— Несомненно!… Хотя я еще не очень-то знаю, по какой статье обвинения.
— Они убили шесть человек!
— Внимание! Не следует все-таки забывать, что, если бы Миртиль не отписал свое тело, двое или трое из этих лиц погибли бы при катастрофе, следовательно… Наконец, Миртиль умер, умер — он был казнен в соответствии с судебным приговором.
— Но он совершил убийство после смерти, а следовательно, несет уголовную ответственность за содеянное.
— Сейчас пойду и скажу министру: он убил после смерти! Послушайте, Гаррик, очнитесь! Можете ли вы предоставить мне неоспоримое доказательство, что эти самоубийства в действительности являются убийствами?
— Вам надо лишь поехать со мной в клинику, господин префект, и вы сами убедитесь в том, что…
В этот момент зазвонил телефон.
— Извините, — сказал префект. — Да, мы сели в калошу! — признал он, поднося трубку к уху. Но прежде чем ответить, добавил: — Ступайте домой и ложитесь в постель. Вы едва держитесь на ногах! Со своей стороны я извещу… Алло?.. Алло?.. Он у телефона.
Поманив меня пальцем, префект протянул мне параллельную трубку. Я узнал голос Марека.
— Я повсюду ищу господина Гаррика, — говорил профессор. — Он покинул клинику, но его нет и дома… А между тем произошло нечто очень… очень… Словом, Нерис умер…
Резко нахмурив брови, Андреотти велел мне молчать.
— Что с ним стряслось? — спросил он.
— Разрыв сердца. Ночной сторож обнаружил его безжизненный труп с полчаса назад.
— А вы уверены, что это разрыв сердца?
— Совершенно уверен, — ответил Марек. — Он был сражен, как молнией. Я попытался узнать причину, но прежде хотел вас предупредить… так как отчет по результатам вскрытия будет готов лишь завтра.
— Его следует направить мне, — сказал префект. — Отныне всем этим делом занимаюсь я лично.
Андреотти повесил трубку.
— Вот видите, — сказал я. — Марек его убил. Когда он понял, что я обнаружил правду, он избавился от Миртиля. Если не вмешаться немедля, мы останемся без улик!
— Спокойнее, прошу вас, Гаррик, спокойнее! Вы слышали, что я сказал? Отныне всем занимаюсь я сам. Вы больше не в состоянии этого делать. Вам предписан отдых, а я постепенно войду в курс дела. Понимаете, малейший ложный шаг, малейшая неосмотрительность могут иметь непредсказуемые последствия… А эта девица — Мансель, какую роль, в сущности, играла во всей этой истории она?
Я начинал терять терпение. Речь пошла о Режине, тогда как Марек…
— Да никакую, — ответил я. — Миртиль, сами понимаете, с ней совершенно не считался. Он остерегался посвящать ее в свои дела… Нет, господин префект, поверьте мне, тут все совершенно ясно, и нужно арестовать Марека. Как можно скорее. А заодно и его ассистентов!
— Само собой разумеется, — примирительно сказал префект, чем окончательно вывел меня из себя. — Поезжайте-ка домой… Похоже, я спрашивал с вас слишком много, дорогой друг. Настало время мне самому встать за штурвал.
— Запомните, господин префект: Марек опасен. Вы только что убедились в этом сами.
— Да, — мечтательно произнес Андреотти. — Со смертью Миртиля судебная процедура завершена… Ну и дела!
Он почти властно проводил меня до дверей и в последний раз заверил, что все необходимое будет сделано, что я могу на него полностью положиться и моя преданность делу получит полное признание в высших сферах.
Я падал от усталости и желания спать. В такси, увозящем меня домой, я все-таки сделал над собой последнее усилие и перебрал в памяти все, что знал… Нет, я ничего не упустил… все концы сходятся с концами вплоть до мельчайшей детали: слова поддельного Нериса, его столь хорошо разыгранные недомогания, непоколебимая флегма Марека, а затем его дикая паника в тот день, когда жизнь Миртиля после кончины Эрамбля и Мусрона висела на волоске, — ведь он перенес двойную трансплантацию. Но этот дьявол в образе человека сумел-таки выкрутиться. Он придумал версию о попытке Нериса покончить самоубийством. И прикрылся ложью и на сей раз. Он прикрывался ложью с самого начала, тем самым вводя в заблуждение всех нас; он и до сих пор ловко обманывает префекта: я чувствовал, что, хотя Андреотти и потрясен моими разоблачениями Марека, они еще не совсем его убедили. Однако завтра я вернусь к своим служебным обязанностям и объясню ему все, до последней детали. Я сумею его убедить».
Отбросив сигарету, Гаррик перечитал страницы. Осталось написать еще две или три, чтобы опротестовать незаконное решение, в результате которого, так и не уразумев, что, собственно, произошло, он оказался в изгнании — в шести тысячах километров от Парижа. Сколько еще оно продлится? Гаррик посмотрел на конверт, на котором было выведено его рукой:
«Господину Президенту Республики
Елисейский дворец
Париж, восьмой округ»
Его последний шанс! Если ему будет отказано в просьбе предоставить аудиенцию и выслушать, то не останется ничего другого, как пустить себе пулю в лоб.
Он никогда не привыкнет к этой опереточной декорации, к этой жизни — расслабляющей от тропической влажности воздуха и скуки… Он встал и подошел к окну: пальмы… море… Лишение свободы в административном порядке, пожизненная ссылка в колонию… Совсем как в былые времена, когда сажали в каземат тех, кто проник в какую-либо важную государственную тайну. Он поплатился за других!
«Смирись, — повторяла Режина. — Притворись, что ты смирился. Подыгрывай им — и они тебя скоро вызовут в Париж». Но нет! Он предпочитал сдохнуть здесь, завалив министерство своими письмами протеста.
Постучался дневальный — бывший адъютант колониальных войск, однорукий и с военной медалью. От него пахло ромом. В этом городе все пропахло ромом. Дневальный швырнул на письменный стол кипу газет: «Маяк» из Гваделупы, «Индепендент» из Пуант-а-Питр, а также «Фигаро», «Монд», «Франс суар», только что доставленные «боингом» из Парижа. Гаррик развернул «Фигаро» и перво-наперво ему бросился в глаза заголовок:
«НОБЕЛЕВСКАЯ ПРЕМИЯ ПО БИОЛОГИИ ПРИСУЖДЕНА ПРОФЕССОРУ АНТОНУ МАРЕКУ».
Буквы затанцевали у него перед глазами. С некоторых пор при малейшем волнении у него подкашивались ноги и учащалось сердцебиение. Он глянул на другие газеты… «ПРЕСТИЖ ФРАНЦИИ». «РЕШАЮЩИЙ ПРОРЫВ ФРАНЦУЗСКОЙ НАУКИ»…
Затем посмотрел на свой рапорт. Вчера еще его страницы были историей. А сейчас в высоких инстанциях их уже больше никто не станет читать. Это было художественное произведение. Роман в жанре научной фантастики!
Гаррик медленно вскрыл конверт. Ну и пусть! Роман так роман. Книга тоже может взывать к правосудию. А в Париже нет недостатка в издателях, которые бы…
Он сгреб со стола телефонный справочник.
Центральная тюрьма в Париже. (Примеч. перев.)
Жизнеописание, краткие биографические данные. (лат.)
Речь идет о штабе Генеральной дирекции муниципальной полиции. (Примеч. автора).
Вооруженное ограбление. (англ.)
В последний момент. (лат.)
Булимия (греч. bulimia, букв. — бычий голод) — неутолимое чувство голода, наблюдается при эндокринных заболеваниях.
Золотая Каска — прозвище героини одноименного фильма французского режиссера Жака Беккера (1952), роль которой исполняла Симона Синьоре; ее прототип — реальный персонаж, любимица воровской среды.
«Старая ворона» (англ.) — марка виски.
Драма Мориса Метерлинка о супружеском счастье престарелых супругов. Опера К. Дебюсси на этот сюжет (1902).
Нашумевший роман французского писателя Ф. Селина.
