Николай жил над козырьком перед входом в общежитие. Сквозь сон он услышал, как взвизгнули тормоза и уже отчетливо до него долетел голос отца. Почуяв неладное, он откинул простыню, быстро вскочил и мгновенно очутился у окна. То, что он увидел, потрясло его. Парень рванул на себя створки окна и выпрыгнул на козырек, затем на крыльцо.
Сергей Емельянович так и не понял, откуда взялся сын, только ощутил, как железный кулак врезался ему в челюсть, отбросил на несколько метров и свалил на землю. Он успел лишь вскинуть недоуменные глаза, но в это мгновение подошва голой ноги закрыла лицо.
Входная дверь в общежитие приоткрылась, и выглянула дежурная.
— Коля, я милицию вызвала.
— Спасибо, тетя Маша.
Николай взял Марину Владимировну под руку и увел к себе. Он обрабатывал рану на лице любимой женщины, когда в дверь настойчиво постучали.
— Откройте. Милиция.
Виновником инцидента парень себя не считал, поэтому без всяких проволочек впустил представителя правоохранительных органов в комнату.
— Груздев Николай Сергеевич? — прозвучал сухо и официально голос молодого лейтенанта.
— Он самый.
— Следуйте за нами.
— А я? — вмешалась в разговор женщина.
— Вы нам не нужны. — Было ясно, что офицер и сопровождающий его старшина выполняли чье-то строгое поручение.
— Но ведь я пострадавшая и главная свидетельница, — возразила Марина Владимировна.
— Пострадавший Груздев Сергей Емельянович, — поправил ее старшина. По званию он был младше напарника, но в подобных делах более опытным. — А если вы, как свидетельница, понадобитесь, то вас вызовут повесткой. — И парня увели одного.
А еще через минуту за ней опять явился ненавистный муженек. Он молча взял ее за руку и потащил за собой. Возражать и сопротивляться уже не было сил…
Николай сидел в одиночной камере, ожидая своей участи. От Марины Владимировны он знал, что его отец водит дружбу с начальником городской милиции, и не сомневался, что против него ведут закулисную игру, как говорили в колонии — плетут лапти. На объективный подход по отношению к нему надеяться не приходилось.
Но он не знал, что в игру активно включилась его бывшая учительница. Она навестила Глебова, подполковника милиции, и предупредила, что свое заявление напишет в областной центр, а также пригрозила:
— Тетю Машу, конечно, трудно привлечь в свидетели, она боится потерять работу перед пенсией. Но вы, Антон Герасимович, не учитываете, что могут быть и другие свидетели, о которых вы и не подозреваете, — соврала она, не моргнув глазом и посеяв тем самым сомнения в правильно выбранной тактике у противоборствующей стороны.
— Не будем ссориться, Марина Владимировна, — не пошел на обострение Глебов.
Сергей Емельянович обещал ему огромное вознаграждение, если он упрячет сына в колонию на несколько лет. Для начальника городской милиции это не составило бы особого труда, тем более, что у Николая уже есть одна судимость, но карты спутала Марина Владимировна. Рисковать же должностью и званием даже ради больших денег Антон Герасимович не хотел. На занимаемом высоком посту еще не раз подвернется случай подзаработать, а оставшись не у дел, он уже — ничто.
— Николай Сергеевич не такой уж и безвинный, как вы утверждаете. Он сломал челюсть отцу, сам при этом находился в состоянии алкогольного опьянения тяжелой степени, — объяснил страж порядка.
— Он выпил у себя в комнате, а обстоятельства вынудили его ее покинуть. Интересно, как бы вы поступили, если б на ваших глазах избивали беременную женщину? — поставила подполковника в неловкое положение собеседница.
— Во-первых, у вас еще незаметна беременность, а во-вторых, мой священный долг оберегать граждан, — с пафосом ответил Глебов. — Я принимал присягу и давал клятву, — сыпал он высокопарными фразами.
— Николай присягу не принимал, даже в армии не служил, но благородства и достоинства в нем не меньше, чем у вас.
— Давайте обойдемся без сравнений. В общем-то, на работе он характеризуется положительно, комендант общежития тоже упомянул его добрым словом. Постараюсь убедить Сергея Емельяновича, чтоб он забрал заявление, — сдался Глебов, не роняя достоинства.
Марина Владимировна встала со стула.
— Уж постарайтесь.
— Только без иронии, — выставил он руку вперед ладонью. — Сделаю все от меня зависящее.
Он дождался, когда уйдет посетительница, и позвонил во второе отделение милиции.
— Капитан Прытков, — раздался голос из трубки.
— Игорь Михайлович, доставь ко мне арестованного Груздева, с вещами.
— Но вы же понимаете…
— Парень молодой, простим один раз, а отказную от отца я тебе сам завезу, — сказал Антон Герасимович и повесил трубку.
Минут через десять-пятнадцать в кабинет заглянул уже знакомый нам молодой лейтенант и после одобрительного кивка подполковника впустил Николая Груздева. Хозяин кабинета окинул его изучающим взглядом и указал глазами на стул.
— Отец простил тебя и просил освободить. Не стану скрывать, что мы с ним большие друзья, и я пошел на уступки.
Парень посмотрел на Глебова таким взглядом, будто произнес: «Как же, попросит отец, тут что-то другое». Вслух же спросил:
— Я свободен?
— Да, но я бы посоветовал тебе уехать из города и не накалять страсти.
— Разберусь.
— А ты гордый, — сказал Глебов таким тоном, словно это качество было не достоинством, а пороком.
— Какой есть, — скривил губы в ухмылке собеседник. — Не нужно делать из меня идиота, я уже прошел «академию» и в курсе системы самого гуманного в мире правосудия. Не удалось отправить меня к хозяину, так сглотните пилюлю. А читать проповедь… — И он махнул рукой, не договорив: что, мол, терять время на пустую болтовню.
— Я тебя предупредил, а как ты поступишь — это твое личное дело, — поставил точку подполковник.
Он поднялся из-за стола и, повернувшись к посетителю спиной, подошел к окну. И Николай понял, что аудиенция закончена.
— Как я отчитаюсь на работе за прогулы? — поинтересовался он уже у выхода из кабинета.
— На предприятие придет соответствующий документ, и тебе оплатят пропущенные дни, — ответил Антон Герасимович, даже не повернув головы.
…Сколько ни размышлял в дальнейшем Николай, приходил к одному и тому же выводу: только физическое устранение отца принесет желаемый результат. Жалости он к нему не питал, наоборот — ненависть, но необходимо придумать такой способ, чтоб на него самого не пало и тени подозрений, иначе место рядом с любимой женщиной вновь останется пустым. Само слово «убийство» не вызывало у Груздева дрожи в коленках. Совершив однажды неумышленное убийство и жестоко поплатившись за него, он без малейшего волнения выискивал способ к умышленному убийству. Долго не мог он остановиться на каком-то определенном, безопасном варианте. Но помогла случайность.
Как-то в Оренбурге в одной из магазинных очередей он разговорился с незнакомым мужчиной, и тот похвалился, что у него во дворе вместо собаки на цепи сидит настоящая дикая рысь.
— Брось заливать, — не поверил парень.
— По-твоему, я вру? — обиделся хозяин. — У меня частный дом, и я имею полное право держать во дворе кого угодно.
— И где же ты раздобыл дикую кошку?
Николай подумал, что поставил его в затруднительное положение, тот сейчас начнет нести ахинею и запутается. Но ответ последовал простой и правдоподобный.
— Я каждый сезон подрабатываю в заезжем зоопарке: кормлю зверей. В прошлом году моя кошечка заболела, чахла на глазах. Ветеринары не могли ничего сделать, и администрация зоопарка приняла решение убить ее. Она так жалобно на меня смотрела в тот день, что мне стало ее жалко. Отправился я, значит, к директору и попросил отдать мне животное. Тот сначала отказал, потому что нужно какое-то разрешение, но потом передумал, вероятно, не верил, что рысь выживет. Отвезли ее ко мне домой, и я сумел выходить ее. Полтора года живет во дворе. А опыта обращения с дикими животными мне не занимать, мы с ней большие друзья, понимаем друг друга с полуслова. Раньше бы ни за что не подумал, что рысь такое умное животное. Местная шантрапа даже боится летом ко мне в сад за яблоками лазить, — закончил он свой необычный рассказ.
— Похоже на правду, — наконец согласился Груздев.
Парень бы напрочь вычеркнул мужика из памяти, если б по возвращении в Бузулук не закралась оригинальная идея. Он хорошо знал о пристрастии отца к одеколону «Шипр», тот обливал им себя чрезмерно, куда бы ни отправлялся. Еще когда Николай был маленьким, у него выработалась неприязнь к этому запаху. «Неплохо бы у рыси вызвать подобную неприязнь, — мелькнула в голове шальная мысль, — она его разорвет на куски. Пусть потом милиция разбирается, чем так не понравился дикому животному Сергей Емельянович». Только теперь он пожалел, что не поинтересовался адресом обладателя уникального зверя. Но далее рассуждал логически: «Он скорее всего живет поблизости от магазина, в котором встретились, и если поспрашивать местных, то не так уж и сложно будет его отыскать».
