Энн Грэнджер - Секрет миссис Смитон

Она неожиданно схватила ошеломленного доктора за лацкан твидового пиджака.

— Нет! Нужно вызвать полицию!

— О, Господи, — прошептал Армитадж, — опять полиция!

— Полицию? — Барнетт поднял бровь. — Да я только что сбежал от одного ненормального полицейского, Джил. Он, наверное, еще сидит у меня дома.

— Так пойди и приведи его сюда! — заорала она ему прямо в лицо с такой силой, что он попятился.

— Подожди, дай мне с ней поговорить, — вмешался Рори, оттеснив доктора в сторону. — Джил, опять хулиганство? В саду?

Она испустила пронзительный крик, и он заткнул уши.

— Я думаю, что это наверняка в саду, — заметил доктор Барнетт.

Они услышали, как к дому подъехала машина, и Рори выглянул в окно.

— Это Полли, — сказал он, — Полли Десмонд, моя ассистентка. Хорошо, что она приехала.

Он вышел, и вскоре вернулся с энергичной молодой женщиной с длинными светлыми волосами, заплетенными в косу.

Увидев Полли, Джил Армитадж снова завопила, но на этот раз к ней, по крайней мере, вернулся дар речи:

— О, Полли, это кошмар! Я такое видела, такое! Ужас!

— Что ты видела? — Полли присела рядом с ней и взяла ее за руку, но миссис Армитадж снова утратила дар речи и беззвучно замотала головой.

— Предлагаю тебе оставить ее с Полли, — не волнуйся, все будет в порядке, — прошептал Барнетт, — а мы с тобой пойдем в сад и посмотрим, что же ее так испугало. Надо разгадать эту загадку.

— Розы… — простонала Джил, крепче сжимая руку Полли.

— Идем, — сказал Рори, — за мной.

Через стеклянную дверь они вышли в сад.

— Сад в этом году сильно пострадал, — объяснил Рори, — только розы Джил удалось выходить. Она хороший садовник, а розы — это ее гордость и отрада. У нее там небольшой розарий, — и он указал в сторону круглой клумбы с розовыми кустами.

Мужчины осторожно приблизились к цветнику.

— Похоже, именно здесь ее что-то испугало, — Барнетт указал на сломанные побеги и разбросанные по рыхлой земле розовые лепестки. Здесь же лежали брошенные совок и секатор.

— Осторожно, шипы, — предупредил Армитадж, пробираясь сквозь кусты и внимательно осматривая землю в поисках причины, напугавшей его жену.

Внезапно он остановился, и Барнетт, который шел следом, налетел на него.

— Что там? — Барнетт попытался заглянуть через плечо Рори, но это ему не удалось, и он обошел один из цветущих кустов. Обоим теперь хорошо был виден центр клумбы, который был отмечен штамбовой розой, усыпанной алыми цветами. Под этим-то кустом и лежало то, что послужило причиной истерики Джил Армитадж.

Рори не ответил доктору, только указал на предмет дрожащей рукой.

— Пресвятая богородица! — воскликнул потрясенный Барнетт.

— Ничего подобного я не видел со времен посещения анатомического театра!

— Это Эрни Берри, да? — сдавленным голосом попытался уточнить Армитадж.

Стоявший рядом с ним доктор ответил с завидным, видимо, профессиональным хладнокровием:

— Да, но здесь только голова.

Рори озадаченно огляделся и спросил:

— А где же остальное, черт возьми?

В этот самый момент ответ на вопрос Рори получил Макби, когда Мередит, едва живая от страха, упала к нему в объятия у ворот Грачиного гнезда.

— Как она? — спросила Винни.

Как и утром, на ней были мешковатые брюки и еще более мешковатый ярко-желтый свитер ручной вязки. К груди она прижимала бутылку бузинной настойки.

Он отступил, чтобы пропустить ее в дом.

— Она какая-то чересчур спокойная, невозмутимая, заторможенная, что ли, но держится великолепно. Ужас, который она пережила, когда нашла… тело… кажется, прошел. Она сумела справиться с собой, а, может, это просто шок. Боюсь, это скажется позднее. Она в гостиной.

— Моя дорогая! — воскликнула Винни и, протягивая руки, направилась к сидевшей на диване Мередит. — Как вы? Такое тяжкое испытание! Ой, да на вас лица нет. — Она протянула бутылку. — Это для укрепления нервной системы.

Мередит поблагодарила.

— Все это, конечно, очень неприятно, но Алан уже влил в меня добрую порцию бренди, чтобы привести меня в чувства, и это ему почти удалось. В любом случае, пострадала не только я. То… То, что называется останками Эрни, где-то там, наверху.

Она запнулась, чтобы не сказать «голова». Это слово вызывало в ее памяти ужасное видение: прислонившееся к стволу дерева обезглавленное тело и рой насекомых, жадно облепивших загустевшую массу на обрубке шеи.

Мередит поставила бутылку с настойкой на столик.

— Спасибо, Винни, это очень мило с вашей стороны.

— В саду Рори, это надо же! — кудахтала Винни, исполненная вполне искреннего негодования, но блеск ее глаз лучше всяких слов говорил, что в ней по-прежнему живет безжалостный репортер, смотрящий на все из ряда вон выходящие события с профессиональной точки зрения и автоматически придумывающий соответствующие броские заголовки для газетных полос. Надо отдать ей должное, Винни боролась с этой привычкой, но все никак не могла изжить ее полностью.

— Бедная Джил нашла ее… его на розовой клумбе и, говорят, закатила истерику, а вы, Мередит, кажется, перенесли это испытание довольно стойко, — Винни одобрительно закивала.

— Так случилось, что мне приходилось и прежде видеть трупы, — скривилась Мередит, — и не только те, что аккуратно лежат в кроватях, я имею в виду жертв дорожных происшествий, с серьезными увечьями. Правда, я никак не ожидала увидеть нечто подобное под старым каштаном на лугу Оливии, — она пыталась говорить бесстрастно. — Не представляю, как долго он там пролежал, но мне кажется, тот, кто… оставил его там, не предполагал, что труп обнаружат так быстро. Конечно, кому могло прийти в голову, что я выйду прогуляться на луг покойной Оливии? Но, с другой стороны, голову, — на этот раз голос Мередит не дрогнул, — голову бросили, как вы сказали, на клумбу миссис Армитадж, где ее непременно должны были сразу же обнаружить, и убийца не мог не понимать этого.

— Ох, моя дорогая, — Винни рассеянно обирала комочки свалявшейся шерсти с желтого свитера, — люди даже представить боятся, что может произойти в следующий раз! — Она подняла глаза и увидела протянутый стакан. — Спасибо, Алан, чувствую, мне действительно следует немного промочить горло.

И она мгновенно проглотила содержимое, привычным движением перевернув стакан вверх дном. Макби любезно наполнил его снова.

Мередит смотрела на яркий огонь электрокамина. Комната уже достаточно прогрелась, но бедная женщина все еще ежилась и потирала озябшие ладони. Хоть она и уверяла Алана, а потом и Винни, что у нее есть опыт в таких делах, это как-то слабо помогало ей, нужно было как можно скорее взять себя в руки.

Алан сразу же после ее сообщения вызвал полицию, машина прибыла очень оперативно, и полицейские начали всех опрашивать, копошиться, потихоньку переговариваться между собой, а потом вынесли короткое предварительное заключение.

Мало того, что это убийство казалось еще одним звеном в цепи как будто несвязанных между собой происшествий, полиция, к тому же, практически одновременно получила два отдельных вызова: один по поводу находки обезглавленного тела Эрни, а другой — по поводу находки отделенной от тела головы человека.

Была уже половина седьмого, и все с минуты на минуту ждали прибытия инспектора окружного управления из отдела по тяжким преступлениям. Солнце садилось, а работа только начиналась.

— Мы ожидаем инспектора, — сказала Мередит, — инспектора Крэйна. Он едет прямо сюда.

— Вы его знаете, Алан? — поинтересовалась Винни.

— Боюсь, что нет. Я здесь гость, вы же знаете. Обычно мы не занимаемся убийствами, даже теми, что происходят здесь, если только нет специального распоряжения или если убийство не связано с каким-нибудь делом, которое мы расследуем.

Винни заметно расстроилась.

— Так значит, нет ни единого шанса, что руководить расследованием будете вы, Алан?

— Полагаю, ни единого, Винни, — где-то в прихожей зазвонил телефон. — Прошу прощения, — пробормотал Алан и вышел из комнаты.

— Знаете, дорогая, — нарочито бодро начала Винни, — вот вы сказали, что во время работы в консульстве вам приходилось видеть пострадавших в автокатастрофах. Я тоже сталкивалась с такими случаями, когда занималась журналистикой, и нам с вами хорошо известно, что в таких случаях необходимо взять себя в руки и продолжать делать свое дело, например, очень важно вовремя поесть, даже если чувствуешь себя совсем скверно. Тарелочка супа или какой-нибудь бутерброд — все равно что. Вы вообще-то ели?