— Какого дьявола! Носишься, как угорелая кошка!
Внутри островка желтоватого света что-то задвигалось. Аллейн тихо двинулся к Фабиану.
— Это не прибавит вам популярности, — хихикнул Фабиан и через минуту, с отвращением и изумлением:
— Терри! О Боже! Лучше бы я сюда не заходил. Глупый старик.
Внезапно он сел. Аллейн произнес, успокаивая его:
— Все в порядке. Можете заснуть.
— Да, но зачем так носиться? Где это было?
— На лавандовой тропе, — откликнулся Аллейн.
Глаза Фабиана были открыты и смотрели на Аллейна из-под нахмуренных бровей.
— Кто ее нашел?
— Дядя Артур.
— Ну, вы в порядке, а я нет. Мне кажется, я плыву. Тут еще это проклятое пианино. Хоть бы он заткнулся. Встать!
Теперь он боролся с Аллейном, в то время как его взгляд бродил по стене и стропилам.
— Пошли, ребята! — крикнул он. — Я поведу вас!
Теперь он так разбушевался, что мог сбить с ног.
— Я стараюсь тебе помочь, ты, козел, — проворчал Аллейн.
— Понятия не имею, откуда он взялся, — задыхаясь, произнес Фабиан. — Не спеши, Фрици. Я еще поеду на родину. — Он бросился вперед, схватил Аллейна за подбородок и принялся штурмовать стену овчарни. Аллейн схватил его за колени. Внезапно Фабиан потерял сознание, и они вместе упали на пол, причем Фабиан оказался наверху.
— Слава Богу, что он не стукнулся снова головой, — с этой мыслью Аллейн выполз наружу и, сам нетвердо стоя на ногах, принялся укладывать Фабиана.
— О Урси, божественная дурочка, — глубоко несчастным тоном произнес Фабиан, повернулся на бок и крепко уснул.
— Если это амнезия, — пробормотал Аллейн, ощупывая свою челюсть, — в ней есть некая система.
Голова у него гудела. «Что он, возвращается на прежний круг? К борту судна. К воротам. К тропинке. Что же произошло в огороде?» Он выглянул на морозную улицу. Над ним, нагнувшись вправо, гигантский пирамидальный тополь, словно копье, бросал вызов звездам. «Это поблизости от грядок с кабачками, — подумал Аллейн. — …Он был под деревом. Брюки у него были в грязи. О Господи, что толку от пары брюк, которые были выпачканы больше года назад?» Жужжание в голове прекратилось, зато теперь он сильно дрожал и снова отступил в темноту за дверью, бормоча: «К утру я схвачу отменную простуду!»
Ночь была тиха, даже голос реки Мун, сбегавшей с горного уступа, доносился словно слабый шепот, не нарушая общего безмолвия, и скорее угадывался, чем слышался. Внезапно на главной дороге послышался шум. Он вспомнил, как они с Маркинсом скользили и падали на обледенелой дороге. Затем раздалось слабое металлическое звяканье. «Это забор, — догадался он, — минута — и кто-то выйдет на дорогу». Возле жилищ слуг забряцали цепи. Собаки с Маунт Мун, не в силах покинуть своих конур, яростно лаяли. Мужской голос кричал на них: «Ложись, Джон! Ей-Богу, взгрею тебе бока!» Цепи звенели, и проволока на заборе вторила слабым металлическим эхом. В проходе показался свет.
— Проклятье! — выругался Аллейн, — Всегда что-нибудь нарушит ход событий.
Томми Джонс и его сын подошли к входу вслед за Маркинсом и стояли, моргая от света лампы. Томми хмуро взирал на Аллейна.
— В чем дело? — спросил он.
— Смотрите.
Он двинулся вперед. Клифф громко произнес:
— Это Фабиан.
— Да, — откликнулся Аллейн.
— Что с ним? — он повернулся к Маркинсу. — Почему вы сразу не сказали, что это Фабиан?
— Приказ, — коротко ответил Маркинс, и Томми Джонс быстро взглянул на Аллейна.
— Чей приказ? — требовательно спросил Клифф. — У него что, опять приступ? — Голос его звучал пронзительно. — Он мертв?
— Нет, — сказал Аллейн.
Клифф шагнул вперед и опустился на колени возле Фабиана.
— Отойди, — сказал отец.
— Я хочу знать, что произошло. Я хочу знать, не обидели ли его.
— Его ударили по голове, — проговорил Аллейн, — железным клеймом.
Клифф закричал, и отец положил руку ему на плечо.
— Только не говорите ему об этом, когда он придет в себя, — продолжал Аллейн. — Запомните, это важно. У него был сильный шок, и пусть он сам объясняет, что произошло. Никому не говорите.
— Железным клеймом, — повторил Томми Джонс, — неужели?
Он бросил взгляд в угол, где обычно хранилось клеймо. Клифф быстро сказал:
— Оно было не там. Его оставляли над прессом.
— Где же оно сейчас?
— Надежно спрятано, — промолвил Аллейн.
— Кто это сделал?
В ответ на это Аллейн лишь покачал головой.
— Я проверял людей, сэр, — сказал Маркинс. — Все на местах. Бен Вилсон сказал, что за последний час никто не уходил и не приходил. Элби пьян мертвецки. В стельку.
— Ладно. Есть носилки?
— Да, сэр. Это те, которые миссис Рубрик использовала для оказания первой помощи.
— Вы ходили в дом? — резко спросил Аллейн.
— Нет, они были припрятаны наверху. Беритесь, Томми.
Они выгрузили груду серых одеял. Трое мужчин развернули носилки, положили на них Фабиана и укрыли одеялами. Клифф, сцепив ладони, смотрел на всех с несчастным видом.
— Проклятая дорога обледенела… — пробормотал Аллейн. — У вас гвозди в ботинках, Джонс. И у мальчика. А у нас с Маркинсом подошвы гладкие.
— Тропа не такая уж скользкая, сэр, — ответил Маркинс.
— Вы шли по кухонной тропинке? — осведомился Томми Джонс.
— Готово? — спросил Аллейн, прежде чем Маркинс успел ответить. Они взялись за концы носилок. Фабиан открыл глаза и посмотрел на Клиффа.
— Привет, — явственно произнес он. — Явление младенцев.
— Это я, — неуверенно произнес Клифф, — вы поправитесь, мистер Лосс.
— О, Господи, — прошептал Фабиан, — неужели снова?
— Через минуту вы будете в постели, — сказал Аллейн.
— Голова…
— Я знаю. У вас трещина. Готовы?
— Я могу идти сам, — запротестовал Фабиан. — Ерунда! Я всегда раньше сам шел.
— А на этот раз поедете, черт побери, — бодро откликнулся Аллейн. — Пошли, ребята. Держитесь, где трава.
— Но по дороге легче, — возразил Томми Джонс.
— А мы все-таки попробуем по траве. Налево. Забирайте влево.
По пути он подумал с сожалением: «Если бы я был уверен в его безопасности! При таком морозе должны были остаться следы…»
На кромке было не так скользко, как на склоне, а когда дошли до главной дороги, идти стало легче. Двери на веранду не были заперты, и они внесли туда Фабиана, который лежал так спокойно, что Аллейн взглянул на него с тревогой, опасаясь, что тот потерял сознание. Но, когда зажгли лампы, стало видно, что глаза его открыты, а брови нахмурены.
— Все в порядке? — мягко спросил Аллейн. Фабиан повернул голову и пробормотал: «О да, да».
— Я пойду наверх и скажу Грейсу. Маркинс, можно поставить чайник. Остальные подождите, пожалуйста.
Взбегая наверх, он столкнулся с Урсулой, которая в ночной рубашке держала свечу над головой и вглядывалась в темноту.
— Что произошло? — спросила она.
— Небольшой несчастный случай. У вашего молодого человека трещина в черепе, но теперь все в порядке.
— У Фабиана? — глаза ее расширились. — Где он?
— Только не надо метаться. Вот умница. Он в гостиной, и мы укладываем его в постель. Положите к нему в кровать пару грелок и повторите несколько строк из учебника скорой помощи. Я думаю, он поправится.
Они стояли рядом с дверью Теренции Линн, и теперь она открылась. Теренция тоже вышла со свечой, очень хрупкая и бледная в рубиновом шелковом халате.
— Фабиану плохо, — сказала Урсула и бросилась в свою комнату.
Мисс Линн оставила дверь открытой. Аллейн увидел при свете свечи, горевшей на ее ночном столике, открытую книгу или, скорее, блокнот, толстый, исписанный мелким почерком. Она проследила за его взглядом и быстро закрыла дверь. Урсула вернулась с грелкой и поспешила в комнату Фабиана. Мисс Линн при свете свечи рассматривала Аллейна.
— Вы подрались, — сказала она.
Он дотронулся до челюсти.
— Я налетел на что-то в овчарне.
— Идет кровь.
— Да, вы правы. Не могли бы вы дать мне кусочек ваты?
Она колебалась.
— Подождите здесь, — произнесла она и скользнула в дверь, прикрыв ее за собой.
Аллейн постучал и вошел. Она стояла возле ночного столика, но молниеносно переместилась к кровати и закрыла книгу.
— Я просила вас подождать, — промолвила она.
— Прошу прощения, вы не могли бы одолжить свою грелку? Отнесите ее к нему в комнату, пожалуйста. О, вот и вата. Большое спасибо.
Он взял вату и повернулся к зеркалу. Поднося вату на челюсть, он видел ее отражение. Она стояла к нему спиной, склонившись над кроватью. Когда она обернулась, покрывало было аккуратно натянуто, а книга со стола исчезла.
— Вот грелка, — сказала она, протягивая ее.
— Будьте ангелом, отнесите ее сами. Я пытаюсь справиться с этим проклятым порезом.
