– В конце концов, это стоило мне доллара. Пришлось задобрить домовладелицу.
– Это был твой доллар, Арчи.
– Нет, сэр. Это был доллар из средств на текущие расходы. Он занесен в бухгалтерскую книгу.
Я направился с ним к лифту. Если бы ему приходилось спускаться и подниматься пешком, думаю, он никогда бы не появился наверху. Даже ради растений.
Он тут же принялся за Анну. Это было прекрасно, хотя пятью годами ранее я бы этого не оценил. Красота заключалась в абсолютной всеохватности расспросов. Если девушка владела хотя бы крупицей информации, если в ее памяти хранилось полустертое ощущение или реакция, способная указать нам след или дать намек, они просто не могли ускользнуть от Вульфа. Он допрашивал служанку на протяжении пяти часов. Его интересовал тембр голоса Карло Маффеи, его привычки, манера одеваться, пристрастия в еде, характер, умение вести себя за столом, отношения с сестрой, миссис Риччи, самой Анной и всеми, с кем Анна когда-либо встречала его. Вульф расспрашивал ее о миссис Риччи, о всех жильцах, снимавших комнату в пансионе за два последних года, о соседях и торговцах, доставлявших товары на дом. Все это он проделывал с легкостью и неспешно, заботливо следя за тем, чтобы не утомлять ее. Совсем не так, как в тот раз, когда при мне допрашивал Лона Грейвса. Его Вульф мочалил почти целый день и в итоге едва не свел с ума. Мне казалось, что он выудил из девчонки лишь одно, да и то немногое. Признание, что она вынесла нечто из комнаты Маффеи тем самым утром в среду. Бумажки из ящика комода, с клеевым слоем на обороте и напечатанными названиями пароходов «Лючия» и «Фьоренца» на лицевой стороне. Конечно же, это были багажные наклейки. Полистав подшивки газет, я выяснил, что «Лючия» отплыла 18 мая, а «Фьоренца» – 3 июня. По-видимому, Маффеи намечал отъезд в Италию не один раз, а дважды, и оба раза откладывал. Анна, по ее словам, взяла бумажки, потому что они были очень яркие. Ей захотелось наклеить их на сундук, в котором она хранит одежду. За ужином, когда мы все трое сидели в столовой, Вульф оставил Анну в покое и говорил лишь со мной, в основном о пиве. Однако, когда настал черед кофе, он отвел нас назад в кабинет и вновь принялся за расспросы. Он ходил вокруг да около и возвращался обратно, наугад набрасывался на темы столь неуместные и незначительные, что любой, кто прежде не видел, как он из подобной шляпы вытаскивает кролика, несомненно, принял бы его за психа. К одиннадцати я совершенно вымотался, отчаянно зевал и готов был сдаться, досадуя, что Вульф не выказывает ни малейших признаков нетерпения или разочарования.
Затем он внезапно попал в точку:
– Так мистер Маффеи никогда не дарил вам подарков?
– Нет, сэр. Кроме той коробки мела, о которой я говорила. И газет, если это можно назвать подарком.
– Да. Вы сказали, что он всегда отдавал вам свою утреннюю газету. «Таймс».
– Да, сэр. Однажды он сказал мне, что выписывает ее из-за объяв. Ну, знаете, объяв о работе.
– А в понедельник утром он отдал вам газету?
– Обычно он отдавал мне ее днем. В понедельник днем, да, сэр.
– Полагаю, тем утром не произошло ничего особенного.
– Нет, сэр.
Очевидно, Вульф уловил, как что-то мелькнуло у нее в глазах. Нечто едва заметное, ускользнувшее от моего внимания. Во всяком случае, он стоял на своем:
– Точно ничего особенного?
– Нет, сэр. Кроме… Ну конечно… Вырезка!
– Вырезка?
– Он вырезал кусок газеты. Большой кусок.
– А он часто делал вырезки?
– Да, сэр. В основном вырезал объявы. Может, только их и вырезал. Я заворачивала в газеты отбросы, и мне приходилось просматривать, нет ли в бумаге дырок.
– Но это был большой кусок.
– Да, сэр.
– Значит, не объявление. Вы уж простите меня, мисс Фиоре, что я не говорю «объява». Предпочитаю не употреблять этого слова. Значит, из понедельничной газеты он вырезал не объявление.
– Ах нет, это было на первой странице.
– Вот как? А он когда-нибудь до этого делал вырезки на первой странице?
– Нет, сэр. Точно нет.
– Ничего, кроме объявлений?
– Ну, я не совсем уверена в этом. Пожалуй, только их. Мне так кажется.
С минуту Вульф сидел, опустив подбородок на грудь. Затем повернулся ко мне:
– Арчи, дуй на Сорок Вторую улицу и привези двадцать экземпляров понедельничной «Таймс».
Я был только рад взбодриться. Не то чтобы наметился повод для воодушевления. Я понимал, что Вульф всего лишь нащупал единственную трещинку, из-за которой мог блеснуть свет. Я не ожидал ничего особенного и полагал, что он не ожидает тоже. Однако июньская ночь выдалась чудесной – прохладной, но спокойной и приятной, и, мчась через город к Бродвею и поворачивая на север, я с удовольствием вдыхал свежий воздух, подставляя лицо ветру. На Таймс-сквер я приметил знакомого копа, Марви Дойла, который прежде патрулировал Четырнадцатую улицу, и он позволил мне оставить машину на обочине Бродвея, пока я наведаюсь через улицу к редакции «Таймс». Тротуары были запружены толпами, валящими из театров и кино и решающими, потратить ли пару баксов в нелегальном кабаке или ограничиться десятью центами в «Нидиксе»[2].
По возвращении в кабинет я обнаружил, что Вульф дал девушке передышку. Он велел Фрицу принести пиво, и теперь Анна потягивала его маленькими глотками, словно горячий чай. На ее верхней губе осталась полоска высохшей пены. Сам он прикончил три бутылки, хотя я отсутствовал не дольше двадцати минут. Стоило мне войти, как он объявил:
– Надо было сказать тебе, что нужен городской выпуск.
– Точно. Именно его я и привез.
– Хорошо. – Он повернулся к девушке: – Если не возражаете, мисс Фиоре, будет лучше, если вы не увидите наших приготовлений. Разверни ее кресло, Арчи. Туда, к столику, чтобы ей было куда поставить стакан с пивом. Теперь газеты. Нет, не отрывай ничего. Думаю, лучше оставить лист целым. Ведь именно так она впервые увидела его. Отложи вторую часть газеты. Она пригодится мисс Фиоре. Подумай, сколько отбросов в нее поместится. Сюда.
Я развернул перед ним на столе первую часть газеты, и он, потянувшись из кресла, склонился над ней. Так гиппопотам в зоопарке готовится пообедать. Я вытащил вторую часть из всех выпусков и сложил стопкой на стуле, затем взял первую страницу и принялся ее изучать. На беглый взгляд никакой надежды она не вселяла. В Пенсильвании бастовали шахтеры. Национальное управление экономического восстановления[3] спасало страну, чему посвящались сразу три статьи. Двое парней пересекли Атлантику в тридцатифутовой шлюпке. У ректора университета случился сердечный приступ на площадке для гольфа. В Бруклине гангстера выкурили из квартиры с помощью слезоточивого газа. В Алабаме линчевали негра. А где-то в Европе некто обнаружил старинную картину. Я украдкой взглянул на Вульфа: он с головой ушел в изучение страницы. Единственно достойным внимания мне представлялось найденное в Швейцарии полотно, которое предположительно украли в Италии. Однако, когда Вульф наконец достал из ящика ножницы, вырезал он вовсе не эту статью, а заметку о бандите. Затем он отложил страницу в сторону и потребовал другую такую же. Я подал ему газетную полосу и ухмыльнулся, увидев, что на сей раз он взялся за сообщение о картине. Что ж, я пришел вторым. Когда же он потребовал третью страницу, мне стало любопытно, и я таращился на него, пока он вырезал заметку о происшествии с университетским ректором. Вульф это заметил и, не поднимая глаз, произнес:
– Молись, чтобы это была она, Арчи. Тогда к Рождеству у нас появится ангрекум сескупедале.
Я сумел написать это мудреное название, потому что вел счета, учитывая расходы на орхидеи (равно как и на все остальное), но произнести его мог не лучше, чем усмотреть связь между ректором и Карло Маффеи.
– Покажи ей одну страницу, – велел Вульф.
Последняя изрезанная им полоса лежала сверху, но я пропустил ее и взял следующую: статья о картине, заключенная в жирную рамку, располагалась в нижней правой четверти страницы. Я развернул лист перед Анной. Вульф сказал:
– Взгляните, мисс Фиоре. Этот кусок был вырезан из газеты, которую вы видели в понедельник утром?
Ей хватило беглого взгляда:
– Нет, сэр. Большой кусок был вырезан наверху, вот здесь. Дайте я покажу…
Я быстро убрал газетную полосу, прежде чем девушка успела до нее дотянуться, положил на стол, взял следующую и развернул. На этот раз она несколько помедлила с ответом:
– Вот этот, сэр.
– Вы уверены?
– Вырезан был именно он, сэр.
Какое-то время Вульф молчал, потом вздохнул и велел:
– Поверни кресло, Арчи.
Я взялся за ручку кресла и крутанул его вместе с девушкой. Вульф испытующе посмотрел на нее:
– Вы уверены, мисс Фиоре, что вырезали именно это место?
– Совершенно уверена, сэр. Это точно.
– Вы видели саму вырезку? В его комнате, в мусорной корзине, быть может, или у него в руках?
