— Если у вас как-нибудь выдастся часок-другой, заходите меня навестить. Или вы не любите навещать больных?
Перл приветливо улыбнулась.
— Ну что вы, может быть…
— Я подозреваю, что ваш супруг не любит. Приходите без него. В следующий вторник. К обеду. Сможете выбраться?
— О, да, но совсем не обязательно…
— У меня будут еще двое гостей. Мариам, моя дочь, — она вашего возраста — и Сальватор, пианист. Человек очень занятный, и вы как раз будете четвертой.
Что за машина медленно едет к лестнице, не зеленая ли громадина? Вежливо ли ей отказаться во второй раз? Удобно ли прийти на обед, в то время как Годфри будет сидеть на кухне? Во всяком случае, всегда можно визит отменить. Теперь надо как можно скорее уходить.
— Благодарю вас. Я с удовольствием приду. Во вторник Уилфред обедает в своем клубе, и я, наверное, смогу. Если…
— Значит, условились, в половине восьмого — в восемь. Я еще пришлю вам приглашение. Вы знаете мой адрес? Уилтон-Кресчент, 113.
— Благодарю вас. Спасибо леди Воспер. — Это та самая зеленая машина. — В половине восьмого — в восемь. Спокойной ночи, леди Воспер.
До свидания, Маленький Божок. Скрыться в толпе. Остаться незамеченной, смешаться с людьми. Матч еще не кончился, но все больше людей выходило из зала. Зеленая машина как раз подъезжала к ступеням подъезда.
Но Перл уже была далеко, спрятана за шляпами, поднятыми до ушей воротниками, зонтами, раскрытыми от моросящего дождя. Он ее не заметил. Скажет ли ему что-нибудь леди Воспер? Вряд ли. Конечно, ее отношения с шофером были чересчур фамильярными, и она могла сказать: угадай, кого я встретила на лестнице? И все-таки это маловероятно. Скорее всего, она скажет: молодец, Маленький Божок, ты отлично дрался, отлично боксировал, заслуженно одержал победу; прекрасное обнаженное тело, смуглая кожа, гибкое, мускулистое тело, сильные покрытые волосами ноги; великолепно сработанная боевая машина, густая шевелюра, упруго подпрыгивающая при каждом выпаде и ударе, мелкие, но правильные черты лица — полная, выступающая вперед нижняя губа, черная бровь перерезана небольшим шрамом, один шрам, как у дуэлянта, не нарушающий совершенства его наружности. Воля к победе всегда горит в его взгляде, стремление причинять боль, добиться поражения противника чувствуется в каждом согласованном движении его ловких рук.
Молодец, Маленький Божок, наверное, скажет его хозяйка, молодец, ты его здорово уложил, а теперь отвези меня домой.
Потому что, несмотря на все их различие, Перл ощущала некое смутное сходство между Флорой и ее шофером. Флора не была убийцей, но она была сорвиголовой, бесшабашной женщиной, которая ни перед чем не остановится, не побоится перемахнуть на лошади через самую высокую изгородь, зная, что не удержится в седле, предпочитая лучше расшибить себе голову, нежели объехать препятствие. Перл не понимала таких женщин, но ведь такие существуют.
В последующие дни несколько раз ее так и подмывало упомянуть в разговоре с Уилфредом о своей встрече с Флорой Воспер и спросить его, знает ли он, чем она больна. Как-то она даже назвала ее имя, но Уилфред был целиком поглощен едой и не отреагировал. К тому же Перл опасалась проговориться, что ходила на бокс.
Скоро она получила по почте небольшую карточку, подтверждавшую приглашение. Несколько раз Перл поднимала трубку, чтобы позвонить леди Воспер и отказаться от приглашения, но каждый раз у нее находилась какая-нибудь причина, которую она тут же придумывала, казавшаяся даже ей самой неубедительной. И наверное, было неблагородно отказаться навестить больную женщину. Да и приглашенные гости показались ей интересными. С тех пор как она вышла замуж, она не завела дружбы ни с одной молодой женщиной своего возраста, кроме разве Вероники Порчугал, с которой она встречалась время от времени, да раз в месяц она виделась с Хэйзел. Друзья Уилфреда стали ее друзьями, но, за исключением четы Порчугал, это были люди средних лет или даже старые. Поэтому с Мариам, возможно, будет интересно познакомиться. И музыканты всегда ее привлекали, хотя лучше бы Сальватор был кларнетистом.
До самого понедельника она не говорила Уилфреду о приглашении, что создавало атмосферу обмана, хотя вовсе не требовалось никого обманывать, а когда понедельник настал, предупреждать его уже показалось поздно. Она назначила на четыре часа во вторник парикмахера и маникюршу, но не у «Эванса»; с тех пор как Перл оставила работу, она никогда больше не заходила в магазин.
В понедельник Уилфред опять спал с ней.
Погода во вторник выдалась ветреная, что всегда досадно, если ты только что сделала укладку.
На обратном пути, не боясь вызвать неудовольствия Уилфреда, Перл взяла такси, но успела приехать домой раньше него. Он явился в мрачном настроении, потому что какое-то земельное соглашение, по поводу которого он вел переговоры с одним человеком в Швейцарии, задерживалось из-за медлительности лондонского стряпчего.
— Если бы я мог зарабатывать на жизнь, занимаясь искусством! — сказал он. — Даже торгуя произведениями искусства! Мне бы это доставляло большее удовлетворение. Создавать произведения искусства, разумеется, предел мечтаний.
— Но разве вы не удовлетворены своей работой? — спросила она. — Глядя на вас, этого не скажешь.
— Удовлетворенность — понятие относительное. Я горжусь тем, что кое-чего достиг в жизни, некоторая известность выделяет меня среди других, мой успех не пустой звук. Но юридическая профессия часто расслабляет своей медлительностью, тем, что дела тянутся бесконечно. Порой жаждешь вдохнуть иного, творческого, освежающего воздуха. Я всегда отличался энергичным, пытливым умом, и, возможно, мой поздний брак еще развил эти качества. Ведь, как и удовлетворенность, молодость тоже понятие относительное. Разве не так, дорогая? — Он погладил ее по волосам. — В чем дело?
— А что?
— Мне показалось, вы отодвинулись.
Она рассмеялась.
— Я только что сделала прическу! Вы не заметили?
— Волосы у вас уложены по-новому, я заметил, но подумал, что вы это сделали сами. Не слишком ли дорогое удовольствие делать прическу в Вест-Энде?
— Там, куда я хожу, недорого.
— Мне вспомнилось дело, которое я вел несколько лет назад. Моя клиентка подала в суд на парикмахера с Бонд-стрит за причиненные ей убытки — после перманента волосы у нее обесцветились и выпали. Мы, кажется, выиграли тогда 350 фунтов.
— Может, вы хотите чего-нибудь, прежде чем пойдете обедать?
— Вы имеете в виду из еды? Мне помнится, вы просили меня ничего не есть между завтраком и обедом.
— О да, извините. Я забыла.
— Но раз уж вы спросили, пара кусочков бисквита со стаканом хереса не повредят.
— Бисквит «Ривита»? — Что ж, можно.
— Когда вы уходите?
— Как обычно. Я приду не поздно. Около одиннадцати.
— Я, возможно, уже лягу спать.
Когда он ушел, она не спеша переоделась в черное шелковое платье с длинными рукавами на пуговицах и низким вырезом, прикрытым кружевами. Она заказала на 7.25 такси и взяла на руку меховую накидку, купленную неделю назад.
Ее разбирало любопытство, не он ли откроет ей дверь и знает ли, что она должна прийти. Правда, это не имело значения. Его присутствие было несущественным. Он был всего лишь слугой, где-то на заднем плане. Она приглашена пообедать с леди Воспер в компании с ее дочерью и Сальватором, известным испанским пианистом. Присутствие Маленького Божка было лишь своего рода острой приправой к обеденному столу.
Открыл дверь все-таки он. Она расплатилась с таксистом и один раз дотронулась до звонка, как он уже стоял в дверях, выражение лица приятное, но сугубо официальное. На нем был хороший серый костюм, в котором она раньше его не видела, не шоферская форма, на скуле красовался синяк — последствия боя во вторник, один-единственный синяк.
— Входите, — сказал он. — Я доложу леди Воспер.
Она последовала за ним в холл, а оттуда в гостиную. Комната была довольно темная, лампы притушены, а возможно, просто не все горели. Перл захватила с собой меховую накидку, но в гостиной было жарко.
— Леди Воспер сейчас спустится, — сказал он. — Она велела предложить вам выпить.
— Благодарю вас. Тогда джин с тоником.
Он налил то, что она просила, повернувшись к ней спиной, а затем протянул стакан.
— Леди Воспер сию минуту придет, — повторил он.
— Благодарю вас.
Руки их соприкоснулись, и он отступил шага на два назад. Она отвернулась от него, потягивая напиток, чувствуя, что он наблюдает за ней. Взглянула на часы. Без четверти восемь. Часы чуть спешили.
Он сказал:
— Леди Воспер рассказала мне, что вы были на матче.
Слишком много джина. Когда он выйдет из комнаты, она сама разбавит его тоником.
