— Но, Тота! Я ждала, что ты скажешь это; я видела по твоим глазам. Это же наш праздник, ты обещал!
— Послушай, малышка, будь благоразумна. Как я мог предвидеть шторм? И этот человек… Ты знаешь, что это такое. Если он и не… — Мужчина оборвал себя на полуслове.
— Очень хорошо. Тогда иди. Я не стану скучать по тебе; я должна заниматься путником. Я буду петь для него и приготовлю ему маленький желтый bisca[8] и может…
Девушка рассмеялась неописуемо заманчивой перспективе.
— Рита! Что ты хочешь сказать?
Раздались быстрые шажки, вздох и снова легкий смех.
— О, Тота, любимый мой! Ну, тогда поцелуй, поцелуй меня! Ах!
После паузы опять послышался мужской голос:
— А теперь…
— Теперь ты можешь идти. Но я провожу тебя. И еще я хочу… Но пойдем, я расскажу по дороге.
Лейтенант-коммандер услышал, как они вышли, оставив дверь незапертой, и, открыв глаза, начал лихорадочно соображать.
Его не узнали; в это легко можно поверить, поскольку он был в гражданском, а за последние шесть месяцев отрастил небольшую бородку. Но все же оставалась некоторая опасность; ненадежность его положения и беспомощность были исключительно неприятны. Решительно, он должен убраться отсюда при любой возможности. Первое, что следует сделать, это разузнать о судьбе пони. Он спросит девушку, когда та вернется.
Лейтенант-коммандер вдруг заметил, что ему здесь очень удобно. С него лишь сняли пончо, плащ и ботинки и укрыли грубым шерстяным покрывалом; тупая, назойливая боль растекалась по всей руке от плеча до запястья, и все же Рид испытывал безотчетную легкость и удовольствие.
В комнате, которую он уже успел немного разглядеть, царила удивительная атмосфера уюта, даже изысканности, несмотря на голые стены и отсутствие ковров. Мягкий свет проникал из окна напротив, выходившего, как предположил Рид, на запад; другое окно закрывала от тропического солнца зеленая штора.
Два или три плетеных стула, американская швейная машинка и пара столиков составляли всю обстановку; и все же она произвела эффект на лейтенант-коммандера, за свою жизнь не обратившего внимания ни на одну комнату и теперь изучавшего эту с интересом и одобрением.
Он очнулся от звука шагов. Девушка подходила к раскрытой двери. В ее руках был огромный букет орхидей.
Бесшумно войдя в комнату и положив цветы на стол, она на цыпочках приблизилась к кровати, увидела, что лейтенант-коммандер открыл глаза, и весело улыбнулась:
— Ах! Сеньор проснулся.
— Да. — Несмотря на свое положение, он тоже улыбнулся ей.
— Хорошо! Но вы проспали очень долго. И рука — очень больно?
Она осторожно приподняла покрывало, и лейтенант-коммандер только сейчас заметил, что рукав его рубашки был разрезан до плеча, а рука, закрепленная между двух дощечек, забинтована.
— О… я не знал, — проговорил он, — спасибо вам, мне очень удобно.
— Это хорошо. Мы старались как только могли.
О, но я так испугалась, когда сеньор постучал в дверь!
Я думала, что вы умерли. И Тота — мистер Харли, мой муж — он думал, что вы никогда… Но что же это! — Она резко остановилась, и неподдельный ужас отразился на ее лице.
— Что такое? — в тревоге спросил лейтенант-коммандер.
— Как, сеньор же должен проголодаться! — воскликнула она. — А я стою тут и болтаю, как какая-нибудь старуха.
Она тут же развернулась и бросилась в кухню.
В последовавшие минут пятнадцать оттуда неслись самые дразнящие звуки и запахи. Только сейчас лейтенант-коммандер почувствовал, как он был голоден — мучительно голоден.
— Сеньор пьет ослиное молоко? — крикнула Рита из кухни.
— Нет, сделайте просто черный, пожалуйста, — попросил он.
Ему накрыли на бамбуковом столике, подвинутом поближе к кровати. Рита, сказав, что будет работать в соседней комнате, велела непременно позвать ее, если вдруг пострадавшему что-нибудь понадобится, и вдруг, пораженная неожиданной мыслью, наклонилась к столику:
— Я забыла о руке сеньора. Конечно, вы беспомощны — как ребенок! — и нарезала хлеб и мясо на маленькие кусочки, а грейпфрут разделила на дольки.
Несмотря на все неудобства от действий одной рукой, Рид нашел, что завтрак, состоявший из земляных груш, жареной говядины, приправленного омлета, черного, дымящегося кофе и разных фруктов, невероятно хорош.
Когда он поел, Рита появилась снова и, спросив, курит ли сеньор, обрезала сигару и зажгла ее для него!
Откинувшись на подушку, Рид принялся втягивать в себя и медленно выпускать ароматный дым, не думая ни о чем.
Утро заканчивалось. Рита то приходила, то убегала обратно, легко и бесшумно скользя сандалиями по голому полу и каждый раз спрашивая, удобно ли сеньору.
Разместив орхидеи в красной вазе, она поставила их рядом с ним, на бамбуковый столик. Потом, снова показавшись в дверях, сообщила, что ее муж нашел пони сеньора неподалеку, в роще рядом с дорогой, и что он совсем не пострадал. Она забыла сказать сеньору об этом раньше.
— А! — только и проговорил лейтенант-коммандер.
Он должен был бы обрадоваться новости; возможно, он и обрадовался, но никак не отреагировал на это известие.
Вскоре после полудня Рита, справившись с работой по дому, села в плетеное кресло-качалку и начала разговор. Она принесла с собой кувшин ананасового сока и предложила сеньору стакан, так что теперь Рид, со всеми удобствами расположившись на куче подушек, лениво потягивал освежающую жидкость.
— Сеньор направлялся в Сан-Хуан? — неожиданно спросила Рита.
Лейтенант-коммандер кивнул.
— Ах! Это такой чудесный город — Сан-Хуан! Я жила там, — вздохнула девушка, мечтательно закладывая руки за голову и откидываясь на спинку кресла. Своей фигуркой, маленькой и удивительно стройной, она была похожа на гадалку Веласкеса. — Там очень весело — музыка по вечерам, гулянья и маленькие стулья, которые падали под весом здоровых американцев. А как мы все хмурились, когда нас заставляли вставать под звуки — как вы его зовете? — «Усеянное звездами знамя»![9]
Лейтенант-коммандер, потягивая сок, молчаливо наблюдал за ней.
Рита снова вздохнула.
— О, как давно все это было! А ведь прошло всего несколько месяцев. И может, когда-нибудь я увижу его опять.
— Вам не одиноко — здесь, в глуши?
Лейтенант-коммандер с удивлением подумал, что ему действительно интересно услышать ответ.
Он прочел его в ее глазах. Они широко раскрылись и загорелись красноречивым отрицанием.
— Нет, нет! Как мне может быть одиноко — с Тота? — В голосе Риты прозвучала безотчетная нежность, когда она произносила это имя. — Это мой муж, — гордо продолжила она. — Вы не видели его. Он тоже американец.
Единственно, что плохо, — я не могу ни с кем поговорить о нем. Даже с моей мамой; она сердилась, когда Тота увез меня. Наверное, — Рита бросила на сеньора бесхитростный и одновременно боязливый взгляд, — вот почему меня тянет поговорить с вами.
Лейтенант-коммандеру стало неприятно.
— Так вы поженились, — глупо заключил он.
Рита нахмурилась, но ее лоб тут же разгладился, и она легко и счастливо улыбнулась:
— Ну, вы не слушаете. Хотя вы, американцы, все такие. Все, кроме Тота. Скоро он будет здесь; он хотел вас видеть. Он чудесный человек и такой хороший, сеньор.
— Я не сомневаюсь в этом, — сухо сказал лейтенант-коммандер.
— Да. Мы приехали всего девять-десять месяцев назад, и у нас уже много акров кофейных деревьев. В мае они все цвели, представляете? Вы видели когда-нибудь, сеньор? Такие маленькие белые цветы, как звездочки.
Тота сказал, что предпочитает видеть их уже загорелыми, как мое личико. — И она рассмеялась над шуткой мужа.
Лейтенант-коммандер мало слушал девушку. Он пристально смотрел на нее — на ее смуглые тонкие руки, гибкую фигурку, полную живой грации, на темные, изменчивые глаза. Я не буду пытаться описать ее; вам лучше обратиться за этим к своему воображению. Вы можете судить о ее очаровании уже хотя бы по тому, что лейтенант-коммандер Рид, пока сидел и смотрел на нее и слушал ее голос, впервые в жизни испытывал некоторые чувства.
Она проболтала около часа, в основном про Тота, и все это время сеньор просидел со стаканом ананасового сока, вставляя изредка словечко или просто кивая. Он забыл обо всем на свете, кроме присутствия здесь Риты и своего восхищения ею, и пережил настоящее разочарование, когда дверь открылась и в комнату вошел мужчина.
Это был Харли.
Рита спрыгнула с кресла и подбежала к нему.
— Тота! — закричала она.
Харли поймал ее обеими руками и поцеловал.
— Да, малышка, я держу свои обещания. — И он повернулся к сеньору. — Вы должны извинить нас, — совершенно невозмутимо улыбнулся он.
Рита обвила шею мужа рукой, другой она держалась за отворот его куртки.
Лейтенант-коммандер испытывал странное и до настоящего времени никак не проявлявшее себя чувство. Он почти задыхался, что-то сжалось в его груди. Но разум его работал быстро; и Рид без колебаний принял решение.
