Агата Кристи - Кривой домишко

— Именно до этого и пытаюсь добраться, — сказал я. — У вас наверняка уже составилось определенное мнение, не так ли?

— В этом деле очень высока степень вероятности. Решение задачи просто лежит на поверхности. Казалось бы, пустяковое дело! Но у меня есть сомнения, и немалые. Здесь все не так просто.

Я перевел умоляющий взгляд на своего старика.

Он неторопливо произнес:

— Видишь ли, Чарльз, в делах об убийстве самое очевидное обычно и бывает правильным решением. Десять лет назад старый Леонидис снова женился.

— Когда ему было семьдесят семь лет?

— Да. Причем женился он на молодой женщине двадцати четырех лет.

Я присвистнул.

— И что это за молодая женщина?

— Эта молодая женщина работала в кафе. Вполне респектабельная особа — миловидная, но несколько анемичная и вялая.

— Она и есть наиболее вероятный убийца?

— Подумайте сами, сэр, — включился в разговор Тавенер. — Ей сейчас всего тридцать четыре года, а это опасный возраст. Ей нравится жить с комфортом. А в доме живет молодой человек, домашний учитель внуков Леонидиса. На войне он не был — кажется, у него больное сердце или что-то в этом роде. Такие субъекты бывают скользкими, как воры.

Я посмотрел на него задумчиво. Несомненно, разворачивалась знакомая, старая как мир схема. Такие ситуации нередки. Вторая миссис Леонидис была, как подчеркнул мой отец, весьма респектабельной особой. Убийства не раз совершались во имя сохранения респектабельности.

— Чем его отравили? — спросил я. — Мышьяком?

— Нет. Мы еще не получили результаты анализа, но доктор полагает, что это был эзерин.

— Это несколько необычно, не так ли? Несомненно, не составит труда выяснить, кто его покупал.

— Только не в данном случае. Видите ли, это было прописанное ему лекарство. Глазные капли.

— У Леонидиса был диабет, — сказал отец. — Ему регулярно делали уколы инсулина. Инсулин продается в маленьких пузырьках с резиновой пробкой. Чтобы набрать лекарство в шприц, просто прокалывают иглой резиновую пробку.

Я сообразил, что было дальше.

— А в пузырьке вместо инсулина оказался эзерин?

— Именно так.

— И кто же делал ему инъекции?

— Его жена.

Теперь я понял, что имела в виду София, когда сказала «тот, кому следует».

— А остальные члены семьи хорошо относились ко второй миссис Леонидис? — спросил я.

— Нет. Насколько я понял, они едва разговаривали с ней.

Картина, кажется, прояснялась все больше и больше. Тем не менее инспектора Тавенера она явно не удовлетворяла.

— Ну и что же вас в этом не устраивает? — спросил я его.

— Если его отравила она, мистер Чарльз, то она могла бы без труда заменить потом пузырек с эзерином пузырьком с инсулином. Если только она виновата, то просто не могу взять в толк, почему она не произвела замену.

— Да, вы правы. Казалось бы, этот шаг сам напрашивается. В доме, должно быть, полно инсулина?

— Да, много и непочатых пузырьков, и пустых. Причем, если бы она это сделала, врач почти наверняка ничего не заметил бы. Едва ли есть данные о том, по каким признакам можно при вскрытии трупа установить отравление глазными каплями. Но в данном случае врач подверг анализу инсулин (чтобы проверить правильность его концентрации или что-то в этом роде) и, естественно, сразу же обнаружил, что в пузырьке был совсем не инсулин.

— Это, по-видимому, говорит о том, — сказал я задумчиво, — что миссис Леонидис или крайне глупа, или же очень умна.

— Вы имеете в виду…

— Она, возможно, рассчитывала на то, что вы именно так и подумаете: никто просто не может оказаться таким глупым, какой, судя по обстоятельствам, оказалась она. Есть ли у вас альтернативные версии? Подозреваете ли вы кого-нибудь еще?

Мой старик спокойно сказал:

— Убийство мог совершить практически любой человек, находившийся в доме. Там постоянно был большой запас инсулина — хватило бы по меньшей мере на две недели. Возможно, что в одном из пузырьков инсулин подменили заранее и поставили пузырек на место в уверенности, что в свое время до него дойдет очередь.

— И любой человек в доме имел доступ к лекарству?

— Пузырьки хранились не под замком, а стояли на особой полке в шкафчике с лекарствами в ванной комнате, которая находится в его части дома. Туда мог свободно войти любой из домашних.

— Имеется ли какой-нибудь веский мотив для убийства?

Отец вздохнул.

— Дорогой мой, Аристид Леонидис был баснословно богат. Правда, он при жизни щедро оделил деньгами всех членов своей семьи, но вполне возможно, что кому-то из них захотелось иметь еще больше.

— Однако больше всех деньги нужны были, наверное, его вдове. Ее молодой человек имеет средства?

— Нет. Беден, как церковная крыса.

Мне вдруг вспомнилось, как София процитировала строчку из детского стишка. Теперь я неожиданно вспомнил весь стишок целиком:

Я спросил Тавенера:

— Что за человек эта миссис Леонидис? Каково ваше мнение о ней?

Он ответил в раздумье:

— Трудно сказать… очень трудно сказать. Она не очень-то общительна. Весьма скрытная особа… невозможно угадать, что она думает. Но любит комфорт — клянусь, в этом я не ошибаюсь. Знаете ли, она напоминает мне кошку, большую ленивую мурлыкающую кошку… Я, конечно, ничего не имею против кошек. Животные как животные… — Он вздохнул и сказал: — Но нам нужны не эмоции. Нам нужны факты.

Тавенер прав, подумалось мне, всем нам очень хочется иметь в руках факты, подтверждающие, что миссис Леонидис отравила своего мужа. Этого хочет София, этого хочу я, и старший инспектор Тавенер хочет того же.

Тогда все было бы в полном ажуре!

Однако у Софии были сомнения, у меня были сомнения, и мне казалось, что старший инспектор Тавенер тоже сомневался…

На следующий день я отправился вместе с Тавенером в «Три башни». Мое положение было несколько странным. Оно было по меньшей мере весьма неординарным. Однако мой старик никогда не был ярым приверженцем общепринятой морали. Надо сказать, у меня уже был некоторый опыт. В самом начале войны я работал в специальной службе Скотланд-Ярда. И хотя данное дело в корне отличалось от того, чем мне приходилось там заниматься, прежняя работа придавала моему положению, так сказать, некоторый официальный характер.

Отец сказал:

— Если мы все же намерены раскрыть это преступление, нам необходимо получить кое-какую подспудную информацию из самого дома. Мы должны узнать всю их подноготную, а не только то, что видно снаружи. И ты именно тот человек, который может добыть для нас такую информацию.

Не скажу, что я был в восторге от этого предложения. Я бросил окурок сигареты в камин и раздраженно сказал:

— Что я — полицейский шпион? Ты что же хочешь, чтобы я хитростью выманивал информацию у Софии, которую люблю и которая любит меня и доверяет мне… по крайней мере мне так кажется?

Мой старик начал терять терпение.

— Ради бога, обойдись без банальных высказываний, — резко сказал он. — Скажи для начала, ты ведь не веришь, что твоя девушка убила своего деда?

— Конечно, не верю. Что за абсурдная идея!

— Прекрасно! Мы этому тоже не верим. Ее несколько лет не было в Англии, и она была с ним очень дружна. Она имеет весьма значительный доход, и, думаю, дед был бы очень рад услышать о ее помолвке с тобой и, по всей вероятности, положил бы на ее имя в качестве свадебного подарка кругленькую сумму. Мы ее не подозреваем. Для этого нет причин. Но ты можешь быть совершенно уверен в том, что если дело не будет расследовано до конца, эта девушка не выйдет за тебя замуж. Судя по тому, что ты мне рассказал, в этом нет никакого сомнения. Не забудь еще и о том, что это преступление принадлежит к числу таких, которые, возможно, никогда не будут раскрыты. Даже если мы будем уверены в том, что жена Леонидиса и ее молодой человек были соучастниками преступления, доказать это будет совсем не просто. Пока еще нам нечего даже представить прокурору. А если нам не удастся получить убедительных доказательств ее вины, всегда будет присутствовать отвратительная тень сомнения. Разве это тебе не понятно?

— Понятно.

Мой старик продолжал уже спокойным тоном:

— Почему бы тебе не посвятить ее в эту операцию?

— Ты имеешь в виду… попросить Софию, чтобы… — Я замолчал.

Отец энергично закивал.

— Да, да. Я не прошу тебя втираться в доверие, не рассказав девушке, какую цель преследуешь. Узнай, что она думает об этом.

Вот так и получилось, что на следующий день я оказался вместе со старшим инспектором Тавенером и сыщиком Лэмом в машине, направлявшейся в Суинли-Дин. Немного не доезжая площадки для гольфа, мы свернули на дорожку, которая до войны, по-видимому, была перекрыта внушительных размеров воротами. Мы проехали по извилистой дорожке, обсаженной кустами рододендрона, к покрытой гравием площадке перед домом.