— Понимаю. Теперь с этим балом… Не слишком ли вы, как мне кажется, поглощены им?
— Я все передала своей секретарше и Димитрию. Надеюсь, там и вы будете — вам пошлют приглашение.
— Буду с удовольствием, но хочу, чтобы вас там не было.
— Но правда, это невозможно!
— Не беспокоит ли вас что-либо особенное? Последовала долгая пауза.
— Да, — сказала наконец леди Каррадос. — Но об этом я сказать не могу.
— А! Ну что ж, — сказал сэр Дэниел, вздернув плечи. — Les maladies suspendent nos vertus et nos vices.[4]
Она поднялась, и он тут же вскочил с места, точно перед членом королевской семьи.
— Рецепт составят тотчас и отошлют вам, — сказал он, глядя на нее сверху вниз. — И, если это возможно, я хотел бы еще раз вас посмотреть. Полагаю, вас мне лучше не посещать?
— Пожалуйста, не надо! Я приду сюда.
— C'est entendu.[5]
Леди Каррадос ушла, смутно сожалея о том, что сэр Дэниел чересчур уж красноречив, и страстно мечтая добраться до своей постели.
Ссутулившись, Агата Трои надвинула свою изящную новую шляпку на один глаз и направилась на выставку своих картин в Уилтширских галереях на Бонд-стрит. Ее всегда приводила в замешательство необходимость лично появляться на своих персональных выставках. Люди считали, что им следует ей что-то сказать о ее картинах, но что именно сказать, они никогда не знали, а она не знала, что им ответить. Она делалась замкнутой и застенчивой, и для интеллектуальных снобов эта ее несообразность была пороком. Как все художники, она была не в состоянии объяснить предмет своего творчества. Осторожные и гладко сформулированные оценки, которыми осыпали ее высоколобые критики, повергали Трой в состояние мучительной неловкости. В меньшей степени ее расстраивали общие слова обывательских любезностей, хотя и в этом случае она испытывала немалые трудности, пытаясь придумать подходящий ответ.
Она проскользнула в дверь, подмигнула молодому человеку, сидевшему за конторкой, и обошла стороной объемистую американку, нависшую над ним и тыкавшую пальцем в белой перчатке в цену, проставленную на каталоге.
Трой торопливо оглянулась и в углу многолюдного помещения увидела маленького кругленького джентльмена, сидевшего в чересчур большом для него кресле; у него была косо посаженная голова, закрытые глаза, и он мирно посапывал. Трой направилась к нему.
— Банчи! — позвала она.
Лорд Роберт Госпел широко открыл глаза и, словно кролик, пожевал губами.
— Хэлло! — заметил он. — Что за шум? Ничего? А что, недурственно.
— Ты же спишь.
— Ну, может, и вздремнул.
— Прекрасный комплимент! — добродушно сказала Трой.
— У меня было много беготни, а потом я подумал, дай заскочу, — объяснил лорд Роберт. — Вот и отдыхаю.
Он укрепил очки на носу и, откинув голову, принялся с видом доброжелательного знатока созерцать большую пейзажную картину. Наблюдая за ним, Трой не испытывала, как обычно, замешательства.
— А что, правда недурственно, — повторил Банчи. — Мм?
У него была любопытная привычка пользоваться викторианскими словечками (унаследованная, как он пояснял, от его выдающегося отца). «Боги!» — было его любимым восклицанием. Он придерживался мелких любезностей викторианских времен, после бала непременно оставляя визитки и нередко посылая цветы хозяйке, в доме которой отобедал. Он прославился своими костюмами — довольно высокий, наглухо застегнутый жакет и суженные брюки днем, мягкая широкая шляпа и плащ вечером.
Трой отвернулась от собственной картины и взглянула на собеседника. Часто моргая за своими очками, он указал толстым пальцем на пейзаж.
— Приятно и чисто, — сказал он. — Люблю чистоту. Приходишь и пьешь чай.
— Я только что пришла, — ответила Трой, — но не отказалась бы.
— Я позвал Поттеров, — добавил Банчи. — Мою сестру и ее сына. Погоди немного, я позову их.
— Милдред и Доналда? — спросила Трой.
— Милдред и Доналда. Ты же знаешь, с тех пор как умер бедняга Поттер, они живут у меня. Доналда только что исключили из университета, по-моему, за какие-то проделки с азартными играми. Милый молодой плут. И ничего ему не делается. Если не упоминать об Оксфорде.
— Это я запомню.
— Возможно, он избавит тебя от этого и заговорит об этом сам. Мне нравится, когда рядом молодежь. Веселые. И продолжают царапаться. Ты их нигде не видишь? Она носит красно-коричневый ток.[6]
— Банчи, это не ток, — сказала Трой. — Вон она. Это очень модный пурпуровый берет. Она видит нас. Идет к нам.
Через толпу плавно пробиралась вдовая сестра лорда Роберта, сопровождаемая своим необыкновенно привлекательным сыном. Она еле перевела дыхание, но Трой приветствовала с нежностью. Доналд поклонился, заулыбался и сказал:
— Вот это да! Выдающаяся художница собственной персоной! Нам действительно здорово повезло! Ужасно здорово!
— Много вы тут понимаете! — добродушно парировала Трой. — Милдред, Банчи предлагает чай.
— Должна сказать, это было бы прекрасно, — сказала леди Милдред Поттер. — Нет ничего изнурительнее, чем разглядывание живописи, даже если это ваши картины, дорогая.
— Здесь внизу есть ресторан, — пропищал лорд Роберт. — Следуйте за мной.
Прокладывать себе путь, однако, им пришлось и вниз по лестнице. Отстав от них в толпе, Доналд закричал:
— Трой, вы слышали, что меня исключили? Впрочем, услышали об этом сперва все окружающие, и только потом Трой.
— Да, слышала, — строго ответила Трой.
— Ну не мерзость ли, а? — продолжал Доналд; теперь он шел рядом и говорил спокойнее. — Дядя Банч был взбешен и сказал, что я больше не наследник. Конечно, этого не произойдет, и он оставляет мне целое состояние… Дядя Банч, дорогой, разве не так?
— Мы пришли, — сказал лорд Роберт с облегчением, когда они наконец добрались до дверей ресторана. — Вы здесь устраивайтесь как следует, а я, боюсь, должен спешить. — Он вытащил свои часы и прищурился на них. — Через двадцать минут у меня встреча.
— Где? — спросила Трой. — Я отвезу тебя.
— Откровенно говоря, — ответил лорд Роберт, — это в Скотленд-Ярде. Я встречаюсь там со старым приятелем, которого зовут Аллейн.
«Мистер Аллейн, к вам лорд Роберт Госпел», — произнес голос в трубке телефона на столе у Аллейна.
— Проводите его, пожалуйста, — сказал Аллейн.
Он вынул досье из высокого ящика с картотекой и положил его перед собой; затем позвонил специальному помощнику комиссара:
— Только что прибыл лорд Роберт, сэр. Вы просили меня поставить вас в известность.
— Знаете, Рори, подумав, я оставляю его вам. Здесь Фокс с рапортом по делу в Тампле, и это очень срочно. Так что примите мои извинения. Передайте ему, что я позвоню ему в любое удобное для него время, если он сочтет, что это пойдет на пользу. Вы ведь знакомы с ним? Я имею в виду лично?
— Да. Он-то меня и вызвал.
— Тогда все в порядке. Поработайте-ка с ним здесь, если это, конечно, потребуется, а я завален.
— Очень хорошо, сэр, — сказал Аллейн. Сержант полиции, постучав, открыл дверь.
— Лорд Роберт Госпел, сэр.
Семеня и слегка задыхаясь, вошел лорд Роберт.
— Хэлло, Родерик. Как вы? — произнес он.
— Хэлло, Банчи. Очень-очень мило с вашей стороны.
— Ну что вы! Нельзя терять связи. И, знаете, приятно быть причастным. Я всегда так. — Он сел, сложил ручки у себя на животе и спросил: — Как ваша мать?
— Очень хорошо себя чувствует. Она знает, что мы с вами сегодня встречаемся, и передает вам сердечный привет.
— Благодарю. Приятнейшая женщина ваша мать. Боюсь, я несколько запоздал. Пил чай с еще одной приятнейшей женщиной.
— Неужели!
— Да. С Агатой Трой. Знаете ее?
— М-да, — сказал Аллейн после непродолжительного молчания.
— Боги! Ну конечно знаете. Вы же видели ее по тому делу, когда зарезали ее модель, да?
— Да, — ответил Аллейн, — это она и была.
— Мне она уж-жасно нравится. Мы с Милдред, моей сестрой, и ее сыном Доналдом были на выставке Трой. Вы сестру-то мою, э, Милдред, знаете, не так ли?
— Да, — улыбнулся Аллейн.
— Да. Полна всяческих глупостей, но женщина добрая. Парень — молодой прохиндей.
— Банчи, — заметил Аллейн, — вы не викторианец, вы лучше — вы из эпохи Регентства.
— Вы так думаете? Родерик, признаюсь вам, что мне необходимо было вылезти из своей раковины и немного заняться светской жизнью.
— Вы ведь всегда ведете светскую жизнь? Разве нет?
— Стараюсь. Развлекаюсь. Например, молодой Доналд ухаживает за девочкой, которую зовут Бриджет О'Брайен. Знаете ее?
— Забавно, — сказал Аллейн. — Моя мама вывозит в свет дочку моего брата Джорджа, и оказывается, что эта девочка близкая подруга Бриджет О'Брайен. Вы же знаете, она — дочь Ивлин и Пэдди О'Брайен.
