— Да что вы! Как сейчас помню, накинулось их на меня чуть ли не полдюжины, схватили и заставили глотать снотворное, а я-то ведь считал, что пью смертельный яд и что мне крышка!
— Ну а что они украли, вернее, собирались украсть?
— Как что? Драгоценности русской короны, разумеется! Их тайно вручили мистеру Ломаксу, чтобы он передал их на хранение в Английский банк.
— Ну и подлый же вы врун! — ничуть не обидевшись, сказала Тапка.
— Врун? Я? Да ведь эти драгоценности доставил на самолете мой лучший друг. И я рассказываю вам это, Тапка, сугубо по секрету. Не верите, спросите у Джимми Тесиджи. Хотя ему-то как раз слишком доверять не стоит.
— А правда, — осведомилась Тапка, — что Джордж Ломакс примчался в библиотеку без вставной челюсти? Вот что мне хотелось бы выяснить точно!
— У них там было два револьвера, — вставила леди Кут. — Отвратительные штуки! Я видела их своими глазами. Просто чудо, что бедняжку Джимми не застрелили.
— Дело в том, что мне на роду написано быть повешенным, — отозвался Джимми.
— Я слышала, там была русская графиня, изысканная красавица, — сказала Тапка. — Говорят, Билл втюрился в нее по уши.
— О, она рассказывала такие ужасы про Будапешт, — сказала леди Кут. — Никогда этого не забуду. Освальд, надо нам послать туда пожертвования.
Сэр Освальд что-то проворчал.
— Я возьму это на заметку, леди Кут, — пришел на помощь Руперт Бейтмен.
— Спасибо, мистер Бейтмен! Я считаю, мы должны чем-то отблагодарить судьбу. Просто ума не приложу, как сэр Освальд избежал пули. Не говоря уж о пневмонии.
— Перестань болтать глупости, Мария, — сказал сэр Освальд.
— Я всегда боялась грабителей, лазающих в окна, — продолжала леди Кут.
— Вот бы встретиться с таким лицом к лицу! Мечта! — пробормотала Тапка.
— Не скажите, — вмешался Джимми. — Это довольно неприятно. — И он осторожно похлопал себя по правой руке.
— Как ваша бедная рука? — спросила леди Кут.
— Сейчас уже в полном порядке. Но до чего муторно было со всем управляться левой. У меня никак не получалось.
— Каждый ребенок должен быть с детства приучен к амбидекстрии, — проговорил сэр Освальд.
— Ой, — воскликнула потрясенная Тапка. — Это что же такое? Что-то вроде тюленя?
— То амфибии, — пояснил мистер Бейтмен. — Амбидекстрия — это умение одинаково хорошо владеть обеими руками.
— Вот оно что, — сказала Тапка, почтительно глядя на сэра Освальда. — И вы владеете?
— Конечно! Я могу писать и правой, и левой.
— И двумя руками сразу?
— Это ни к чему! — отрезал сэр Освальд.
— Пожалуй, — задумчиво согласилась Тапка. — Это выглядело бы уж чересчур изысканно.
— Вот дорого бы дали в любом правительственном учреждении, если бы правая рука не знала, что творит левая, — заметил мистер О’Рурк.
— А вы тоже умеете все делать и правой, и левой?
— Я? Нет. Я работаю правой и только правой.
— А карты сдаете левой, — возразил наблюдательный Бейтмен. — Я заметил вчера вечером.
— Ну, это совершенно другое дело, — безмятежно сказал мистер О’Рурк.
Прозвучал довольно заунывный гонг, и все отправились наверх переодеваться к обеду.
После обеда сэр Освальд, леди Кут, мистер Бейтмен и мистер О’Рурк сели играть в бридж, а Джимми убивал время, флиртуя с Тапкой. Последнее, что он слышал, поднимаясь вечером к себе в спальню, были слова сэра Освальда:
— Ты никогда не научишься играть в бридж, Мария.
И ее ответ:
— Да, да, милый. Ты всегда это говоришь. Ты должен мистеру О’Рурку еще фунт. Вот так. Теперь правильно.
Двумя часами позже Джимми медленно и бесшумно (так, во всяком случае, он надеялся) спустился в холл, зашел в столовую, а потом направился в кабинет сэра Освальда. Там он несколько минут постоял, внимательно прислушиваясь, и принялся за работу. Почти все ящики письменного стола оказались запертыми, но причудливо изогнутая проволока, которой запасся Джимми, сделала свое дело. Ящики один за другим поддавались его манипуляциям.
Он тщательно проверил их содержимое, стараясь укладывать все на прежнее место. Раза два он замирал и прислушивался, так как ему чудились вдалеке какие-то звуки. Но никто ему не мешал.
Наконец он покончил с последним ящиком. Теперь он узнал, вернее, мог бы узнать, будь он более внимательным, множество интересных сведений о производстве стали, но того, что искал, не нашел — никаких свидетельств об изобретении герра Эберхарда, никаких намеков на то, кто скрывается под таинственным Номером Семь. Да Джимми вряд ли и ждал, что найдет. Просто представилась возможность, и на всякий случай он решил ею воспользоваться без особой надежды на успех, разве что вдруг дико повезет.
Он еще раз проверил, хорошо ли запер ящики. Зная придирчивую наблюдательность Руперта Бейтмена, Джимми снова оглядел кабинет, чтобы убедиться, не оставил ли он следов своего пребывания.
— Ничего не поделаешь, — проговорил он тихо. — Здесь не удалось. Что ж, может, завтра повезет больше. Если девушки подыграют.
Джимми вышел из кабинета, закрыл и запер дверь. И снова ему почудилось, что где-то, совсем рядом, послышался скрип, но он решил, что ошибся. Стараясь ступать бесшумно, он пробрался через большой холл. Высокие окна слабо светились, что помогло ему не натыкаться на мебель.
Опять послышался какой-то слабый звук, на этот раз вполне явственный, ошибки быть не могло. В холле кто-то был. Кто-то другой двигался рядом так же бесшумно, как он сам. Сердце Джимми отчаянно забилось.
Одним прыжком он оказался у выключателя и повернул его. От яркого света Джимми зажмурился, но сразу все увидел. В четырех шагах от него стоял Руперт Бейтмен.
— Господи, Шимп! — воскликнул Джимми. — До чего ты меня напугал! Ползаешь тут, крадучись, в потемках!
— Я услышал какой-то шум, — строго объяснил мистер Бейтмен. — И решил, что залезли грабители. Вот и спустился проверить.
Джимми внимательно разглядывал башмаки мистера Бейтмена. Они были на толстой резиновой подошве. Его взгляд остановился на оттопыренном кармане Бейтмена.
— Все-то у тебя, Шимп, продумано, — искренне восхитился он. — Даже вооружиться не забыл!
— Ну а как же без оружия? Неизвестно ведь, с кем придется столкнуться.
— Слава Богу еще, что ты не выпалил, — сказал Джимми. — Лично я несколько устал служить мишенью.
— Я вполне мог выстрелить, — подтвердил мистер Бейтмен.
— И, как пить дать, стал бы нарушителем закона, — подхватил Джимми. — Между прочим, прежде чем открывать огонь, надо точно убедиться, что перед тобой взломщик. С бухты-барахты стрелять не полагается. Пришлось бы тебе отвечать за то, что ты подстрелил ни в чем не повинного гостя, который спустился в холл с самыми безобидными намерениями.
— А кстати, зачем ты сюда спустился?
— Проголодался, — ответил Джимми. — И мечтал о сухой бисквитной корочке.
— У тебя в спальне, возле кровати, стоит коробка с печеньем, — заметил Руперт Бейтмен.
Его прикрытые очками в роговой оправе глаза пристально вглядывались в Джимми.
— Ха! Выходит, старик, здешняя прислуга дала маху. Верно, стоит у моей кровати коробка с надписью: «Печенье для умирающих с голоду гостей». Но когда голодающий гость ее открыл, она, увы, оказалась пустой. Вот я и поплелся вниз, в столовую.
И Джимми с подкупающей милой улыбкой извлек из кармана халата пригоршню печенья.
Наступила короткая пауза.
— А теперь уж пойду обратно в постель, — сказал Джимми. — Иди и ты бай-бай, Шимп!
И с подчеркнутой беззаботностью он начал подниматься по лестнице. Руперт Бейтмен шел следом. У дверей своей комнаты Джимми остановился, словно хотел еще раз пожелать приятелю спокойной ночи.
— Все-таки с этим печеньем очень странная история, — проговорил мистер Бейтмен. — Ты мне разрешишь войти?
— Конечно, дружище, убедись своими глазами.
Мистер Бейтмен вошел в комнату, открыл коробку для печенья и обнаружил, что она пуста.
— Крайняя нерадивость, — пробормотал он. — Ну ладно, спокойной ночи.
Он удалился. Джимми сел на кровать и с минуту прислушивался.
— Чуть не влип! — прошептал он. — Ох и бдительный же этот Шимп! Можно подумать, он никогда не спит. И что за дурная привычка шататься впотьмах с револьвером!
Он встал и открыл один из ящиков туалетного столика. Под аккуратно уложенными галстуками лежала кучка печенья.
— Ничего не попишешь, — пробормотал Джимми. — Придется заглотать всю эту гадость. Ставлю десять против одного, что утром Шимп явится с обыском.
Со вздохом он принялся жевать печенье, которое всегда терпеть не мог.
Ровно в назначенное время, в двенадцать часов дня, Юла и Лорейн входили в ворота парка, оставив свою машину в гараже неподалеку.
