Естественно, что слухи об этой второй смерти усилили интерес к Ладмутской Тайне, как все стали теперь называть загадочную смерть миссис Вэйн, и хотя инспектор Морсби был крайне сдержан в высказываниях, общественное мнение вскоре связало воедино обе эти трагедии. Газеты, которые до этого почти не уделяли внимания первой смерти, поспешили прислать в Ладмут своих корреспондентов, и Роджер десять раз за день поздравлял себя с предусмотрительностью, которая теперь помешала этим оккупантам осесть в "Короне". На все вопросы, нет ли свободных мест, хозяин, этот человек-гора, набычившись, отвечал совершенно невозмутимо, что нет, комнату он сдать не может. Почему? Да потому что нет ни одной свободной, вот почему! Его не соблазнили даже обещания заплатить вдвойне и втройне против обычной цены. Дело в том, что он проникся какой-то своей, "бычьей", симпатией к Роджеру (противоположности, как уже неоднократно было сказано, часто сходятся, и тогда возникает крепкая мужская дружба). Хозяин буквально следовал пожеланиям своего постояльца и, хотя совершенно не понимал мотивов его поведения, хранил Роджеру верность. В ответ Роджер считал себя обязанным поглощать столько пива, сколько мог выдержать, не лопаясь от количества выпитой жидкости.
Так развивались события на протяжении следующих примерно десяти дней, то есть, если учесть главное дело, — никак. Насколько Роджер понимал, дело было закончено, страсти улеглись. После того, как в теле Медоуза был обнаружен яд (а инспектор Морсби поведал общественности, кем на самом деле был преподобный Медоуз), последовал вердикт, что в момент помрачения рассудка тот покончил самоубийством. Но это предполагалось и ранее. Статьи Роджера в "Курьер" становились все короче, так как ему все труднее было находить какие-нибудь свежие новости. Он бы и вообще перестал сотрудничать с газетой, но главный редактор упросил его, в порядке личной любезности, продолжить освещение событий вплоть до того дня, когда состоится экспертиза, так как это даст возможность газете продержаться мертвый летний сезон, когда все в отпусках и газет никто не читает. Все это время инспектор Морсби великолепно изображал из себя загадочного сфинкса и хранил нерушимое молчание относительно странных событий в Ладмуте.
В эти дни Роджер занимался главным образом тем, что превращал дуэт в трио. Участники дуэта вслух протеста не выражали, но, каковы бы ни были их истинные чувства.
Роджер не видел причины, почему, привезя с собой Энтони для обговоренной заранее роли спутника и компаньона, он должен влачить одиночество. И совершенно не важно, что чувствительное воображение Энтони случайно отвлеклось в сторону: так, во всяком случае, Роджер объяснил себе свою придирчивость. Не мог же он допустить, даже наедине с собой, что ревнует к человеку на двенадцать лет моложе, чем он. Иногда (когда все другие доводы были уже исчерпаны) Роджер даже твердил себе, что это его долг — помешать своему кузену видеться наедине с молодой женщиной весьма сомнительного происхождения. Нехорошо получится — искренне пытался доказать себе Роджер, — если Энтони так или иначе серьезно будет вовлечен в подобные отношения. Его мать найдет что сказать на этот счет и, конечно, выскажет свое мнение и ему, Роджеру, в весьма сильных выражениях. Поэтому Роджер вообразил себя мучеником долга и, служа этому строгому господину, внимательно наблюдал за Маргарет. Теперь, когда она практически была очищена от ужасного подозрения, она стала вести себя иначе. Железный самоконтроль, которому она подчинялась в последнюю неделю, сейчас ослаб, и ее натура странным образом на это реагировала. То она казалась еще более строгой и независимой в своих поступках, чем прежде, и держалась почти отчужденно, то в следующую минуту заливалась почти истерическим смехом и готова была на разные безумства и эскапады. Энтони постоянно чувствовал себя словно на иголках: она то обращалась с ним как с возлюбленным, то на следующий день всем своим видом показывала, что он ей смертельно надоел.
Роджер, убежденный, что Маргарет не относится к числу кокеток и поэтому всегда пряма, откровенна и не умеет притворяться, иногда совершенно не мог понять, что с ней происходит, и серьезно на ее счет беспокоился. Он был уверен, что само пребывание в деревне производит на нее отрицательное, гнетущее воздействие и убеждал ее переменить обстановку и хотя бы ненадолго уехать отдохнуть. То, как она воспринимала его советы, соответствовало ее теперешней манере поведения. Она или резко отвергала его предложение, говоря, что это сейчас совершенно невозможно, что она должна оставаться на месте и заботиться о Джордже, пока все окончательно не утрясется, то, напротив, жадно цеплялась за эту идею и начинала совершенно серьезно обсуждать, как полетит в Париж, а там, возможно, отправится в турне по Европе, но когда дело доходило до необходимости принять окончательное решение, Маргарет снова отказывалась в силу уже приведенных ею доводов. А Роджер смутно ощущал свою ответственность за нее, и это его беспокоило больше, чем он сам себе в том признавался.
Очевидно, получив подтверждение Генри Гриффена, главного специалиста по ядам в Министерстве внутренних дел, что в теле Медоуза обнаружен яд, инспектор Морсби тоже воспользовался временной заминкой в делах и возобновил прерванные каникулы, уехав на пару дней в Сэндси к жене и детям. Однако создавалось впечатление, что ему очень не хочется терять связь с Ладмутом, почему он уехал только на два дня, хотя мог бы отсутствовать все пять, и вернулся в гостиницу значительно раньше, чем Роджер его ожидал.
Что касается Энтони, то сей молодой бизнесмен начинал сильно волноваться, так как дни шли и ему надо было вскоре возвращаться в Лондон, до того как экспертиза поставит последнюю точку в деле. У него был только трехнедельный отпуск, и две недели уже прошли. Хотя Энтони всячески избегал демонстративного выражения чувств, он искренне восхищался тем, как Роджер управляется с этим таинственным делом, зорко разглядев его тайные пружины, которые не замечает даже такой стреляный воробей, как инспектор Морсби. Еще и поэтому Энтони драматически воспринимал необходимость уехать раньше, чем все концы будут найдены и все узлы развязаны окончательно.
Однако ему повезло и уезжать до решения дела не пришлось. Преподобный Сэмюел испустил дух во вторник, в пятницу инспектор уехал в Сэндси и вернулся в воскресенье вечером. В следующий четверг, ровно через две недели после приезда в Ладмут, Роджер и Морсби сидели после ужина в гостиной, и на этот раз инспектор был настроен не столь официально, как обычно.
— Интересно, — спросил Роджер, — когда же сэр Генри сообщил вам о том, что явилось причиной смерти Медоуза?
— Вчера утром, — ответил, к его удивлению, инспектор и едва не прикусил язык, однако слово не воробей, вылетит — не поймаешь.
— Как вчера? — взвизгнул Роджер. — Ах, инспектор, инспектор, черт знает, до чего вы молчаливы.
Инспектор допил пиво, остававшееся на дне кружки.
— А может быть, мне и следовало быть более молчаливым, чем обычно, сказал он явно с многозначительным намеком.
— На ведь я так каялся, просто пресмыкался перед вами, — горячо возразил Роджер, — и я же все вам объяснил. Ничего подобного просто не может повториться. Инспектор, вы… вы намерены мне рассказать, о чем вам сообщил сэр Генри, или нет?
Инспектор, придя к прискорбному заключению, что кружка окончательно опустела, поставил ее на стол.
— Нет, мистер Шерингэм, сэр, — ответил он с большой твердостью, — я не собираюсь этого делать.
И они в молчании уставились друг на друга.
— Нет, вы расскажете, — прохныкал Роджер. — Неужели вы обо всем позабыли? Ну передумайте еще разок и расскажите.
— Нет, не расскажу, — еще тверже заявил инспектор.
И они снова молча воззрились друг на друга.
— А вы не хотите еще пивка? — с надеждой в голосе вдруг спросил Роджер.
— Хотите меня подкупить, сэр? — сурово осведомился инспектор.
— Ну разумеется, хочу, — с чувством собственного достоинства ответил Роджер. — Только незачем прибегать к таким вульгарным выражениям.
— Ну раз так, то благодарю вас, сэр, — ответил инспектор, смягчившись. Пожалуй, сегодня вечером я справлюсь с лишней пинтой пива.
Роджер ринулся к двери.
— А с квартой? — крикнул он. — Ведь вечер, как вы, наверное, заметили, жаркий. А как насчет галлона? Хотите? Ну, вы, значит, не спортсмен!
Роджер громко окликнул хозяина, заказал пиво и снова вернулся на место.
— Нет, серьезно, сэр, — опять заговорил инспектор, — боюсь, что ничего не смогу сказать о заключении, сделанном сэром Генри. Придется вам подождать до экспертизы. Все тогда и объяснится.
— А когда это будет?
— Она должна состояться через неделю, позвольте вам напомнить.
