Элен прослужила в фирме около года. Френсис, жизненные планы которой уходили совсем в другую сторону, занималась тогда в местной школе изящных искусств, хотя — как признала откровенно — особыми талантами не обладала.
Шел 1939 год. Отец уже не мог обойтись без Элен, особенно в ситуации, когда двух самых способных сотрудников забрали в армию.
В феврале 1940 года Элен неожиданно уехала, чтобы поступить на службу в Конингтоне. Френсис говорила, что никогда не забудет дня, когда Элен сообщила о своем решении. Это свалилось на них, как гром среди ясного неба, совершенно неожиданно. Элен не собиралась вступать в дискуссию, не слушала никаких аргументов. Просто заявила отцу, что нашла работу на фабрике в Конингтоне. Фабрика работала на армию, а она не хотела ждать, пока ее мобилизуют и пошлют неведомо куда. И уедет немедленно.
В самом деле, на следующий день ее уже не было.
Прошли месяцы, пока мистер Клементс оправился от потрясения, вызванного этим бегством. Элен была его опорой, она была педантична, уравновешена и надежна, как когда-то ее мать. Он не понимал, что произошло, и винил во всем войну, которая портит людей, хотя его фирма и не была непосредственно связана с работой на нужды армии. Но он неописуемо страдал от того, что она даже не сочла нужным посоветоваться с ним или хотя бы предупредить заранее, что собирается уехать.
Френсис была обеспокоена. Поступок сестры и ее шокировал, и она тоже его не понимала. Поэтому спустя два месяца поехала в Конингтон, чтобы увидеться с сестрой. Сбылись ее наихудшие опасения: Элен была на пятом месяце беременности, носила на пальце дешевое обручальное колечко, купленное в ближайшей лавчонке, и приняла фамилию Траб. Миссис Траб. Своей хозяйке дала понять, что муж в армии. Френсис нечаянно разрушила этот миф, расспрашивая о мисс Клементс, и сразу после этого Элен переехала, уже не прикидываясь замужней, но сохранив фамилию Траб. После рождения ребенка Френсис время от времени, когда была возможность, приезжала помочь сестре. Она могла это делать, поскольку не жила тогда дома — ее определили в часть, занимавшуюся маскировкой зданий в разных частях страны.
Она согласилась сохранить все в тайне от отца. Это было нетрудно — они редко виделись, тем более что его печаль перешла в гнев и теперь он не желал ничего слышать о своей старшей дочери. Та даже не писала ни ему, ни кому-нибудь из знакомых — хорошо же, он умывает руки.
Но был один старый знакомый, который вызывал у Френсис чувство озабоченности — один из сотрудников отца, многообещающий молодой человек, который вступил в армию сразу после начала войны. Колин Мидоус был дружен с Элен, каждый день встречаясь с ней в конторе. Френсис, в своем школьном, а потом студенческом воображении уже видела рождающийся между ними роман. После отъезда Элен Колин старался некоторое время установить с ней контакт и признался Френсис, как был расстроен, что ему это не удалось. Постепенно до нее дошло, что его приезды в отпуск и визиты в их дом всегда совпадали с ее приездами, и что приходит он из-за нее, а не из-за Элен. Но через два месяца после первой поездки в Конингтон и она перебралась туда, чтобы быть ближе к сестре в трудную минуту, и тоже стала работать на фабрике.
Ребенок родился без проблем. Френсис вернулась домой и поступила в Женскую вспомогательную службу ВВС. Через год она вышла замуж за Колина Мидоуса. Выдала ему секрет Элен, и он обещал сохранить все в тайне перед отцом и знакомыми в Уэйфорде.
В 1940 году, вскоре после рождения ребенка, начались массовые налеты, и дом, в котором жила Элен, был разрушен. Она перебралась в другой район. Френсис время от времени посылала ей немного денег, но по сути дела они не были нужны — Элен работала в конторе на военном заводе и прилично зарабатывала, получала пособие на ребенка, да и на фабрике был паек.
— Много было тогда девушек в том же положении, что и Элен, — грустно заключила Френсис.
В 1943 году мистер Клементс вдруг умер. Причиной стало не обнаруженное вовремя новообразование, и поспешная операция опоздала. Колин, тяжело раненный и демобилизованный по инвалидности, лишь немного придя в себя, принял руководство фирмой. Отец все завещал Френсис, о сестре в завещании не было ни слова.
Через месяц после смерти отца маленького сына Элен обнаружили мертвым — задушенным — в кроватке. Ему уже исполнилось три года — не могло быть и речи о несчастном случае. Явное умышленное убийство. Элен арестовали и обвинили в детоубийстве.
И тогда она впервые заявила, что это не ее ребенок. Утверждала, что опекала его вместо подруги, которая служила в армии и платила ей за уход. Отрицала также обвинения в убийстве.
Тех же утверждений она придерживалась и во время следствия и суда. Но отказалась объяснить, кто настоящая мать. Отказалась назвать кого бы то ни было, кто знал мать или когда-нибудь ее видел. Отказалась объяснить, почему ее фамилия фигурирует в метрике ребенка, которую нашли у нее и проверили по записям в мэрии.
— Что могли поделать ее защитники? — спросила Френсис гостей, сидевших молча, угнетенных услышанной унылой историей. — Как можно было помочь ей без нее? Предлагали заявить о ее недееспособности, но она отказалась, а ведь врачи, которые ее осматривали, заявили, что не смогли бы этого отрицать. Кроме того, она говорила неправду. Я знала, что это неправда. Ведь я там была…
— Вы были при рождении ребенка?
— Ну, нет… Я же работала. Мне… Меня отправили на другую фабрику на несколько недель, на переподготовку, а когда я вернулась, ребенок уже был, и Элен его нянчила.
— Она еще лежала в постели?
— Нет. Ребенку было уже больше недели.
— Она сама его кормила?
— Нет. Из бутылочки, — ответила Френсис с выражением легкого неудовольствия на лице.
— Значит, существует возможность, что она говорила правду, — заметил Рэй. — А были свидетели, которые присутствовали при родах?
— Обвинение свидетелей не представило. Ее материнство сочли доказанным метрикой и показаниями хозяйки, у которой она позднее жила. Но и защита не представила свидетелей, которые бы признали, что это не ее ребенок. Я помочь ничем не могла. Я же знала, что она была беременна, и сроки сходились.
— Вы давали показания?
— Да. Давала под присягой. Мне устроили перекрестный допрос, и это было ужасно.
Миссис Мидоус закрыла глаза рукой, словно воспоминания о процессе были еще живы, хоть минуло шестнадцать лет.
— Для чего ей было убивать его после трех лет? — медленно спросил Рэй. — Вот чего я не понимаю. Знаю, порой такое случается после родов. Но после такого долгого срока?
— Неожиданный приступ ярости, — предположила Френсис. — Не думайте, что я об этом множество раз не думала. Внезапное ощущение, что больше этого не выдержать…
— Незамужние матери часто неуравновешены, — согласилась Мевис, — только это не относится к мисс Траб. Я вообще не могу ее представить матерью внебрачного ребенка. Но не потому, что считаю ее непривлекательной. Эти снимки времен суда… Хочу сказать, что она была весьма хорошенькая, если не обращать внимания на прическу и платье по тогдашней моде. Стройная… Но ее характер…
— О том и речь, — вмешался Рэй. — Характер… Это загадочная история, вам не кажется? Апелляцию подавали?
— О, да. Так замечательно, что столько прекрасных людей были против ее осуждения…
— Джой! — вдруг сорвалась с места Мевис. — Она плачет!
Из глубоких кресел не была видна машина, стоящая перед домом. Рэй с миссис Мидоус следом за Мевис подошли к окну.
— Видимо, она проснулась, — любезно заметила Френсис. — Может быть, вы ее принесете сюда?
Все вышли из дому. Джой заходилась от плача и вертелась в своей колыбельке.
— Похоже, ее что-то перепугало, — сказала Мевис, склоняясь над ребенком. — Она боится чужих.
— Но здесь никого нет, — миссис Мидоус побледнела. — Колин ушел играть в гольф, как обычно, а прислуга по воскресеньям не приходит. Кроме нас тут никого нет.
— Кто-то мог войти, — заметил Рэй, — ворота открыты.
— Мы бы слышали шаги по гравию дорожки, — запротестовала Мевис. — Ведь окно было открыто. Когда Джой заплакала, я услышала сразу.
Холмсы решили больше в дом не возвращаться, а сразу уехать. Когда машина тронется, Джой успокоится. Спасибо за чай, но нет, им пора ехать.
— Ну что же, если вы решили… — Френсис на прощание с милой улыбкой протянула руку. — Колин будет разочарован, что не застал вас.
— Спасибо, — поблагодарила Мевис, — за то, что вы нам все рассказали. Надеюсь, теперь это перестанет нас угнетать.
— Я в этом не уверен, — возразил Рэй. — Полагаю, ее делом нужно заняться заново. Все-таки она должна заговорить, хотя бы сейчас. Я собираюсь убедить ее. А если не захочет, кто-то должен заняться истинным происхождением ребенка, которого она якобы убила. Как я уже говорил жене и повторяю сейчас, наша мисс Траб не тот человек, который способен убить кого бы то ни было, а тем более маленького ребенка.
