— Когда вы впервые уверились, что это он?
Аллейн неторопливо уминал табак в своей трубке.
— Не знаю, — сказал он наконец. — Вы понимаете, что именно вы с самого начала вводили меня в заблуждение?
— Я?! Что вы имеете в виду?
— Разве не ясно? Вы снова и снова клялись, что в течение этих роковых пяти минут непрерывно разговаривали с Артуром Уайлдом. Так же поступала и эта козочка, его жена. Бедняжка! Она не подозревала его — она ужасно боялась за себя. О, я знаю, что вы говорили это из самых добрых побуждений. Вам казалось, что вы все время говорили. Конечно, вы так и думали. Вы подсознательно нарисовали себе картину — Артур Уайлд лежит в ванне и намыливает шею. Вы слышали соответствующие звуки — всплески, шум воды из крана и тому подобное. Если бы вы могли видеть!
— Видеть?
— Да, видеть сквозь стену. Если бы только стена была, как на сцене — прозрачной! Если бы вы могли видеть, как Уайлд заходит в ванную в своих дурацких коротких подштанниках, над которыми, как вы мне рассказывали, так потешался Рэнкин в тот самый день! Вы могли бы наблюдать, как он склоняется над ванной, открывает краны, моет руки и двигает губами, разговаривая с вами. Вы могли бы увидеть, как эта жалкая маленькая фигурка тщательно вытирает руки, забегает в туалетную жены и возвращается с перчаткой на руке. Он хотел найти и другую перчатку, но в спешке уронил ее за выдвинутый ящик, и она провалилась в щель обивки. Как бы вы изумились, когда он приоткрыл дверь и (вероятно, предварительно окликнув вас) выглянул на площадку, а затем, как только Этель вошла в вашу комнату, выскользнул наружу. Через восемь секунд ударил гонг, и все погрузилось во мрак, так что вы никак не могли увидеть, как фигура вернулась, разделась и бросилась в ванну. Он говорил с вами, пока мыл и тер себя на тот случай, если кровь Рэнкина забрызгала его тело. Должно быть, для него было ужасно ждать света, чтобы узнать, испачкана ли перчатка. Я полагаю, что он сунул ее в карман и дождался момента, когда миссис Уайлд устроила истерику в гостиной и все столпились вокруг нее. Можно сказать, это был его шанс — он выбежал в холл, швырнул лайковую перчатку жены в камин и присыпал углем. Кнопка застежки исчезла бы вместе со всем остальным, если бы не провалилась сквозь решетку на поддон. Это, вместе с перчаткой на левую руку, стало моим единственным вещественным доказательством. Он хорошо владел собой. Даже позаботился сказать: «Вы — труп!» кому-то на площадке. Это как бы подтолкнуло появление других свидетельств и произвело очень хорошее впечатление.
— Но почему он это сделал? — спросил Найджел.
— А мотив — или, скорее, мотивы? Прежде всего — деньги. Жена Уайлда должна тысячу фунтов разным портным. Он сам задолжал за квартиру и кое-что еще, а последняя книга принесла ему одни убытки. Он знал, что Рэнкин завещал ему три тысячи. Во-вторых, есть еще две интересные причины, почему Уайлд мог приветствовать, если не замышлять, смерть Рэнкина. Он ненавидел вашего кузена. Я хорошо проследил их взаимоотношения. Рэнкин постоянно задирал и доводил Уайлда, пока они учились в Итоне. В дальнейшем он проявлял к нему некое презрительное равнодушие. От официантов ночного клуба, уволенной горничной мадам и от вас лично я узнал, что Рэнкин открыто флиртовал с миссис Уайлд под самым носом у ее мужа, которого все считали покладистым, кротким и рассеянным. Он прочел письмо Рэнкина. Здесь мне повезло. Сегодня утром я исследовал и проверил на отпечатки пальцев связку писем, которую мисс Анджела добыла прошлой ночью. Миссис Уайлд давно до них не дотрагивалась, а он это делал совсем недавно. Он, должно быть, усердно и методично шпионил за ней, и, конечно, ему не составило труда подобрать ключ к танбриджской шкатулке. Возможно, она что-то заподозрила, раз направила своей старой портнихе и наперснице просьбу сжечь письма. Скорее всего, она опасалась, что они будут найдены и скомпрометируют ее. Я бы сказал, что ее муж был страшно ревнивым человеком. Он очень умен. Я с самого начала наблюдал за ним с повышенным интересом. Его исполнение роли добросовестного свидетеля на нашем пародийном суде было совершенно блестящим. А вот последующее «признание», вопреки тщательно выстроенному алиби, выглядело как раз чуть слишком искусным. Он, видимо, пытался сыграть в такую игру, где блефуют до бесконечности: «Если я так скажу, то он или не поверит, или решит, что я так и предполагал, что он не поверит, и заподозрит меня, но если он решит, что я это придумал, как невиновный человек, вынужденный прикрывать свою жену, тогда я вне подозрений, а если он решит…» Он, вероятно, дошел до этой развилки бесконечного и бессмысленного пути и здесь решил остановиться. Тут вы как раз подоспели с подтверждением его алиби, и он очень умно разыграл несостоявшегося мученика, побежденного фактами.
С этого момента я был уверен, но потребовалось еще прояснить насчет «русского элемента», и дело можно было закрывать. Интересное дело!
Аллейн вытянул длинные ноги и бросил взгляд на багажную полку.
— Когда я нашел в ее комоде лайковую перчатку с левой руки и установил, что застежка соответствует той, что подобрана на каминной решетке, я понял, что нахожусь на верном пути. Если бы он надел обе перчатки и уничтожил их, оставив только обгорелую кнопку, я бы, отыскав ее, мог впасть в искушение заподозрить его жену, хотя и обратил внимание на его маленькие руки. Но перчатка с левой руки завалилась за ящик, и отпечатки пальцев левой руки оказались на перилах.
— Его признают виновным?
— Как знать! Вспомните, что он уже однажды признался.
— А ведь верно! Что за горькая ирония! Но, мне кажется, опытный адвокат…
— О, вполне возможно. Ну а что вы все скажете на суде под присягой, когда вас спросят о его поведении на моей сегодняшней реконструкции?
— Скажем как можно меньше.
— А что скажет Розамунда Грант, когда ее попросят под присягой ответить, говорила ли она Уайлду о неверности его жены?
— А она говорила?
— Я в этом уверен. На следующий день после подслушанной беседы между Рэнкином и миссис Уайлд она пошла прогуляться с Уайлдом. Наша с вами приятельница Сисси видела, что она была в сильном возбуждении. Я думаю, мисс Грант пожалела о содеянном и вечером пошла в комнату Рэнкина, чтобы очистить душу. Адвокат, конечно, будет нажимать на это и допытываться, почему она не захотела отчитаться в своих действиях. Но она, видимо, боялась Уайлда.
— Это будет тяжелое дело, — заметил Найджел.
— Это будет неприятное дело, но такие типы, как он, не должны гулять на свободе.
Поезд мчался уже сквозь скопление пригородных домиков. Аллейн встал и начал натягивать пальто.
— Вы необыкновенное существо, — вдруг сказал Найджел. — Вы поразили меня тем, что перед арестом волновались так же, как любой из нас. Во всяком случае, у вас есть нервы. Я бы сказал, что вы ненавидели всю эту игру. А теперь, часом позже, вы изрекаете жестокую банальность о типах. Право же, вы настоящий варвар.
— Скверный юнец! Так-то вы себя ведете, интервьюируя великих людей? Приходите ко мне завтра обедать.
— Послушайте, я бы рад, но не могу. Завтра я веду Анджелу на выставку.
— Ухаживаете вовсю?
— А, ну вас!
— Ну что ж, вот и Паддингтонский вокзал.
Район Лондона.
Район Лондона.
Персонаж греческой мифологии — красавец-охотник.
180,5 см.
183 см.
188 см.
Юго-западный район Лондона.
163 см.
Большое окно до самого пола, подобное балконной двери.
Миль в час, соответственно 97 и 105 км/ч.
Филиппы — город во Фракии, где в 42 г. до н. э. войска Антония и Октавиана победили Брута и Кассия.
Следователь по делам об убийствах и о тех случаях, когда причина смерти не ясна.
