— И все же, — продолжала мисс Климпсон, — надеюсь, вы не обидитесь, если пожилая женщина позволит себе предупредить вас кое о чем. Не старайтесь находиться рядом каждую минуту. Предположим, мисс Уиттакер захочет передохнуть и съездить одна на пару дней в Лондон или навестить друзей — вам придется научиться не обижаться на нее за это.
— Ну конечно, я не буду обижаться. То есть… — Она прислушалась к себе. — Я хочу сказать, что Мэри предана мне точно так же, как и я ей.
— Не сомневаюсь в этом. — Мисс Климпсон вздохнула. — Чем дольше я живу, моя дорогая, тем больше убеждаюсь, что ревность — самое фатальное из всех чувств. В Библии говорится, что она «жестока, словно могила», и это действительно так. Абсолютная преданность без тени ревности — вот главное в вашем случае.
— Да. Хотя, конечно, узнать, что тебе предпочли другого человека — предпочел твой друг, которому ты был так безраздельно предан… Мисс Климпсон, а как вы считаете, в дружбе возможно быть полностью на равных?
— Тогда это идеальная дружба, — ответила мисс Климпсон, — но, по-моему, она встречается крайне редко. Я имею в виду — среди женщин. Мне, например, еще никогда не приходилось сталкиваться с такой. А вот у мужчин она действительно бывает — возможно, потому, что у них, кроме дружбы, есть и другие интересы.
— Мужская дружба — бог ты мой! Да уж, слыхала я о такой. Ни за что не поверю, что это и есть настоящая дружба. Мужчина может уехать на целые годы и напрочь забыть всех своих друзей. И потом — они никогда не открывают друг другу душу. А вот я рассказываю Мэри все, и она мне тоже. Мужчины просто считают, что их приятели — славные парни, но что они знают о душе?!
— Возможно, именно поэтому им удается оставаться друзьями, — улыбнулась мисс Климпсон. — Они не столь требовательны друг к другу.
— Однако настоящая дружба обязывает нас быть требовательными, — с готовностью вскричала мисс Файндлейтер. — Например, для меня дружба — это все. Удивительно, как она украсила мою жизнь. Вместо того чтобы сосредоточиться на себе, человек сосредоточивается на ближнем — разве это не чудесно? Именно это я и называю христианской любовью — когда один человек готов умереть ради другого.
— Ну, не знаю, — возразила мисс Климпсон. — Однажды я слушала проповедь как раз на эту тему — ее читал один замечательный священник. Так вот, в ней говорилось, что такая любовь вполне может перейти в идолопоклонство. Он говорил, что слова Мильтона о Еве: «Он — одному Богу, Она — Богу в нем» — идут вразрез с католической доктриной. Важно во всем соблюдать меру, а разве это мера, когда один человек смотрит на все глазами другого?
— Конечно, Господь всегда должен оставаться на первом месте, — прохладно согласилась мисс Файндлейтер. — Однако если дружба взаимна — а мы говорим именно о такой, — то она никак не может пойти во вред.
— Любовь хороша в том случае, если это любовь правильного свойства, — продолжала гнуть свое мисс Климпсон, — но я не думаю, что она должна быть собственнической. Вам надо постараться… — Она заколебалась, но потом набралась решимости и произнесла: — Видите ли, дорогая, мне все-таки кажется, что гораздо лучше — естественнее, скажем так, — когда спутниками становятся мужчина и женщина, а не люди одного пола. Такой союз обычно бывает гораздо более плодотворным, — слегка игривым тоном добавила она, — и я уверена, что когда на вашем горизонте появится подходящий мужчина…
— Мне не нужен никакой мужчина! — гневно воскликнула мисс Файндлейтер. — Ненавижу подобные разговоры! Чувствуешь себя коровой, которую привели продавать на сельскую ярмарку, честное слово! В наше время только ограниченные люди могут думать так.
Мисс Климпсон подумала, что в порыве искреннего сочувствия отвлеклась от обязанностей детектива и чуть было не лишилась расположения своего информатора. Ей пришлось немедленно сменить тему разговора. Тем не менее, она могла уверить лорда Питера в одном: кого бы ни увидела миссис Кроппер в Ливерпуле, это была не Мэри Уиттакер. Гарантом тому выступала Вера Файндлейтер, ни на миг не отходившая от нее.
17
История провинциального адвоката
И тот, кто дал нам новых правителей, может дать нам и новые законы.
Уизер. «Рассуждения человека, довольного жизнью»
«Только для Вашего сведения Уважаемый сэр, я внимательно прочел Ваше письмо, касающееся смерти мисс Агаты Доусон из Лихемптона, и постараюсь как можно точнее ответить на Ваши вопросы с тем условием, что сведения о делах моей бывшей клиентки, которые я собираюсь сообщить, будут сохранены в строгой тайне. Я делаю для вас исключение потому, что Вы обратились ко мне с запросом от лица офицера полиции, занимающегося расследованием этого случая.
Итак, Вас интересует: 1) знала ли мисс Агата Доусон о том, что, в соответствии с новым актом, если она хочет быть уверена, что мисс Уиттакер унаследует ее имущество, ей необходимо составить завещание; 2) обсуждал ли я с ней вопрос составления завещания и какова была ее реакция; 3) поставил ли я мисс Мэри Уиттакер в известность о положении, в котором она может оказаться, если ее тетка скончается позднее 31 декабря 1925 года, не оформив завещания?
Итак, весной 1925 года один из моих знакомых юристов обратил внимание на некоторую расплывчатость формулировок в новом акте; в особенности это касалось термина «потомки». Я немедленно пересмотрел дела всех своих клиентов, чтобы убедиться, что они сделали необходимые распоряжения, которые позволят избежать судебных тяжб по вопросам наследования. В процессе этого пересмотра мне стало ясно, что наследование мисс Уиттакер собственности Агаты Доусон полностью зависит от интерпретации термина «потомки», использованного в новом законе. Я знал, что мисс Доусон, преследуемая страхом смерти, с которым нам в нашей профессии часто приходится сталкиваться, упорствовала в своем нежелании составлять завещание. Тем не менее, я решил, что должен разъяснить ей ситуацию и сделать все, что в моих силах, чтобы завещание было подписано. С этой целью я и прибыл в Лихемптон; точную дату моего визита я назвать не могу — кажется, 14 марта.
К сожалению, я застал мисс Доусон в тот момент, когда ее сопротивление самой идее подписания завещания достигло апогея. Доктор недавно проинформировал ее о том, что скоро ей потребуется новая операция, которая должна будет состояться через несколько недель; для обсуждения вопросов, связанных с ее возможной кончиной, момент был самый неблагоприятный. Она не хотела даже думать о смерти и утверждала, что окружающие плетут заговор, надеясь запугать ее до такой степени, чтобы она не пережила предстоящую ей операцию. Похоже, что бестактная медсестра строила в ее присутствии подобные предположения перед первой операцией — однако мисс Доусон пережила ее и рассчитывала пережить вторую, если только ее не будут пугать и тревожить.
На самом деле, случись ей действительно умереть во время операции, необходимость в завещании отпадала сама собой.
Я указал мисс Доусон на это, объяснив, что прошу ее подписать завещание именно потому, что не сомневаюсь в благополучном исходе операции, и еще раз, с максимальной ясностью, растолковал ей положения нового акта. Она ответила, что в таком случае мне вообще не надо было приезжать и беспокоить ее этими разговорами. У нее будет достаточно времени, когда Акт о праве собственности вступит в силу.
Дело в том, что ее врач настоял на том, чтобы ей не сообщали, какой болезнью она страдает, — они всегда так делают, — поэтому она была уверена, что вторая операция поставит ее на ноги и что она проживет еще много лет. Когда я попытался настаивать — говоря, что мы, юристы, предпочитаем, чтобы все было прояснено и четко оформлено, — она пришла в ярость и практически выставила меня из дома. Через несколько дней я получил от нее письмо: она обвиняла меня в неуважении и сообщала, что больше не может доверять человеку, который повел себя с ней так грубо. По требованию мисс Доусон я передал ее дела мистеру Ходжсону из Лихемптона и с тех пор не поддерживал никаких связей с ней или другими членами семьи.
На первых два ваших вопроса я ответил. Что же касается третьего, то я совершенно точно не счел нужным ставить мисс Уиттакер в известность о том, что она гарантированно получит наследство только в том случае, если ее тетка либо умрет до 31 декабря 1925 года, либо подпишет завещание. Хотя у меня и не было повода заподозрить юную леди в злонамеренности, я всегда придерживался того мнения, что потенциальным наследникам не нужно знать в точности, на что они могут рассчитывать в случае неожиданной кончины наследодателя. Если смерть произойдет при необычных обстоятельствах, они окажутся в сложном положении, а факт подобной осведомленности будет говорить против них.
