— Вы видели, как он его подписывал? — спросил Люк после короткой паузы.
— Я вас не понимаю…
— Это подлог. Я никогда не давал Рексу этого чека. По имеющимся справкам, у него была масса акций Западно-Африканских приисков, большую часть которых вы купили в прошлом году за гроши. Они падали, но он продолжал их скупать.
Данти обеспокоился: Мэдиссон знал больше, чем он предполагал…
— Я сам был в ужасе от того, что Рекс покупает эти акции, я не раз ему доказывал, что…
Люк выдвинул ящик письменного стола и вынул оттуда чек. Данти не сводил глаз с его рук.
— Вы понимаете, что этот чек не в порядке? — спросил Люк.
— Не хотите ли вы этим сказать, что я знал о подлоге?
Прежде, чем Люк успел ответить, в дверь постучали. На пороге показался мистер Стиль.
— Простите, что я мешаю вам, мистер Мэдиссон, но пришел мистер Байрд из Скотленд-Ярда по весьма важному делу.
Данти потребовалось все его самообладание, чтобы не подпрыгнуть на стуле. Мистер Байрд был тем самым человеком, которого он меньше всего хотел бы видеть.
Люк встал и отворил дверь второго выхода из бюро.
— Относительно этого чека нам придется поговорить еще раз, — сказал он.
— А почему не сейчас?
Данти блефовал, и Люк это ясно почувствовал.
— Я думаю, нам лучше поговорить об этом без третьего собеседника, тем более инспектора Скотленд-Ярда, не так ли?
Он закрыл за Мореллем дверь и обернулся к «Воробью», входящему через другую. Сыщик казался разочарованным, не увидя в бюро никого, кроме Люка.
— У вас, кажется, был посетитель, мистер Мэдиссон?
Люк кивнул.
— Мистер Дантон Морелль. Вы его знаете?
«Воробей» улыбнулся.
— Я никогда не стремился в высшее общество… М-да. Щекотливое дело с молодым Леффером, очень щекотливое. Думаю, вам не хотелось быть в нем запутанным?
Люк изумленно посмотрел на него.
— Я? Какого черта?
Байрд кашлянул.
— Все не так просто, — начал он, — я обыскал комнату покойного и нашел три чековых бланка Соутерн-банка, в котором у вас личный текущий счет, не так ли? И еще вот это…
Он вынул из потрепанного бумажника два сложенных листа бумаги. Люк увидел на них свое имя, подписанное несколько раз подряд: Люк Мэдиссон… Люк Мэдиссон… Люк Мэдиссон…
— Это похоже на вашу подпись. — Умные глаза сыщика не отрывались от молодого банкира. — Я был вчера в Соутерн-банке, где меня приняли очень… скажем, сдержанно. Тем не менее, я узнал, что недавно мистер Леффер получил по вашему чеку восемнадцать тысяч фунтов…
Люк перебил его.
— Да-да. Я выдал ему чек на эту сумму.
«Воробей» недоверчиво посмотрел на него.
— В самом деле? Может быть, вы покажете мне купон вашей чековой книжки?
На мгновение Люк растерялся.
— Я не нахожу это нужным, — холодно сказал он.
Но Байрда нелегко было сбить с толку. Он грузно облокотился на стол и сделался очень серьезным.
— Хорошо, я раскрою вам свои карты. По чеку уплачено ассигнациями, и я хотел бы знать их дальнейший маршрут. Есть в Лондоне одна птичка, которую я бы охотно поймал. Если чек был подложный, это, конечно, повредит репутации покойного, но решит мою задачу. Откровенно говоря, мистер Мэдиссон, мне так хочется получить отпечатки пальцев этого человека, что удивительно, как я до сих пор не сбил его с ног на улице.
Люк раздумывал несколько секунд.
— Сожалею, но ничем не могу вам помочь. Я сам подписал чек.
Байрд встал и глубоко вздохнул.
— Вы слишком снисходительны к преступникам, мистер Мэдиссон. Теперь я понимаю, почему Ганнер Хэйнс в таком восторге от вас. Он получил шесть месяцев — отчаянный парень. Когда я попробовал расспросить его о некоем друге, он сказал, что никогда не видел его.
— Морелль? — вырвалось у Люка.
«Воробей» улыбнулся.
— Именно он.
— Я ничего не знаю о Морелле, — твердо сказал Люк. — Он был другом Рекса, и я не хочу о нем…
«Воробей» вздохнул и спрятал бумаги.
— Никто не хочет помогать полиции, — жалобно сказал он. — Все против защитников детей бедных. Что ж, я ухожу…
Едва за ним закрылась дверь, как раздался звонок телефона. Люк впервые за последнее время услышал голос любимой женщины.
— Ты придешь ко мне завтра, Люк?
— Хоть сию минуту.
— Нет, завтра, когда все будет кончено… Скажи, Рекс был тебе должен?
Этот неожиданный вопрос лишил Люка самообладания, а когда он был взволнован, то говорил бессвязно.
— Да, но не стоит об этом говорить… Я думал о тебе… Ты не должна об этом заботиться… В самом деле он мне, в конце концов, ничего не должен, да-да, он ничего не должен…
— Значит, ты придешь ко мне завтра?
Прежде чем он успел ответить, она положила трубку.
— Я не вижу причин откладывать нашу свадьбу, Люк.
Маргарита Леффер не узнавала себя. Столь холодная решимость пугала своей новизной.
Он обнял ее. Она не сопротивлялась. Она позволила поцеловать себя. Единственное удовлетворение было в том, что не она, а он дарил поцелуй Иуды, он.
— На свете нет ничего такого, в чем бы я отказал тебе… Я готов для тебя стать героем, преступником, калекой, нищим…
Она слабо улыбнулась. Этот человек отрекается от своих богов!
Он всегда ненавидел Рекса, он разорил его. Она вспоминала теперь его резкие замечания по поводу небрежности Рекса в финансовых делах. Его руки лежали на ее плечах. Он испытующе смотрел на нее. Бледность придавала ее красоте неземную прелесть.
— Люк, ты в самом деле очень богат?
Она постоянно задавала ему неожиданные вопросы.
— Богат? Да, я думаю. Последнее время в банке дела не очень хороши, но у меня есть мое личное состояние, по крайней мере полмиллиона фунтов. Я думал, что ты это знаешь.
Она принужденно улыбнулась.
— Я никогда не спрашивала тебя об этом… Я ужасно боюсь бедности. Ведь мы были очень бедны… Даже не представляю, как это можно иметь много денег и ни о чем не беспокоиться… постоянно…
Он посмотрел на нее с удивлением.
— Я не имел об этом ни малейшего понятия, дорогая. Это ужасно! Я думал, что ты живешь на проценты…
Она горько усмехнулась. Люк взволнованно заходил по комнате.
— Это… это ужасно! Это несправедливо, и… постой…
Он бросился к телефону с азартом мальчика, восхищенного неожиданной идеей.
— Люк… Кому ты звонишь?
В ней заговорила совесть. Она с ужасом увидела со стороны собственное предательство. Но было поздно…
— Да, говорит Люк Мэдиссон… Вы уже написали брачный контракт? Отлично! Есть одно добавление. Включите в него все мое состояние. У вас есть список моих бумаг?.. Да-да, текущий счет в банке тоже. Разумеется весь… Нет, я не сошел с ума.
— Ты сумасшедший.
Она стояла рядом с ним, бледная как полотно.
— Ты сошел с ума, Люк… Я не думала…
Он улыбнулся и поцеловал ее. Она увидела в его глазах то страстное желание, которое заставило ее вспомнить слова Данти: «Сейчас он больше всего на свете хочет обладать вами».
— Ты теперь Мэдиссон, — торжественно произнес он, — тебе принадлежит все, а я, как говорит старый Байрд, «дитя бедных».
И даже она не могла представить себе, насколько пророческими оказались эти шутливые слова!
Самое сокровенное желание Люка Мэдиссона должно было исполниться этим солнечным днем. Маргарита — жена, Маргарита — товарищ, Маргарита — венец его жизни. Сегодня. В два часа дня.
Утром он зашел в бюро. Поверенный уже ждал его.
— Люк, я считаю, что ты самый большой дурак на свете… Да, конечно, я знаю, что Маргарита великолепная девушка и заслуживает полного доверия, но разве ты сам не понимаешь, что совершаешь феноменальную глупость? Предположим, она умрет без завещания…
— Я не желаю об этом думать, Джек, — перебил его Люк. — Я люблю тебя как друга детства, уважаю как юриста, но в этом деле…
— Да выслушай же…
— И слушать нечего. Жена имеет право на часть состояния мужа…
— Часть! — закричал Джек, — идиот! А она получила все!
Еще немного, и они бы впервые в жизни серьезно разругались.
После ухода Джека скверное настроение жениха усугубилось деловым пессимизмом мистера Стиля.
— Я считаю, мистер Мэдиссон, — сказал тот, — что наши убытки непомерно велики. Нам следует бросить спекуляцию акциями.
— Совершенно с вами согласен.
Он не хотел признаться, что начал спекулировать на акциях только благодаря настойчивым уговорам Рекса.
— Сколько у нас убытку? — спросил Люк.
— Семьдесят девять тысяч шестьсот сорок фунтов, — выразительно ответил управляющий.
— Хорошо, выпишите чек.
Стиль вышел. Люк посмотрел на часы и улыбнулся. До двух оставалось не так уж много времени… Мысль о том, что там будет и Данти, заставила его нахмуриться, но… что ж, друг покойного брата… Ладно…
