— Сейчас вы впервые упоминаете о письме, доставленном капитану Каткарту в вечер накануне убийства?
— Милорды, — воскликнул сэр Импи, — я протестую против терминологии! У нас пока нет доказательств, что было совершено убийство.
Это было первое указание на то, какая линия защиты избрана сэром Импи, что вызвало легкий шум возбуждения в зале.
— Милорды, — произнес советник, отвечая на вопрос главного судьи, — я подтверждаю, что попыток доказать факт убийства еще не было предпринято, а потому, пока он не установлен обвинением, это слово не может использоваться в устах свидетелей.
— Возможно, сэр Вигмор, будет уместнее использовать какое-нибудь другое слово.
— В нашем случае это не играет существенной роли, милорд. Я подчинюсь решению ваших светлостей. Господь свидетель, я ни в малейшей степени не хочу помешать защите при таком серьезном обвинении; так что если она усматривает препятствия в обычном, тривиальном слове…
— Милорды, — перебил сэр Импи, — если ученый генеральный атторней считает слово «убийство» тривиальным, интересно было бы узнать, каким словам он придает более важное значение.
— Ученый генеральный атторней согласился заменить это слово, — примиряюще заметил главный судья и кивнул сэру Вигмору, чтобы тот продолжал.
Добившись своей цели и лишив вопрос генерального атторнея первоначальной силы, сэр Импи удовлетворенно сел, а сэр Вигмор повторил свой вопрос свидетелю:
— Когда вы впервые сообщили о письме, доставленном капитану Каткарту в день трагического происшествия?
— Впервые я рассказал об этом мистеру Мерблесу около трех недель тому назад.
— Мистер Мерблес, кажется, адвокат обвиняемого?
— Да, сэр.
— А как же вышло, — угрожающе осведомился сэр Вигмор, насаживая пенсне на свой довольно-таки выдающийся нос и посверкивая стеклами, — что ни на дознании, ни на предварительных слушаниях вы не упоминали это письмо?
— Меня не спрашивали о нем, сэр.
— А что вас вдруг заставило идти я рассказывать о нем мистеру Мерблесу?
— Он спросил меня, сэр.
— Ах, он спросил вас; и вы очень кстати вспомнили, когда вам намекнули?
— Нет, сэр. Я все время о нем помнил. Разве что не придавал этому особого значения, сэр.
— Ах, вы все время о нем помнили, хотя и не придавали ему особого значения. Так вот я настаиваю, что вы ничего не помнили, пока вам не намекнул на это мистер Мерблес.
— Мистер Мерблес ни на что не намекал, сэр. Он просто спросил меня, были ли с этой почтой доставлены другие письма, и тогда я вспомнил.
— Вот именно. Когда вам намекнули, вы вспомнили, а отнюдь не раньше этого.
— Нет, сэр. Если бы меня спросили раньше, я бы вспомнил и упомянул о нем раньше, а поскольку меня не спрашивали, я не придавал этому значения, сэр.
— Вы не придали значения тому, что человек за несколько часов до… до своей смерти получил письмо?
— Да, сэр. Я думал, если это важно, об этом спросила бы полиция, сэр.
— Послушайте, Джеймс Флеминг, значит, вам никогда бы не пришло в голову, что за несколько часов до смерти капитаном Каткартом было получено письмо, если бы вам на это не намекнула защита?
Свидетель, окончательно сбитый с толку вопросом, содержащим отрицание, промямлил что-то неразборчивое, а сэр Вигмор торжествующе окинул взглядом собравшихся, словно говоря: «Вы же видите, как он юлит», после чего продолжил:
— Полагаю, вам также не пришло в голову сказать полиции о письмах в почтовой сумке?
— Нет, сэр.
— Почему?
— Я считал, что это не мое дело, сэр.
— А вообще вы задумывались над этим?
— Нет, сэр.
— А вообще вы когда-нибудь думаете?
— Нет, сэр… то есть да, сэр.
— Тогда, пожалуйста, задумайтесь над тем, что вы сейчас говорите.
— Да, сэр.
— Вы утверждаете, что вынесли из дома все эти важные письма без согласования и не ставя в известность полицию?
— Я выполнял распоряжения, сэр.
— Чьи распоряжения?
— Распоряжения его светлости, сэр.
— Ах, распоряжения его светлости. И когда оно было вам дано?
— Выносить сумку с почтой по утрам входит в мои обязанности, сэр.
— И вам не пришло в голову, что в сложившихся обстоятельствах гораздо важнее поставить в известность полицию, чем выполнить свои обязанности?
— Нет, сэр.
Сэр Вигмор опустился в кресло с брезгливым видом, и свидетель снова перешел в руки сэра Импи.
— Не посещала ли вас мысль об этом письме, полученном капитаном Каткартом, в промежутке между днем его смерти и моментом, когда о нем с вами заговорил мистер Мерблес?
— Ну, так сказать, посещала, сэр.
— Когда именно?
— Перед судом, сэр.
— Почему же вы не упомянули о нем на суде?
— Джентльмен сказал, что я должен придерживаться сути вопроса в своих ответах и не говорить лишнего, сэр.
— Что это был за джентльмен, которому нельзя было возразить?
— Королевский адвокат, сэр.
— Благодарю вас, — вежливо промолвил сэр Импи и, сев, наклонился что-то сообщить мистеру Глиббери, явно юмористического свойства.
Обсуждение истории с письмом было продолжено и при допросе достопочтенного Фредди. Сэр Вигмор Ринчинг сделал особый акцент на показаниях этого свидетеля относительно того, что покойный в среду вечером был отменно здоров и пребывал в отличнейшем расположении духа, обсуждая предстоящую свадьбу. «Знаете, он казался особенно оживленным, просто в ударе», — заключил достопочтенный Фредди.
— Просто что? — переспросил главный судья.
— В ударе, милорд, — повторил сэр Вигмор, подобострастно кланяясь.
— Сомневаюсь, чтобы это выражение входило в нормативную лексику, — заметил его светлость, занося высказывание в свои бумаги со скрупулезной методичностью, — но, как я полагаю, оно означает «хорошее настроение».
Когда к достопочтенному Фредди обратились за подтверждением, он заявил, что имел в виду нечто большее, чем просто хорошее настроение, «знаете, большую приподнятость духа и веселость».
— Можем ли мы понять это так, что он был чрезвычайно оживлен? — высказал предположение советник.
— Понимайте как хотите, — пробормотал свидетель и добавил уже более бодро: — Что хотите, то купите.
— Покойный был чрезвычайно оживлен и весел, перед тем как лечь, — нахмурившись, произнес сэр Вигмор, — ожидая в ближайшем будущем своей свадьбы. Такое описание соответствует его состоянию?
Достопочтенный Фредди кивнул. Сэр Импи не стал расспрашивать свидетеля о ссоре и сразу приступил к делу.
— Что вы можете сказать о письмах, доставленных вечером?
— Я получил письмо от своей тети. Кажется, несколько писем было адресовано полковнику и одно — Каткарту.
— Капитан Каткарт прочел его при вас?
— Нет, в этом я совершенно уверен. Видите ли, я вскрыл свое и заметил, как он запихивает свое в карман, и тогда я подумал…
— Не важно, что вы подумали, — оборвал его сэр Импи. — Что было дальше?
— Я сказал: «Прошу прощения, вы не возражаете?» А он ответил: «Пожалуйста-пожалуйста». Но свое письмо он не стал читать, и я еще подумал…
— Мы в этом не нуждаемся, — произнес судья.
— Но именно поэтому я так уверен, что он не открывал его, — уязвленно заметил достопочтенный Фредди. — Понимаете, я сказал себе: «Ну и скрытный же парень», поэтому-то я и запомнил это.
Сэр Вигмор, вскочивший при этом заявлении, закрыл рот и снова опустился в кресло.
— Благодарю, мистер Арбатнот, — улыбнулся сэр Импи.
Полковник и миссис Марчбэнки сообщили о слышанных ими передвижениях по дому в половине двенадцатого, заявили, что никакого выстрела не слышали, и не были подвергнуты перекрестному допросу.
Мистер Петигру-Робинсон живо обрисовал сцену ссоры и решительно подтвердил, что ни с чем не мог спутать скрип двери в спальню герцога.
— Вскоре после трех нас разбудил мистер Арбатнот, — продолжил свидетель, — мы спустились вниз и застали обвиняемого и мистера Арбатнота моющими лицо покойного. Я указал им, что их действия необдуманны, так как они могут уничтожить ценные для полиции улики, но они проигнорировали мои слова. Вокруг двери виднелось множество отпечатков ног, которые я хотел осмотреть, так как по моей теории…
— Милорды! — воскликнул сэр Импи. — Не можем же мы выслушивать теории свидетелей!
— Безусловно, нет! — подтвердил главный судья. — Прошу вас отвечать на вопросы и не добавлять ничего лично от себя.
— Конечно-конечно, — согласился мистер Петигру-Робинсон. — Я не имел в виду, что что-то было противозаконно, просто я подумал…
— Не важно, что вы подумали. Слушайте меня, пожалуйста. В каком положении находился труп, когда вы его увидели?
— Он лежал на спине, а Денвер и Арбатнот мыли ему лицо. Судя по всему, его перевернули, потому что…
— Сэр Вигмор, — снова перебил судья, — вы должны руководить своим свидетелем.
