мозг эффект электрического разряда. Белый фургон — это же британский архетип, вечная головная боль полицейского. Ты поблагодарил Хэрроуэра, подумал с сожалением, что его упрямство и неразговорчивость заслоняют от начальства его же вдумчивое усердие. Известие о фургоне погнало тебя прямо к боссу, старшему офицеру полиции Бобу Тоулу, и побудило просить о поручении тебе дела об исчезновении и вероятном похищении ребенка.
Ты работал с Хэрроуэром, говорил с соседями, подружками, учителями и просто посторонними детьми, которые могли видеть Бритни в то утро. Ты говорил с Анджелой. Ты помнишь, как впервые увидел мать пропавшей девочки — она входила в супермаркет. Анджела, уборщица в Департаменте по делам Шотландии, объяснила, что отпросилась, потому что ее вторая дочь, Тесса, лежала дома с пищевым отравлением. Одиннадцатилетняя Тесса обычно присматривала за Бритни по дороге в школу. Ты сказал Анджеле не отчаиваться раньше времени и пошел с ней. В отделе замороженных продуктов Анджела взяла дешевых бургеров, рыбных палочек, резаной картошки, а на кассе — пачку сигарет. Ты поймал себя на том, что изучаешь каждую покупку Анджелы, словно продукты свидетельствовали о соучастии — не только в отравлении Тессы, но и в пропаже Бритни.
— По-моему, Бритни слишком мала, чтобы одной ходить в школу.
— Да я хотела ее отвести, но тут Тессу снова стало рвать, прям выворачивало. А Бритни на урок опаздывать не хотела.
Я, говорит, уже большая. — Супермаркет освещали желтые неоновые софиты. Анджела грудью наваливалась на тележку, сглатывала слезы, причитала: — Там всего-то пять минут ходу. Вы же ведь найдете мою девочку, да?
— Мы делаем всё возможное. Так значит, в среду утром Тессе было дурно?
— Ох, дурно. Накануне я водила девочек в бургер-бар, тот, что в центре у нас. Хотела их немножко побаловать — покормить, а потом в кино, ну, чтоб все сразу. Мы нового Гарри Поттера смотрели. Тессу еще в зале затошнило. Бритни так расстроилась, что домой пришлось возвращаться…
— Понятно, — сказал ты, предчувствуя, что пропущенный Гарри Поттер — самая ничтожная неприятность Бритни.
Простившись с Анджелой, ты пешком проделал путь до школы и обнаружил, что это все четырнадцать минут. Сначала по муниципальному микрорайону, потом через Логанбурнскую развязку, потом повернуть на шоссе Карр (именно там Бритни пропала), потом вдоль длинной глухой кирпичной стены, окружающей заброшенную фабрику. Потом снова за угол, миновать многоквартирный дом и кованые ворота в готическом стиле. За ними и будет викторианская школа.
В полицейском департаменте каждому известно: если похищенного и можно спасти, то только в первые часы после похищения. На поиски девочки и неизвестного в неприметном белом фургоне выехали патрульные машины. Однако утро прошло, наступил день, а новостей не было, и кроме Андреа и Стеллы, которые бежали в школу позади Бритни, точно вспомнить, что видели девочку, сумели только двое соседей — некая миссис Дойг спешила на работу, некий мистер Лохлан выгуливал пса.
Ты вернулся в департамент и спросил Боба Тоула, нельзя ли собрать подобающую следственную группу. В эпоху повальной осведомленности о преступлениях на сексуальной почве пропавший ребенок тянет на целую первую полосу, так что ушлый Тоул мигом согласился.
— Возьми Аманду Драммонд, — сказал он, — и Олли Нотмена.
Ты выразил благодарность. Драммонд дотошная, неплохо разбирается в людях; Нотмен энергичный и умеет работать с фактами. У него тоже степень по информационным технологиям в университете Хериот-Уотт, но применяет навыки он куда эффективнее, чем ты, его начальник. Тем более досадно, что он и помоложе будет.
И тут Тоул добавил:
— И Даги Гиллмана не забудь.
Воздух из легких полез обратно. Несколько лет назад ты крупно повздорил с Гиллманом на личной почве; сейчас именно последнее обстоятельство не дало тебе возразить. Мало ли кого вы не поделили — на рабочий процесс это не повлияет.
Ты взял Хэрроуэра и еще одного надежного полицейского, Кении Маккейга (с выходного его вытащил). Принял командование и официально начал следствие. Маккейг и Хэрроуэр продолжали обход потенциальных свидетелей. Нотмен просматривал видеозапись наблюдения за скоростным режимом, брал на заметку все белые фургоны, в соответствующее время зафиксированные в районе шоссе Карр, выяснял регистрационные номера, проверял владельцев по базе данных бюро аренды автомобилей в Суонси. Драммонд и Гиллман с криминалистами прочесывали каждый дюйм участка шоссе Карр, где в последний раз была замечена Бритни. Гиллман, патрульный старой закалки, не блистал познаниями ни в судебной экспертизе, ни в информационных технологиях, но невозмутимо выполнял твои указания.
Сам же ты занялся «реестром» — базой данных насильников. Проверял, кого не было в городе, кто освобожден условно-досрочно, кто под надзором; кто проходит как особо опасный и кто как «завязавший». В ту среду, «листая» на экране фото анфас и в профиль (над Кассл-Хиллом сгущались тучи, забрызгал дождик), ты свободной рукой набрал Труди и сообщил, что опоздаешь в «Филмхаус». В «Филмхаусе» же буркнул: «Извини, милая, дел по горло. Еще и погода не способствует».
Труди, кажется, не огорчилась.
— Слава богу, мы летим в Майами. Есть о чем помечтать!
Но ты ни о чем не мечтал. Со звонка Хэрроуэра твоя тревога только усиливалась. Ты не первый день в полиции; ты определяешь зло не только как наличие грязи, но и как отсутствие добра. Опыт научил тебя, что единственное несчастье, горшее, чем насильственная смерть близкого человека, — это пропажа близкого человека, пропажа без вести, с концами. Это пытка неопределенностью, когда сердце подпрыгивает на каждый стук в дверь, на каждый телефонный звонок. Несчастных выдает отчаяние в глазах, привычка в любой толпе поспешно и жадно прощупывать лица. Можно уговорить себя, что смерть близкого человека была неизбежна; много труднее подавить крик упорствующей души. Он жив, кричит душа; но вернется ли он? Для тех, кто побывал в преддверии ада, любые вести, не важно, насколько тяжелые, предпочтительнее нескончаемого ожидания, желаннее неумирающей надежды. Ты уже видел, как мать-одиночка Анджела Хэмил медленно вязнет в безумии.
К вечеру среды сомнений не осталось: Бритни похищена. В четверг Тоул решил дать делу огласку. Ситуацию изменить нельзя, новости — можно и нужно. В очередном выпуске эдинбургской «Ивнинг ныос» появилась фотография румяной улыбающейся девочки, девочки, которой суждено было перейти в категорию символов. У родителей щемило сердце, каждого незнакомца провожали подозрительные взгляды. В прессе склонялся эпитет «ангелочек». Ты слышал его и от деда похищенной.
Коммутаторы в полицейском участке, как обычно в таких случаях, дымились от соболезнований домохозяек, откровений отморозков и домыслов благонамеренных, но по большей части взявших ложный след обывателей. Предчувствие было неотвратимо, как эпидемия. Что бы члены следственной группы ни говорили в интервью или дома за ужином, в силу своей профессии они знали: через двадцать четыре часа речь пойдет уже о сексуальном надругательстве и убийстве ребенка.
Следственная группа работала день и ночь. Первым отличился Гиллман — в канаве у шоссе, где исчезла Бритни, он нашел желтоватый лист бумаги. Анджела подтвердила, что лист из школьной тетрадки. Само наличие листа свидетельствовало о том, что девочка пыталась сопротивляться.
Следователям требовалось как-то материализовать негодяя. Были перепробованы несколько характерных кличек — Извращенец, Маньяк, Животное. Но в кулуарах фигурировал еще и Мистер Кондитер. Происхождение — телереклама шоколада «Тоблерон»: «Ой, мистер кондитер, пожалуйста, дайте мне тоблерончик». Сидя в баре «У Берта», парни решили, что мультяшный кондитер — точный педофил, заманивающий детей конфетами.
Перестань.
Забудь о преступлении…
У тебя отпуск…
Никакого сочувствия с нашей стороны, никаких «Виноваты среда, родители, общественный строй»…
Потому что…
Потому что его таким зачали, он, подонок, мразь, был так задуман. Грязный ублюдок явился в этот мир — будто на охоту вышел…
Мы должны быть сильными и бдительными, мы должны действовать оперативно, чтобы обезвреживать таких, как он; они не смеют разрушать нашу плоть…
Леннокс выпадает из полузабытья, в кулаке у него хрустит стаканчик. Смесь водки с томатным соком брызжет на здоровую левую руку. Леннокс отбрасывает стаканчик, наскоро вытирается салфеткой. Труди ничего не заметила; они со старушенцией поглощены журналом. Леннокс пытается думать о матчах, проходивших на стадионе «Тайнкасл». Они с отцом были на игре между «Хартс» и «Лейпцигом» — «Хартс» тогда победили со счетом 5:1. Матч смотрел по телевизору Ленноксов однокашник, Кертис Парк, фанат «Хиберниана»; Ленноксу он потом сказал, что комментировал англичанин Алан Вике. Решающий гол Иена Фергюсона в матче с «Байерн Мюних». Борьба за Шотландский кубок, победа над «Рейнджере» со счетом 3:2. Победа в Паркхеде. Многочисленные победы Джона Робертсона в промежуточных матчах. Случайная встреча с Робертсоном в торговом центре — Робертсон еще руку Ленноксу пожал. Джон Кэхун, которому целый сезон грозила мировая слава. И решающий матч в мае 1986, когда «Хартс» потеряли все. Благотворительный ужин пару лет назад — Леннокс сидел рядом с Уоллесом Мерсером, бывшим владельцем клуба, и слушал легенды о минувших матчах и об ужасном дне, о матче с «Данди». А теперь кто там главный?
