— Дело приняло неожиданный оборот, — сказал я. — Что же дальше?
— Я понял, что мои планы могут сорваться. Похоже было на то, что молодожены собираются немедленно уехать, и мне необходимо было принять самые срочные и энергичные меры. Однако в дверях церкви они расстались: он отправился в Темпл, она — к себе домой. «Я поеду в парк, как всегда, в пять часов», — сказала она, прощаясь. Больше я ничего не слышал. Они разъехались в разные стороны, а я вернулся, чтобы заняться своим делом.
— В чем оно заключается?
— Немного холодного мяса и стакан пива, — ответил Холмс, дергая колокольчик. — Я был слишком занят, не успел поесть, а сегодня вечером хлопот будет еще больше. Кстати, доктор, мне понадобится ваше содействие.
— Буду очень рад.
— Вы не будете возражать, если нам придется преступить закон?
— Ни в малейшей степени.
— И вас не пугает опасность ареста?
— Ради доброго дела я готов и на это.
— Великолепно!
— Я к вашим услугам.
— Я был уверен, что могу на вас положиться.
— Но что вы задумали?
— Когда миссис Тернер принесет ужин, я вам все объясню… Я должен кое-что обсудить с вами, — сказал он, с аппетитом принимаясь за скромную пищу, приготовленную нашей экономкой. — Времени у нас очень мало. Сейчас около пяти часов. Через два часа мы должны быть на месте. Мисс Ирен, вернее, миссис Нортон, возвращается со своей прогулки в семь часов. К тому времени мы должны быть у Брайени-Лодж, чтобы встретить ее возле дома.
— И что дальше?
— Остальное предоставьте мне. Я уже все подготовил. Я настаиваю только на одном: что бы ни случилось, не вмешивайтесь. Понимаете?
— Я должен сделать вид, будто я посторонний?
— Вот именно. Ничего не предпринимайте. Вероятно, возникнет какая-нибудь неприятность. Не вмешивайтесь. Кончится тем, что меня проводят в дом. Минут через пять в гостиной откроется окно. Подойдите поближе к окну.
— Хорошо.
— Вы должны наблюдать за мною, я буду у вас на виду.
— Хорошо.
— Когда я подниму руку — вот так, вы бросите в окно то, что я вам сейчас дам, и начнете кричать: «Пожар!» Вы меня поняли?
— Вполне.
— Тут нет ничего опасного, — сказал он, вынимая из кармана сверток в форме сигары. — Это обыкновенная дымовая шашка, из тех, что употребляют паяльщики, снабженная с обоих концов капсюлями для самовоспламенения. Итак, вам предстоит сделать следующее: закричать «Пожар!», а когда ваш крик подхватят, дойти до конца улицы, а я догоню вас через десять минут. Надеюсь, вы поняли?
— Я должен сделать вид, будто я посторонний, затем подойти поближе к окну, наблюдать за вами и по сигналу бросить в окно этот предмет, потом поднять крик о пожаре и ожидать вас на углу.
— Совершенно верно.
— Можете на меня положиться.
— Отлично. Ну что ж, пожалуй, пора готовиться к новой роли, которую мне предстоит сыграть.
Он скрылся в спальне, и через несколько минут ко мне вышел симпатичный, простоватый священник в широкополой черной шляпе, мешковатых брюках, с белым галстуком. Такую приятную улыбку и общее выражение благожелательного любопытства мог воспроизвести, пожалуй, только Джон Хэйр[3]. И дело не в том, что Холмс переменил костюм. Выражение его лица, манеры, даже душа, казалось, менялись при каждой новой роли, которую ему приходилось играть. Когда он стал специалистом по криминалистике, сцена потеряла прекрасного актера, а наука — тонкого мыслителя.
В четверть седьмого мы вышли из дому, и когда мы оказались на Серпентайн-авеню, до назначенного часа оставалось десять минут. Уже смеркалось, на улице зажгли фонари, и мы принялись расхаживать у Брайени-Лодж, поджидая возвращения его хозяйки. Дом был точно такой, каким я его себе представлял по краткому описанию Шерлока Холмса, но квартал против ожидания оказался далеко не безлюдным. На этой маленькой тихой улице было очень оживленно. На одном углу курили и смеялись какие-то оборванцы, неподалеку стоял точильщик со своим колесом, два гвардейца флиртовали с нянькой, и несколько хорошо одетых молодых людей прохаживались взад-вперед с сигарами во рту.
— Видите ли, эта свадьба значительно упрощает дело, — заметил Холмс, пока мы вышагивали перед домом. — Теперь фотография становится обоюдоострым оружием. Возможно, Ирен в равной степени не хочет, чтобы фотографию видел мистер Годфри Нортон, как наш клиент не хочет, чтобы она попалась на глаза его принцессе. Вопрос в том, где нам найти фотографию?
— Ума не приложу.
— Вряд ли Ирен держит ее при себе. Карточка кабинетного формата, и спрятать ее в платье нелегко. Кроме того, Ирен знает, что король способен устроить ей западню. Это уже пытались сделать дважды. Значит, мы можем быть уверены, что с собой она фотографию не носит.
— Где же тогда она ее хранит?
— У своего банкира или у своего адвоката. Возможно и то и другое, но я сомневаюсь и в том и в другом. Женщины по природе скрытны и сами хранят свои секреты. Зачем ей посвящать в тайну кого-нибудь другого? На себя она может положиться, а где гарантия, что какой-нибудь доверенный устоит перед политическим или иным влиянием? Кроме того, не забудьте, что она хотела пустить в ход фотографию в ближайшие дни. Для этого нужно иметь ее под рукой. Фотография у нее дома.
— Но взломщики два раза перерыли весь дом.
— Чепуха! Они не умеют искать.
— А как вы будете искать?
— Вообще не буду.
— А как же иначе?
— Она сама покажет, где фотография.
— Она откажется.
— Это ей не удастся. Погодите, я слышу стук колес. Это ее экипаж. Теперь в точности выполняйте мои указания.
Из-за угла показались фонари кареты, и нарядное маленькое ландо подкатило к дверям Брайени-Лодж. Когда экипаж остановился, один из бродяг, стоявших на углу, бросился было открыть дверцы в надежде заработать медяк, но его оттолкнул другой бродяга, подбежавший с тем же намерением. Завязалась жестокая драка. Масла в огонь подлили гвардейцы, взяв сторону одного из бродяг, и точильщик, который с такой же горячностью принялся защищать другого. В одно мгновение дама, вышедшая из экипажа, оказалась посреди разгоряченных, дерущихся людей, которые яростно тузили друг друга кулаками и палками. Холмс бросился в толпу, чтобы охранять даму, но, пробившись к ней, вдруг испустил крик и упал с залитым кровью лицом. Солдаты тут же бросились бежать в одну сторону, оборванцы — в другую, зато подбежало несколько прохожих более приличного вида, не принимавших участия в потасовке, чтобы защитить даму и оказать помощь раненому. Ирен Адлер — я буду по-прежнему называть ее так — взбежала по ступенькам, но на площадке обернулась; на фоне освещенной прихожей была видна ее великолепная фигура.
— Бедный джентльмен сильно ранен? — спросила она.
— Он умер, — раздались голоса.
— Нет, нет, он еще жив! — крикнул кто-то. — Но он умрет, если везти его в больницу.
— Он храбрый малый! — сказала какая-то женщина. — Если бы не он, они отобрали бы у дамы кошелек и часы. Их тут целая шайка… Смотрите, он дышит!
— Неужели оставить его на улице?.. Вы позволите перенести его в дом, сударыня?
— Конечно! Перенесите его в гостиную. Там удобный диван. Сюда, пожалуйста!
Медленно и торжественно Холмса внесли в Брайени-Лодж и уложили в гостиной, а я принялся наблюдать за происходящим со своего поста у окна. Лампы были зажжены, но шторы еще не опускали, так что я мог видеть лежащего на диване Холмса. Не знаю, почувствовал ли он угрызения совести, играя свою роль, но я ни разу в жизни не испытывал более глубокого стыда, чем в те минуты, когда эта прелестная женщина, в заговоре против которой я участвовал, с такой добротой и состраданием ухаживала за раненым. И все же отступить — значит самым низким образом изменить Холмсу. Скрепя сердце я достал из-под пальто дымовую шашку. «В конце концов, — подумал я, — мы не причиним ей никакого вреда, мы только помешаем ей причинить вред другому человеку».
Холмс приподнялся на диване и стал корчиться, как человек, которому не хватает воздуха. Служанка бросилась открывать окно. В то же мгновение Холмс поднял руку; по этому сигналу я бросил в комнату шашку и крикнул: «Пожар!» Едва это слово слетело с моих уст, как его подхватила вся толпа. Оборванцы и джентльмены, конюхи и служанки — все в один голос завопили: «Пожар!» Густые облака дыма клубились в комнате и вырывались через открытое окно. Я видел, как там, внутри, мечутся люди; минутой позже послышался голос Холмса, уверявшего, что это ложная тревога.
Протиснувшись сквозь толпу, я добрался до угла улицы. Через десять минут меня догнал Холмс, взял под руку, и мы покинули место бурных событий. Он шел быстрым шагом и не проронил ни слова, пока мы не свернули в одну из тихих улиц, ведущих на Эджуэр-роуд.
— Вы это ловко проделали, доктор, — заметил Холмс. — Как нельзя лучше. Все в порядке.
