— Конечно, — продолжал инспектор, — власти могут передать дело Церкви. Но теперь это не имеет никакого значения, а для него это было очень важно.
Кэмпион ничего не ответил. Он больше, чем кто-либо понимал, насколько серьезно это было для Свизина Каша, так уважаемого и любимого своей паствой.
— Я думаю, ты доволен? Если не считать твоей раны и смерти священника, ты ведь не жалеешь, что все это случилось? Если бы ты не привез старого Лобетта и его детей в Мистери Майл, многого бы не произошло.
Они поболтали еще некоторое время, и гость ушел. Кэмпион полулежал в своем кресле и думал о трагической истории Свизина Каша.
— Лучший из всех священников и в то же время старый обманщик, спаси его Бог! — пробормотал он.
Через некоторое время он достал из кармана халата конверт и вынул листок бумаги. Почерк у Бидди был не из лучших, она писала, как малолетняя школьница. Он медленно перечитал письмо:
«Дома
Воскресенье.
Мой дорогой Алберт!
Лаг сказал мне, что тебе разрешают выходить. Мы приедем к тебе в пятницу. Мистери Майл прекрасна сейчас — листья стали желтыми и красными, а яблоки ждут, когда их снимут. Груша, которую посадил Сант Свизин, дала плоды в этом году. Когда ты приедешь, они будут уже съедобны.
Новый священник очень милый. Четверо детей и прелестная жена. До „великого события“ остался только месяц. Изабель собирается надеть короткое платье, а я — длинное. Это будет настоящая деревенская свадьба. Джордж и Энри выступят в качестве свидетелей.
Джайлс собирается получить целую кучу денег за Ромнея. Невозможно представить, но этот ужасный человек был прав в отношении картины. Я не собираюсь напоминать тебе о нем и обо всех событиях, но если бы этого не случилось, я бы не встретила Марлоу…
Я так счастлива сейчас, но мне бы хотелось, чтобы ты был с нами! Джайлс говорит, что за тобой надо следить, а то ты явишься на свадьбу в форме бойскаута. Но ведь ты не сделаешь ничего подобного, не правда ли?
Дочь Кадди родила ребенка, такой красивый. Мистер Лобетт (я начинаю называть его „папа“) сделал ей большой подарок. У Эдлпейта новый ошейник, потому что старый он съел или пытался, по крайней мере.
Я очень скучаю по Сант Свизину. Он был бы рад за нас. Элис прислуживает в доме нового священника. Ты знаешь, мне кажется, что Кадди влюблена в нового почтмейстера, который приехал на место Кейтла. Он не женат, по крайней мере, сейчас. У него двое детей, с которыми Кадди все время возится.
И все это благодаря тебе, мой дорогой человек! Мы с Марлоу благодарны тебе от всей души и остальные тоже. Мы этого никогда не забудем. Всего наилучшего.
С любовью, Бидди»
Дальше шел постскриптум, написанный твердой рукой Марлоу:
«Приезжаем в город с этими распутными женщинами в пятницу. Все о'кей. Отец хочет знать, где он может купить еще портвейна '98, который есть здесь в погребе. Доктор говорит, что у него будет подагра. Он отвечает: „А что такое подагра?“
Всегда твой, М. К. Л».
Остальные двое тоже подписали письмо. Это было семейное послание. С незапамятных времен письма Бидди всегда были такими — откровенными, теплыми, которые мог прочитать любой.
Кэмпион засунул письмо обратно в карман халата, поднял глаза и увидел Лага, который с интересом наблюдал за ним. Какое-то время Кэмпион молчал, наконец сказал задумчиво:
— Лаг, а что, если мне уйти в отставку? Моя профессия отпугивает людей.
Лаг уставился на него с открытым ртом.
— У вас что, удар?
— Перестань, — Кэмпион поднял руку. — Не дури, Лаг. Я совершенно серьезен.
— Это высказывание несет нездоровую мысль, — сказал Лаг и вышел из комнаты.
Кэмпион снова сел. Он достал из кармана письмо и бросил его в огонь. Сложив руки на коленях, он наблюдал, как оно горит. Ощущение пустоты нахлынуло на него. Симистер мертв, Датчет в тюрьме — на какой-то момент он почувствовал себя Александром Македонским, вздыхающим о новом мире, который он мог бы покорить.
В этот момент вернулся Лаг. Он выглядел взволнованным и расстроенным. В руках у него была визитка. Хриплым шепотом Лаг сказал:
— Иностранец. Швырнуть в него кирпичом?
— Я не знаю, — ответил Кэмпион. — Давайте сначала взглянем на это.
Лаг неохотно расстался с визитной карточкой. Когда Кэмпион взглянул на нее, искорки заиграли у него в глазах и выражение удовольствия проступило на лице. Он пронесся мимо Лага и широко открыл дверь.
Через мгновение он появился с молодым темноволосым мужчиной. Его выправка выдавала военного.
Они с большой радостью бурно разговаривали на языке, который впоследствии Лаг описал как «обезьяний язык». Было ясно, что они знают друг друга давным-давно.
Вскоре иностранец протянул Кэмпиону письмо — массивный конверт, с печатями, перевязанный розовой тесьмой. Кэмпион осторожно вскрыл его. Единственный лист бумаги, который он извлек из конверта, был увенчан гербом знаменитого европейского королевского дома. Письмо было написано по-английски.
«Приветствую! Мой дорогой друг, я в отчаянии. Предстоит государственная поездка в Индокитай. Сыт по горло. Можешь ты заменить меня, как прежде?
Всегда твой Р.
Р. S. Ожидаются неприятности, но ведь это тебе по душе? Приходи и помоги мне».
Кэмпион вложил бумагу в конверт и бросил его в огонь вслед за письмом Бидди. Он повернулся к посетителю и поклонился. Затем подошел к письменному столу, написал несколько слов на листке из записной книжки, вложил в конверт и тщательно заклеил. Затем, обменявшись с посетителем несколькими словами, проводил его.
Когда дверь за ним закрылась, Кэмпион повернулся к своему любопытному помощнику.
— Лаг, — сказал он шутливо, — ты можешь поцеловать мне руку.
