– Ты помнишь моего предшественника – бедного мистера Лоусона? У него был подход к этим опустившимся бродягам, как мне говорили. Он часто приглашал одного или двоих остаться пожить у него в доме несколько дней. Ты, наверняка, знаешь об этом, в любом случае. Возможно, я должен прилагать больше усилий, чтобы стать таким, как он. Тем не менее, мы все разные, Томас. Такими Господь создал нас. – Он улыбнулся с сожалением, и начал подниматься. – Возможно, бедный мистер Лоусон не был так хорош при замене лампочек, а?
Томас откликнулся призрачной слабой улыбкой в ответ и вернулся к роли телохранителя на нижней ступеньке, старательно отводя глаза от быстро исчезающих подошв черных туфель викария. Забавно, на самом деле! Он присоединился к церкви Сент-Фрайдесвайд чуть более года назад (он был студентом в Хертфорде), и он помнил предыдущего викария очень хорошо. Он думал, что помнит и другие вещи. Например, он считал, что помнит бродягу, который только что приходил. Разве он не видел его в церкви несколько раз?
Решение поехать в Шрусбери было принято мгновенно и непроизвольно, когда Морс вышел из церкви на обратном пути в Сент-Олдейтс; и пока Льюис вел полицейскую машину по кольцевой на Вудсток, оба детектива психологически рассчитали возможный график. Было уже 4.20 вечера. Два часа, скажем, чтобы добраться туда – если движение будет вменяемым; два часа там; еще два часа назад. Итак, если немного повезет, они смогут вернуться в Оксфорд примерно в 10.30 вечера.
Морс, по своему обыкновению, мало говорил в машине, и Льюис радовался, что может уделить все свое внимание автомобилистам. Они стартовали как раз во время ежедневного массового исхода из Оксфорда, который начинался около четверти пятого и продолжался, парализуя движение, еще почти час. Это было очень весело, даже слишком, вести машину, отмеченную надписью «POLICE». Остальные участники дорожного движения сразу же становились деликатны, соблюдали ограничения скорости, следили за бледно-голубым с белым автомобилем в зеркалах, и демонстративно избегали малейшего отклонения от стандартов вождения, управляя машинами с вежливостью и заботой, которые дико расходились с их обычной неистовой агрессией.
Так было и теперь.
Льюис свернул налево от А34 через Чиппинг-Нортон. После Ившема перед ними открылась огромная панорама длинных, крутых холмов, с домами из камня, мягко освещенными закатным теплым желтым солнцем. В Ившеме Морс настоял, чтобы они проехали дорогой на Першор, по пути в каждом городе он с энтузиазмом восхищался красными кирпичными домами с окрашенными в белый цвет оконными рамами; а в Вустере он направил Льюиса вдоль Бромярд-роуд.
– Я всегда считал, – сказал Морс, когда они свернули на север от Леоминстера дальше к A49, – что это одна из самых красивых дорог в Англии.
Льюис сидел молча. До этого было достаточно долго наоборот, но теперь он забеспокоился, что они не доберутся до Шрусбери и к семи. Тем не менее, Льюис понял, что Морс был, пожалуй, прав, потому что, когда они покинули Лонг-Минд, солнце по–прежнему плавало над валлийскими холмами далеко на западном горизонте, пронизывая раннее вечернее небо огненным свечением и покрывая белые облака самой мягкой тенью фиолетового.
Было 6.30, когда, наконец, два оксфордских детектива вошли в кабинет суперинтенданта в управлении полиции «Салоп»; и была половина восьмого, когда они вышли.
Морс говорил мало, и Льюис еще меньше, и оба чувствовали, что результаты встречи не стоили и гроша ломаного. В данном случае не было никаких оснований подозревать кого-либо, и ни малейшего намека на вероятный мотив. Мертвая женщина пользовалась спокойной популярностью среди коллег-медсестер, чуть менее спокойной среди хирургов и санитаров, и было трудно поверить в то, что даже великая сестра милосердия Флоренс Найтингейл смогла бы найти слишком много недостатков в ее эффективном и опытном уходе за пациентами. Один из врачей говорил с ней накануне вечером, сидел в общей комнате медсестер, совместно разгадывая кроссворд; но, хотя он был, вероятно, последним человеком (кроме убийцы), который видел ее живой, не было никаких оснований подозревать, что он имел что-то общее с ее смертью. Но кто-то должен был иметь. Кто-то жестоко задушил ее собственным поясом и оставил умирать на полу возле кровати, откуда ей удалось подползти к двери комнаты, чтобы попытаться в отчаянии позвать на помощь. Но никто не услышал ее, и никто не пришел.
– Вы полагаете, нам стоит посмотреть на нее? – спросил с сомнением Морс, когда все они гурьбой вышли из кабинета суперинтенданта.
В полицейском морге, отделанном плиткой сливочного цвета, констебль вытащил выдвижной контейнер из нержавеющей стали, и откинул простыню с лица – белого, воскового оттенка, с налитыми кровью глазами, свидетельствовавшими о сковывающей агонии смерти. От основания шеи к правому уху протянулась отвратительная канавка, оставленная поясом.
– Возможно, был левшой, – пробормотал Льюис, – если он задушил ее спереди, то есть.
Сказав это, он повернулся к Морсу, и заметил, что великий человек стоит с закрытыми глазами. Через пять минут Морс стал неизмеримо счастливее, когда уселся в приемной, исследуя содержимое карманов убитой и ее сумочки.
– Мы в состоянии достаточно легко проверить почерк, – сказал Льюис, когда увидел, что Морс изучает письмо из Кидлингтона.
– Уже не нужно, верно? – сказал Морс, отложив его в сторону и, обращаясь к остальному содержимому сумки. В ней были две записные книжки, дамское платок, кожаный кошелек, три талона на обеды, и обычные женские туалетные принадлежности: духи, пилочка для ногтей, расческа, зеркальце, тени для век, помада и тушь.
– Она была полностью одета, когда вы нашли ее? – спросил Морс.
Суперинтендант слегка нахмурился и посмотрел озадаченно.
– Я думаю, что она была одета, но – э…
– Кажется, вы сказали, что она просто отошла ненадолго. Медсестры не красятся, конечно, когда поднимаются в палаты к пациентам?
– Вы думаете, она могла ожидать кого-то?
Морс пожал плечами.
– Возможно, почему нет?
Мм… Супер задумчиво кивнул, спрашивая себя, почему он не подумал об этом сам; но Морс уже отмел косметику в сторону, будто интерес к ней просуществовал всего мгновение, и теперь остался в прошлом.
Кошелек содержал шесть фунтов бумажками и около пятидесяти пенсов мелочью, а так же расписание местного автобуса.
– Нет водительских прав, – прокомментировал Морс, а суперинтендант подтвердил, что, насколько они знали, у нее не было автомобиля в момент прихода на работу в больницу.
– Она была довольно сильно озабочена тем, чтобы скрыть свои следы, Супер. Возможно, – добавил он тихо, – возможно, она боялась, что кто-то найдет ее.
Но он снова, казалось, потерял интерес к мысли, которую только что озвучил, и обратил свое внимание на две записные книжки, одна за нынешний, и одна за предыдущий год.
– Боюсь, она точно не вела дневник подробно, в отличие от Самуэля Пипса, описавшего жизнь лондонцев, – сказал суперинтендант. – Странно короткие записи там-сям, но не так много, чтобы делать выводы, насколько я могу видеть.
Миссис Бренда Джозефс, безусловно, начинала оба года с замечательными намерениями, и первые несколько дней каждого из двух январей, были достаточно полно задокументированы. Но, даже в этом случае, такие памятные записки, как ее «шесть рыбных палочек» или «8.30 – социальный», казалось, вряд ли подводили детективов очень близко к личности ее убийцы. Лицо Морса слегка кривилось, пока он бесцельно шелестел страницами, на самом деле он нашел мало того, что могло бы привлечь его внимание.
Льюис, который до сих пор чувствовал свой вклад в визит менее чем конструктивным, взял записную книжку за предыдущий год и начал исследовать ее с привычно преувеличенной осторожностью. Записи были четкими и ясными, но по большей части настолько краткими, что ему пришлось держать блокнот на расстоянии вытянутой руки, щурясь на эти неопределенные сокращения. Против практически каждого воскресенья в течение всего года до середины сентября стояли буквы «SF», и эти же буквы были повторены через неравные промежутки времени и в будние дни недели на протяжении того же периода. «SF»? Единственное, что он мог придумать, было слово «Science Fiction»[13], но это было очевидно, неправильно. Хотя было и еще кое-что. С июля до конца сентября была серия букв «Р», написанных (почти незаметно) карандашом под синими линиями, которые отделяли дни месяца друг от друга. И этими днями всегда была среда.
– Что значит «SF», сэр?
– «Сент-Фрайдесвайд», – не раздумывая сказал Морс.
Да. Так и должно быть. Гарри Джозефс (Льюис теперь это вспомнил) был лишен водительских прав, и жена должна была забирать его из церкви на своей машине. С этим разобрались. В воскресенье утром на большом богослужении, а затем, в промежуточные интервалы, в середине дня, если на неделе поминали некоторых престижных святых или у кого-то другого отмечался юбилей. Это так и было. В этом нет сомнений.
