— Благодарю вас, — сказал Моллет.
Иделман встал и направился к выходу, но у самой двери обернулся:
— Между прочим, он из тех людей, которых ничего не стоит расколоть при допросе. Полагаю, вы все еще занимаетесь делом о черном рынке? Если я правильно разгадал его психологический тип, он не убийца. Но безусловно, судить вам. Всего доброго!
— И что вы об этом думаете? — спросил Джеллаби.
Моллет довольно потер руки.
— Если он говорил правду о «сюжете», а я склонен думать, что так и есть, то, похоже, одна часть моего расследования завершится очень скоро. А это означает, что я сохраню лицо в Ярде и осчастливлю управляющего.
— Но мы ни на дюйм не приблизились к аресту убийцы мисс Дэнвил, — мрачно напомнил Джеллаби. — Всего лишь выяснили, что есть еще один подозреваемый, не имеющий алиби.
— Да, — признал Моллет. — Мы все еще не обнаружили недостающее звено, а если обнаружили, то не распознали его, что в принципе одно и то же. — Он взглянул на часы. — Как раз наступает момент, когда должен был бы засвистеть чайник, — заметил он. — Интересно, сумею ли я растрогать мисс Ансворт настолько, чтобы она организовала нам по чашке чаю?
Спустя десять минут он вернулся с победным видом, неся поднос с чаем.
— Признаюсь, я решил, что не вынесу новой встречи с мисс Ансворт, — сказал он, — и попытал счастья в курьерской. Оказалось, что у Пибоди брат служит в полиции, так что чай я раздобыл без труда. Я попросил его также пригласить к нам Вуда. Если психологический портрет, нарисованный Иделманом, верен, этого будет достаточно, чтобы он струсил.
Лицо у Вуда было бледным, но его выражение — решительным. Не обращая внимания на приветствия инспектора, он разразился речью, едва переступив порог.
— Вы, конечно, захотите узнать, где я был в пятницу, — начал он. — Думаю, будет правильно сразу же поставить вас в известность — у меня безупречное алиби на весь день.
Джеллаби издал звук, похожий на вздох облегчения.
— Полагаю, вам известно, что я работаю в службе обеспечения исполнения договоров, — продолжал между тем Вуд. — Наши с мистером Филипсом столы стоят впритык друг к другу в дальнем конце общей комнаты, рядом со входом в кабинет мистера Иделмана. У меня имеется схема, она вам может пригодиться. Между тремя и пятью пятнадцатью в пятницу я неотлучно находился на своем рабочем месте, чему есть множество свидетелей. В отличие от мистера Филипса и мистера Иделмана. Мистер Филипс отлучался между тремя пятьюдесятью и четырьмя десятью. Мистер Иделман покинул свой кабинет незадолго до четверти четвертого и возвратился приблизительно двадцать минут пятого. Но множество других сотрудников, работающих в нашем помещении, могут засвидетельствовать мое присутствие в течение всего упомянутого времени. Можете поинтересоваться у мистера Клейтона, мистера Уолтона, мистера Паркера…
— Этого вполне достаточно, мистер Вуд, — проворковал Моллет.
— Есть еще один вопрос, по которому я тоже хотел бы сделать заявление, — продолжал Вуд. — Я сознаю, что поставил себя в положение, которое может быть неверно истолковано, поскольку являюсь ответственным за разработку сюжета художественного произведения, действие которого происходит в данном учреждении, и готов сделать абсолютно откровенное признание. — Он вытащил из кармана неряшливую пачку бумажек. — Вот документальные материалы — все без исключения. Я ничего не скрываю. Пожалуйста, ознакомьтесь с ними. Знаю, они могут быть использованы как свидетельство против меня, но если прочитать их непредвзято, станет ясно: преступление, о котором в них идет речь, носит характер чистого вымысла!
На последних словах голос его возвысился почти до крика.
Моллет пальцем пошевелил кучу бумажек, выложенных перед ним на столе.
— Но, мистер Вуд, — любезно сказал он, — если у вас есть засвидетельствованное многими коллегами алиби, мне ведь нет необходимости все это изучать? Такое чтение потребует немало времени.
Видимо, устав от собственного красноречия, Вуд сделал несколько глубоких вдохов, прежде чем пробормотать:
— Разумеется, если вы готовы поверить мне на слово…
— Вам, мистеру Клейтону, мистеру Уолтону и мистеру Паркеру, — напомнил ему Моллет. — Как же тут не поверить?
— Да, — согласился Вуд. — Я тоже так думаю.
— По правде сказать, — продолжил Моллет, словно очень большой кот, играющий с очень маленькой мышкой, — хоть мы с моим коллегой чрезвычайно рады, что вы можете представить нам такой подробный отчет о своих действиях в прошлую пятницу, боюсь, вы слишком поспешили со своим добровольным заявлением. — Он замолчал, очень неторопливо набил и закурил свою трубку.
Выражение лица Вуда оставалось напряженным, он не сводил глаз с инспектора.
— На самом деле, — снова заговорил Моллет, задув спичку и аккуратно положив ее в пепельницу мистера Биссета, — мы хотели задать вам несколько вопросов о другой вашей деятельности.
— Моей… другой… деятельности?
— О деятельности, которую проще всего обозначить фамилией Бленкинсопа.
Если бы Иделман в тот момент находился рядом, он, несомненно, был бы вознагражден, получив подтверждение точности своих психологических наблюдений. Лицо Вуда смялось. Резко очерченные черты стали оплывшими, будто пружина, которая держала их в расправленном состоянии, внезапно лопнула. Тело обмякло и осело вперед.
Тишину прервал холодный и бесстрастный голос Моллета, предназначенный для официальных предупреждений:
— Слушаю вас.
— Я все расскажу, — последовал ответ едва различимым шепотом.
Четверть часа спустя Вуд ушел, оставив на столе собственноручно подписанное заявление, представляющее собой подробное признание. В нем детально описывалось, каким образом передавалась наружу конфиденциальная информация о работе Контрольного управления и каким образом удавалось обходить систему безопасности. Были названы даты и факты, участники и их фамилии, фирмы, на которые они работали. У Вуда была хорошая память, и под твердым руководством инспектора он не упустил ни одной детали. Недостойная история получила окончательное завершение.
— Итак! — сказал Моллет, перечитав документ. — Этому мерзкому дельцу конец. Представляете, как обрадуется управляющий?
— Что с ним сделают, как вы думаете? — спросил Джеллаби, имея в виду Вуда.
— Это дело министерства. Они могут либо судить несчастную рядовую крысу в соответствии с Актом о нарушении служебной тайны, либо использовать его в качестве свидетеля, возбудив дело против его работодателей. Не думаю, что он попробует отказаться от своих показаний, — мрачно добавил Моллет.
— Он, конечно, облегчил вам задачу с самого начала, — заметил Джеллаби.
— И слава Богу! У нас ведь не было на него ничего, кроме утверждений Иделмана, да и то в самой общей форме. Если бы Вуд уперся, мы ничего не смогли бы сделать. Но к счастью для нас, граждане, которые знают свои права и имеют мужество настаивать на них, встречаются редко.
— Ну что ж, — сказал Джеллаби, — все это очень хорошо для вас, но мы пока…
— Ни на дюйм не приблизились к поимке убийцы мисс Дэнвил, — подхватил Моллет. — Не надо все время тыкать меня носом. Один раз удача нам сегодня улыбнулась, не исключено, что улыбнется и еще. У нас ведь остался мистер Рикаби.
Беседа с Рикаби, однако, обернулась печальным разочарованием. Не проговорив с ним и двух минут, инспектор понял, что этот неприятный молодой человек принадлежит именно к тому типу граждан, который он только что с самонадеянностью охарактеризовал как «редкий». Рикаби отказался каким бы то ни было образом сотрудничать с полицией. Заявил, что ничего не знает о мисс Дэнвил и категорически не желает, чтобы его вмешивали в полицейское расследование. Когда Моллет спросил, готов ли он официально подписать подобное заявление, он без запинки ответил, что не собирается делать ничего подобного без адвоката.
— Я бы хотел, чтобы вы проконсультировались с адвокатом, — сказал Моллет. — Ничуть не сомневаюсь — он посоветует вам в ваших же собственных интересах сделать такое заявление.
— Тогда я не последую его совету, — воинственно ответил Рикаби. — С какой стати? У меня ведь есть права. Если я не желаю говорить, вам не поможет даже допрос третьей степени.[15]
— В наши дни, — спокойно заметил Моллет, — люди вашего типа называют это гестаповскими методами. Вам следовало бы немного осовременить свой словарь. Да, кстати, если вы обнаружите, что с этого момента находитесь под наблюдением полиции, не стоит писать об этом вашему депутату. Он может заинтересоваться, почему вы не в армии. А теперь дуйте отсюда, пока я не забыл, что я полицейский, и не дал вам хорошего пинка.
Тишину, последовавшую после ухода Рикаби, нарушил Джеллаби.
