Моим родителям, Пит и жин Уэлш, за всю их любовь и поддержку.
Когда приходит пора для Цезарского Гриба
Это — противоположность грибного сезона
Ибо Цезарский Гриб появляется в марте
А грибной сезон наступает в сентябре
Шестью месяцами раньше
На полгода
Равноденственно
Осеннее равно весеннему
Надеешься ли ты на большее,
Чем на лучшее равновесие
Между страхом и желанием
И только заблудший
Кто найдет путь прямой
Ни в лесу, ни в поле
Не будет мантий, подобных Цезарским, пурпуром отделанным
Даже целая улица, отделанная пурпуром
И на ней каждая дверь
Завернута будет в разную оберточную бумагу
Сентябрьские грибы полуночи
Показывают ритмы виденья
Двигаться мимо нельзя, не спотыкаясь об них
Стирай свои ленты
Стирай молнией свои ленты.
Пол Рики «Когда Приходит Пора для Цезарского Гриба...»
— Отличный гарнир к мясу, Мардж, — заметил я, c упоением прожевывая пищу. Еда была действительно хороша.
— Рада, что тебе понравилось, — отозвалась она, протирая очки, и ее лицо расплылось в снисходительной улыбке. Мардж, вне всяких сомнений — красивая женщина.
Сам я испытывал удовольствие, но вот Лиза размазала еду по всей тарелке, и ее нижняя губа презрительно поджалась.
— Неужели тебе не нравится, Лиза? — поддразнила ее Мардж.
Ребенок ничего не сказал, только качнул головой, и выражение на его лице осталось неизменным.
Глаза Гари вспыхнули. Маленькая Лиза откровенно не поднимала глаз с тарелки.
— О! Да ты, черт возьми, должна уминать за обе щеки, девочка! — свирепо рявкнул он. Лизу перекосило так, как будто его слова оказали на нее физическое воздействие.
— Оставь ее, Гари. Если она не хочет, то ей и не нужно это есть, — примирительно рассудила Мардж.
Взгляд Гари оставил ребенка. Уловив представившуюся возможность, Лиза выскользнула из-за стола и вышла из комнаты.
— Куда, как ты думаешь... — начал Гари.
— Ох, оставь ее в покое, — фыркнула Мардж.
Гари взглянул на нее и машинально сделал маниакальный жест своей вилкой.
— Я говорю одно, ты другое. И не стоит, блядь, удивляться, что меня не уважают в моем собственном чертовом доме!
Мардж робко пожала плечами. У Гари был крутой нрав и он действительно взвинчен с тех пор, как вышел из тюрьмы. Он повернулся ко мне, требуя понимания.
— Видишь, как оно, Джок? Каждый раз, твою мать! Обращаются со мной так, словно я невидимка хренов! В моем, блядь, собственном доме. Мой собственный ребенок, мать его так! Моя собственная жена, черт возьми. Господи боже, — простонал он, насмешливо указывая на Мардж.
— Не бери в голову, Гэл, — сказал я. — Пиршество Мардж заставляет нас гордиться ею. Все просто объедение, Мардж. Это не беда Лизы, что ей не понравилось, но ты же знаешь, каковы дети. У нас разные вкусы, пусть цветут все цветы.
Мардж одобрительно улыбнулась. Гари же пожал плечами и, нахмурившись, уставился в пространство. Мы доели оставшуюся часть обеда, прерывая нашу жрачку сдержанными ритуальными беседами; обсуждены шансы Арсенала на чемпионство в следующем сезоне, достоинства нового Ко-оп магазина внутри торгового центра в Далстоне сравнены с традиционным Сейнсбери вверх по дороге, установлены возможное происхождение и сексуальная ориентация нового менеджера, заменившего Мерфи, и бесстрастно взвешены все за и против открытия заново местной железнодорожной станции Лондон Филдс, закрытой много лет тому назад из-за ущерба, причиненного пожаром.
Наконец Гари отодвинулся и рыгнул, затем потянулся и поднялся.
— Отличная хавка, девочка, — сказал он успокаивающе. И повернулся ко мне. — Ты сыт?
— Да, — ответил я, поднимаясь.
Гари уловил немой вопрос на ироническом лице Мардж.
— Я и Джок должны поговорить немного о делах, вот так.
Лицо Мардж приняло теперь напряженное злобное выражение.
— Ты же не собираешься воровать снова, а?
— Я же сказал тебе, что не собираюсь, говорил же, — агрессивно парировал Гари.
Ее искаженный рот и прищуренные глаза встретили его взгляд.
— Ты обещал мне! ТЫ, МАТЬ ТВОЮ, ОБЕЩАЛ! И все те долбанные вещи, о которых ты говорил...
— Я не ворую! Джок! — воззвал он ко мне.
Мардж устремила на меня свои большие просящие глаза. Молила ли она меня, чтобы я сказал ей правду, или сказал то, что она хотела услышать? Гари обещал. Неоднократно обещал, неоднократно нарушал обещание. Независимо от того, что я скажу ей на этот счет, она снова будет обманута — Гари или каким-нибудь другим чуваком. Для некоторых людей неизбежны определенные виды разочарований.
— Теперь это железно. На все сто, — улыбнулся я.
Моя бредятина была достаточно убедительна, чтобы вернуть доверие к Гари. Напустив на себя вид оскорбленной невинности, он выдал:
— Вот. Ты, девочка, получила достоверную информацию прямо из уст непосредственного очевидца событий.
Гари пошел наверх взять бабки. Мардж печально покачала головой и нарушила воцарившееся молчание.
— Он беспокоит меня, Джок. Раньше он не был такой взвинченный и грубый.
— Он волнуется за тебя и за ребенка, Мардж. Это Гэл; он постоянно терзаем какими-то опасениями. Это в его природе.
Мы все терзаемы какими-то блядскими опасениями.
— Ты готов или что? — Гари высунул голову из-за двери.
Мы отправились в «Таннерс». Я сел в задней комнате и Гари последовал за мной с двумя пинтами. Он медленно, c полной концентрацией, поставил их на полированный стол. Он поглядел на пинты и мягко сказал, качая своей головой:
— Проблема не в Уитворте.
— Он, черт возьми, проблема для меня. Две, блядь, штуки стоят проблемы.
— Ты не сечешь мой базар, Джок. Не он проблема, так? Это ты, — его вытянутый палец решительно уперся в меня, — и я, — продолжил он, ткнув им себя в грудь. — Долбанные мудозвоны. Мы можем забыть об этих башлях, Джок.
— Какого хрена...
— Уитворт будет вешать нам лапшу на уши, дурачить, избегать нас, пока мы просто не заткнемся в тряпочку, как два хороших маленьких мальчика, — он язвительно улыбнулся. Его голос обладал холодным неумолимым резонансом. — Он не воспринимает нас серьезно, Джок.
— Так что ты предлагаешь, Гэл?
— Либо мы забудем об этом, либо заставим его воспринимать нас серьезно.
Я проиграл его слова в моей голове как пластинку, проверяя и перепроверяя их в поисках скрытого смысла, скрытого смысла в реальности, которую я немедленно признал.
— Так что же мы будем делать?
Гари глубоко вздохнул. Странно, что он теперь такой спокойный и обстоятельный, если сравнить с его раздраженным состоянием за обедом.
— Мы научим ублюдка воспринимать нас серьезно. Преподадим ему урок на хуй. Научим его проявлять немного уважения, вот что.
Возможный план, как мы сделаем это, Гари изложил предельно ясно. Мы вооружимся и предпримем поездку на квартиру Уитворта в Хаггерстоне. Затем выбьем из него все дерьмо, какое только возможно, прямо на его пороге и назначим последний срок для выплаты денег, принадлежащих нам.
Я обдумал данную стратегию. Разумеется, не было никакого шанса разрешить это дело легально. Моральное и эмоциональное давление оказалось никудышным и, как показала практика, абсолютно бесполезным, и, тут Гари был прав, это действительно компрометировало нашу состоятельность. Это были наши деньги, и Уитворту предоставлялась любая возможность, чтобы их выплатить нам. Но я стремался. Мы подошли близко к тому, чтобы открыть гнусный ящик Пандоры, и я чувствовал, что события выскальзывают из-под моего контроля. У меня начались видения тюрьмы Скрабс, или того хуже, конкретный пиздец со спущенной сворой собак и погружением в Темзу, или же какую-то вариацию этого клише, обозначающей в реальности одну и ту же вещь. Уитворт сам не представлял никакой проблемы, он был весь как на ладони; напыщенный, болтливый, но отнюдь не человек насилия. Тема была такая: насколько хорошие у него завязки. Мы скоро выясним. Мне придется смириться с этим. В другом случае, мне не выиграть. Если я не пойду до конца, я потеряю состоятельность в глазах Гари, и мне он нужен был больше, чем я ему. И что важнее, кто-то заныкает мои деньги и я останусь на мели, снедаемый самоуничижением за то, что капитулировал так бездарно.
— Давай разберемся с этой пиздой, — сказал я.
— Так-то, мой друг, — Гари похлопал меня по спине. — Всегда знал, что у тебя есть порох в пороховницах, Джок. Вы, долбанутые шотландцы, все сумасшедшие, вашу мать! Мы покажем этой паскуде Уитворту, кого он, сявка, кинуть решил.
— Когда? — спросил я, чувствуя вместе со смесью восхищения и тревоги подкатывающую к горлу тошноту.
Гари пожал плечами и поднял брови.
— Время не терпит.
— Ты имеешь в виду прямо сейчас? — открыл я рот от изумления. День был в самом разгаре и совсем не улыбалось делать это при солнечном свете.
