Доузер оказался проворней. Он схватил короля и опять вложил его в веер своих карт в руке.
— Я не собирался отдавать тебе короля, я думал, что это валет.
— Черта с два, ты думал, что это валет, — возмутилась она. — Верни короля. — Она сделала попытку выхватить карты через стол из его рук, но промахнулась.
— Сядь, Ирэн. Я ошибся. Ты же не захочешь воспользоваться тем, что у меня что-то не в порядке с глазами, ведь правда?
— Он говорит, что я хочу проехаться за его счет! — Она раскрыла свои карты, бросив их на стол, и встала со своего стула. — Не хочу играть в карты с беспардонным обманщиком. Ты схлопочешь то же, что получил Ротштейн.
Он подался вперед, опираясь о стол.
— Возьми свои слова обратно.
С ее лица вдруг схлынуло справедливое негодование.
— Дэнни, я не хотела сказать этого, у меня вырвалось нечаянно. Это всего лишь слова.
У тебя язык, как помело. Тебе надо намылить шею чем-то покрепче обычного мыла.
— Прости, — кротко сказала она. — Хочешь, чтобы мы закончили этот кон?
— Не-а. — Он поднялся, приземистый толстячок в халате. — Зачем мне тогда играть, если я и так могу получить это в любое время? Проваливай отсюда, Ирэн.
— Как скажешь. — Она пронесла свои физические прелести через высокие французские двери и скрылась из виду внутри помещения.
Доузер бросил на стол свои карты и повернулся ко мне: — Психиатрия! Вот чем их можно пронять. Психиатрией! Салливан, ты тоже можешь отвалить.
Салливан ушел, бросив назад недовольный взгляд. Я сел у стола напротив Доузера и посмотрел на него. Он напыщенно прошелся по плитам садика, скрестив на груди руки. Его раздувшееся туловище, завернутое в белый пляжный халат, отдаленно напомнило мне облик римского императора в тоге, только несколько укороченный и прибитый молотком к земле. Казалось странным, что такие люди, как Доузер, могут сосредоточивать у себя такую власть. Несомненно, они получали ее потому, что очень к этому стремились и готовы были использовать для этой цели любые средства — чаще всего противозаконные, рискуя головой: подкуп государственных служащих, убийство своих конкурентов, торговлю женщинами и наркотиками. И все же их терпят, потому что они идут на все это ради денег и успеха, а такие люди в моей стране всегда котировались высоко.
Я смотрел в его наглые выпуклые глаза на лоснящемся лице и не испытывал пи малейших угрызений совести по поводу того, что собирался с ним сделать.
— Итак, дружок? — Когда он улыбался, его нижняя толстая губа оттопыривалась. — Вы сказали, у вас что-то есть для меня. — Он сел.
— По телефону я не мог сказать большего. Нас могут подслушивать.
— Ага. Мой телефон больше не прослушивают. Но вы проявили здравый смысл.
— Раз уж мы затронули вопрос о телефоне. Я собирался спросить вас: помните, вы сказали, что во вторник утром вам звонила какая-то женщина и сообщила, что Гэлли Тарантайн находится дома у своей матери?
— Совершенно правильно. Я разговаривал с ней сам, но она не назвала себя.
— И вы не представляете, кто это был?
— Нет.
— Откуда она могла узнать ваш номер?
— Вы поймали меня. Это могла быть приятельница Ирэн или одна из женщин, которых ребята держат на поводке. — Он беспокойно задвигался, потирая кончиками пальцев свое розовое ухо. — Вы сказали, что хотите мне что-то сообщить, дружок. Вы не говорили, что хотите прийти сюда и забросать меня кучей вопросов.
— Всего один вопрос: вы обещали десять косых за Тарантайна.
— Это верно. Уж не хотите ли вы сказать, что поймали его и где-то припрятали? — Он собрал карты и начал автоматически перемешивать их. Несмотря на раздувшиеся вывихнутые суставы пальцев, движения были мягкими.
— Не самого Тарантайна. Но ведь на самом-то деле вам не нужен Тарантайн.
— Ах, вот как! Может быть, расскажете, что же мне нужно?
— Может быть, и расскажу. Джо прихватил с собой коробку из-под табака. Хотя табаком-то в ней и не пахло.
Его глаза впились в мое лицо.
— Если бы я счел, что вы украли ее у Джо, — произнес он, — знаете, что я сделал бы с вами, дружок? — Он взял карту и аккуратно разорвал ее на две части.
— Я это знаю, и я не крал. Джо продал банку третьему лицу.
— Кому?
— Не могу сказать.
— Где она находится сейчас?
— У меня. Джо получил за нее тридцать тысяч. Я не такой жадный.
— Сколько?
— Называйте свою цену. За Джо вы давали десять тысяч. Он где-то залез под корягу, я не могу его достать. Но товар тянет на большее.
— Пятнадцать, — предложил он. — Я уже один раз оплатил его.
— Я возьму эти деньги. Сейчас же.
— Не торопитесь. Пятнадцать штук — много зелененьких. Я должен удостовериться, что товар добротный. Где он находится?
— Деньги вперед, — сказал я.
Он полуопустил тяжелые веки над своими выпуклыми глазами и острым розовым кончиком языка несколько раз облизал губы.
— Как скажете, дружок. Подождите здесь минутку. То есть оставайтесь сидеть на этом стуле.
Я просидел десять минут, остро ощущая, что моя шкура пока цела, но, может быть, ненадолго. Я разложил несколько пасьянсов, но карты ничего хорошего не показали. Доузер вернулся в спортивном фланелевом костюме. Вместе с ним, по бокам, появились Блэни и Салливан. Троица представляла собой забавное зрелище, когда двигалась по садику: как будто за толстой мощной акулой следовала пара переростков — морских пожирателей падали. Доузер держал в руке деньги, но дело пахло керосином. Он подошел ко мне ближе, и я увидел тысячедолларовые банкноты.
Он бросил деньги на стол.
— Пятнадцать, можете сосчитать.
Блэни и Салливан смотрели, как я считаю деньги, глаза у них были голодные и завидущие. Я положил банкноты в бумажник.
— Не так быстро, — сказал Доузер. — Я хочу посмотреть на товар. Это нормально?
— Вы можете получить товар. Он находится в моей машине. Хотите, я его принесу?
— Я сам. — Он протянул руку за ключами.
Я посидел еще некоторое время, Блэни и Салливан наблюдали за мной. Я решил прикинуться беззаботным и опять разложил на столе пасьянс. На этот раз я раскладывал карты не по порядку, что было бессмысленно, но Блэни и Салливан хранили молчание. До моего слуха доносились мягкие шлепки воды о стену плавательного бассейна, потом в доме раздались шаги возвращавшегося Доузера. Бумажник в заднем кармане моих брюк вдруг налился тяжелым свинцом.
Доузер улыбался своей хищной улыбкой. Во рту у него блестели золотые коронки. Блэни и Салливан почтительно расступились, уступая ему дорогу.
— Товар в порядке, — бросил он. — А теперь скажите, где вы его получили. Это входит в цену.
— Я так не считаю.
— Подумайте еще раз. — Его голос смягчился, и он все еще улыбался. Нижняя губа на этот раз выпятилась так далеко, что на нее можно было сесть. — У вас не больше десяти секунд.
— А что потом?
Он щелкнул зубами, издав звук, похожий на щелчок курка пистолета.
— Тогда мы все начнем сначала. Только на этот раз вам будет нечего мне продать. Речь идет только об информации. Прошлой ночью вы побывали по Фриско. На ветровом стекле вашей машины сохранился квиток с парковочной стоянки. С кем вы встречались во Фриско?
— Я сыщик, Дэнни. Вы отнимаете у меня хлеб.
— Я скажу вам, с кем, — продолжал он, — с Гильбертом Москито, угадал?
— Гильберт кто?
— Не притворяйтесь. Вы — глупец, но не до такой степени. Москито работал на меня, пока не начал свое дело. Он торговал во Фриско.
— Торговал? — переспросил я.
— Я сказал: торговал. Его нашли сегодня утром на дороге, недалеко от залива Хаф Мун. Убит. Сбит машиной.
— С более приятным человеком этого не случилось бы.
— И что вы думаете? Я обнаруживаю его нож в вашей машине. — Из кармана своего пиджака он извлек пружинный нож. — Узнаете? На рукоятке видны его инициалы, — Он передал нож Блэни, тот кивнул головой.
— Я отобрал у него нож, когда он пытался пырнуть меня.
Доузер ухмыльнулся.
Понятно, самозащита. Вы положили его на дорогу и проехали по нему в порядке самозащиты. Поймите меня правильно, он получил то, на что напрашивался, и вы оказали мне услугу, что поступили именно так. Но я занимаюсь бизнесом, дружок, вы должны это понять.
— Торгуете старыми ножами? — подзадорил я.
— Может быть, вы и не так уж глупы. Вы быстро соображаете. — Он понизил свой голос до шепота. — Верните-ка бумажки.
Блэни и Салливан вынули свои наганы. Я встал и поднял руки. Наступил момент, который я обдумал за последние полчаса тысячу раз. Теперь, когда это уже случилось, все казалось заурядным.
— Вы — мерзкие обманщики! — воскликнул я, как бы читая по написанному в голове сценарию.
— Послушайте, не будьте таким раздражительным. Вы мне продали что-то ценное, что принадлежит мне, а я продаю вам тоже ценное, касающееся вас. — Он произнес это с большой искренностью. — Нож я как-нибудь вышлю вам по почте, если вы будете паинькой. Ну, а если начнете бузить, я лично передам его в полицию. — Он убрал нож и протянул руку к моему заднему карману. Мой бумажник стал значительно легче, когда он водворил его на место.
