Да и насколько вообще эти разоблачения являлись исполнимыми, когда само положение вещей было крайне щекотливым, когда малейшее неосторожное движение тотчас могло возбудить внимание виновных и заставить их исчезнуть бог знает куда? Майер бледнел от клокочущей внутри ярости, военный министр ругался про себя. Но как обойти столь настоятельные требования высшей политики? Полковник Вально первым взял на себя мужество высказаться откровенно:
– Отныне, генерал, не может быть никакого сомнения, что таинственная женщина, как ее называют наши агенты, в наших руках. Это та самая женщина, о которой я говорил вам несколько месяцев тому назад, в самом начале наших розысков, та самая, которая фигурирует и в деле Комманжа, и в деле Фонтенейля, и во всех остальных. Стоит нам сделать один жест, и она будет арестована. Неужели мы ее упустим? Вы полагаете, что это возможно?
– О, черт бы побрал этих формалистов со всей их политикой! – проворчал старый министр. – Если бы решение зависело от меня, я не стал бы тянуть! Но меня смущают эти политиканы, эти адвокаты, эти крючкотворцы! Я чувствую себя хорошо только среди офицерства! А вы что скажете, господин судебный следователь?
– Я скажу, господин министр, что хоть сейчас готов подписать приказ о ее аресте.
– Да, и вам сейчас же велят ее выпустить. Знаете, Вально, что было бы хорошо предпринять? Оцепить со всех сторон ее домик… Разбойники, конечно, будут сопротивляться, но ведь полицейские не дадут им перестрелять себя, как воробьев! А суматохой можно было бы прекрасно воспользоваться, чтобы перебить там всех, и женщину в том числе.
Майер слабо улыбнулся:
– Это уж чересчур, генерал… Ведь дело идет не о приступе, а о полицейской облаве. Юстиция не мирится с такими радикальными мерами.
– Ну так делайте как знаете и не обращайтесь к нам за советом. Я вам скажу лишь одно: имея на руках все козыри, вы останетесь в дураках.
В это мгновение отворилась дверь, и курьер подал полковнику визитную карточку. Тот передал ее министру, который закричал:
– Марсель Барадье! Просите его. Вот кстати-то!
Молодой человек вошел, почтительно поклонился министру, который протянул ему руку, поздоровался с присутствующими и немедленно начал:
– Генерал, вы взяли с меня слово сообщать вам все, что произойдет нового по известному делу, – я пришел исполнить обещание… И я очень рад, что встречаю здесь также и господина судебного следователя.
– Что же вы хотите сообщить нам, молодой человек?
– Сегодня утром я получил вот это письмо.
И он положил на стол листок бумаги. Министр внимательно рассмотрел ее:
– Число не написано, формат самый популярный, бумага обыкновенная, почерк, очевидно, изменен, и никакой подписи. Рассмотрим теперь содержание письма: «Если вы хотите еще раз увидать ту особу, которую вы знаете и которая все еще любит вас, будьте в десять часов на площади Триумфальной арки, близ авеню Гош. Там будет стоять карета. Сядьте в нее, кучер ничего не спросит и привезет туда, где вас будут с нетерпением ждать». Прекрасно… Осталось только, чтобы вам завязали глаза… На что же вы решились?
– Я пойду на свидание.
– Без всяких предосторожностей?
– Это, генерал, другое дело! Но так или иначе, а я пойду. Я решил добиться разгадки этой тайны и добьюсь.
– Позвольте мне заметить вам, – мягко вступился судебный следователь, – что ваше намерение по меньшей мере неосторожно: из ста шансов девяносто девять говорят за то, что вас хотят завлечь в западню… Я знаю, на что способны люди, которым вы так легко хотите довериться, и настоятельно советую вам отказаться от этого намерения. Уже достаточно перенесли мы несчастий с тех пор, как началось это чудовищное следствие. Не преумножайте несчастья, подвергая себя почти несомненным опасностям из-за весьма ненадежного результата.
– Если письмо от нее, то мне нечего бояться.
– Черт возьми! – воскликнул генерал. – Вы очень самоуверенны.
Марсель спокойно ответил:
– Вы можете иметь об этой женщине свое мнение, составленное на основании имеющихся у вас сведений. Но я не могу забыть той искренности, которой были пронизаны ее слова. Других она, может быть, и обманывала, но со мной была правдива. Я не отвергаю, для всех она была предательницей, но мне она была верна и предана.
– Ну вот, – закричал генерал, – ведь он абсолютно уверен в том, что говорит! Какой же талант у этой женщины! Она каждого из них умеет убедить, что верна и правдива, и каждый верит ей! Но, черт возьми, не вы ли, друг мой, рассказывали мне, как она разыграла с вами отвратительную комедию, как она вытянула у вас объяснение насчет бумаг, запертых у вас в лаборатории? В то время, как она лежала в ваших объятиях, не она ли распорядилась дать знать своему сообщнику, что он может спокойно обыскать ваш дом и обокрасть вас? Не я же выдумал всю эту историю! Вы, черт возьми, сами поведали ее мне! Ну, знаете, ваша доверчивость близко граничит с наивностью.
– Генерал, мне нечего ответить вам: вы правы… Но, несмотря на это, уверяю вас, что я могу положиться на нее, и, если это действительно она вызывает меня, мне нечего бояться.
– А если не она? Если это ловушка, расставленная для вас негодяями, снующими около этой красавицы? Что же, вы пойдете любоваться ее глазками, чтобы попасться в сети ее сообщников?
– Я все-таки попытаюсь!
Старый служака ударил кулаком по столу:
– Вы очень храбры, месье Барадье! Мне по душе подобная настойчивость! Вально, не правда ли, вот молодец-то! Черт меня возьми, если я в свое время не поступил бы так же! Ну хорошо, ступайте туда… Но мы, со своей стороны, примем меры предосторожности, чтобы поддержать и защитить вас, если понадобится.
– Ах, генерал, прошу вас, не волнуйтесь ни о чем! Ваше вмешательство в это дело может все погубить! Если мне предстоит любовное свидание, то я не нуждаюсь в охране. Если же мне расставлена ловушка, то поверьте: те, кто ее расставил, будут настороже и заметят ваши приготовления, а это только увеличит опасность, которой мне придется подвергнуться, помощи же вы мне никакой не окажете… Если у меня и есть шанс выпутаться, то лишь при условии, что я пойду туда один или с кем-нибудь из своих, но без полиции… Будьте спокойны, я вооружусь как следует, со мной не так-то легко справиться…
– А вы знаете, где живет эта дама? – полюбопытствовал следователь.
– Нет. Ведь вы могли заметить, что в письме об этом ничего не говорится.
Тогда Майер, сделав глазами знак министру и полковнику, чтобы они молчали, сказал самым непринужденным тоном:
– Я нахожу, молодой человек, что ваши доводы не лишены смысла. Я счел своим долгом посоветовать вам быть осторожным, но я не могу заставить вас следовать моим советам. Вы хотите непременно отправиться на это свидание. Ну и ступайте. И не бойтесь, что я вмешаюсь и создам вам лишние затруднения. Но, так как в каждом деле всегда надо иметь в виду практическую сторону, скажите: чего вы добиваетесь, идя на зов столь опасной личности? Нравственного ли разъяснения или чисто материального удовлетворения?
– Сударь, – ответил Марсель серьезным тоном, – генерал Тремон был моим другом, а смерть его еще не отомщена… Нашу фабрику подожгли, причем мой дядя, я и мой слуга едва не сгорели, и это преступление остается пока ненаказанным. Тот человек, который помогал нам наблюдать за виновными, убит. Я хочу, пусть и рискуя жизнью, пролить свет на все эти факты… И даю вам слово: когда я приду к тому или иному убеждению, ничто не в состоянии будет помешать мне наказать виновных, путем ли передачи их в ваши руки или путем личной расправы с ними. Это как бы поединок между ними и мной. Они это знают столь же хорошо, как и я. Посмотрим, кто из нас одержит верх.
– Очень вам благодарен, сударь, за объяснение. Мне остается лишь пожелать вам успеха.
Марсель поклонился, обменялся рукопожатиями и вышел из кабинета. В коридоре до него долетел голос министра:
– Черт возьми, этот юноша – настоящий Барадье! У него в жилах кровь, а не вода. Но слишком уж он рискует!
Как только затворилась дверь, Майер вскочил с места и воскликнул с волнением:
– Ну, генерал, вот вам и случай захватить сразу всех этих мерзавцев! Мы ведь с вами нисколько не сомневаемся, что речь идет о том, чтобы завлечь Марселя Барадье в дом на бульваре Мало и там учинить над ним расправу! Вы сейчас говорили: «Надо принудить этих людей к сопротивлению и перебить их». Я не иду так далеко, но полагаю, что у нас есть полная возможность захватить их с поличным, что упростит все дело.
– Но ведь мы обещали молодому человеку не вмешиваться в его дела! – вскрикнул полковник Вально.
– Да я и не стану вмешиваться. Пусть он поступает как знает, я за ним следить не намерен. Я предоставлю нашим противникам полную свободу действий, но я не могу оставить без внимания того, что они задумали совершить. Иначе это было бы уж слишком глупо. Я не хочу, как молодой Барадье, играть в рыцарские чувства с подобными бандитами. Вот мой план: свидание назначено в десять часов, и раньше этого времени я не трогаюсь. Наступит ночь. Вы знаете местность у бульвара Мало? Он отделяется от Булонского леса рвом, в этом рве можно превосходно спрятать полицейских. Они подойдут ко рву со стороны леса, и их никто не заметит. У меня есть один сержант из тайной полиции, человек очень умный и решительный. Я ему дам надлежащие инструкции. Если господин Барадье прав и его действительно вызвали на любовное свидание, мои люди поплатятся только бессонной ночью, проведенной на чистом воздухе. Если же господин Барадье ошибается и ему грозит серьезная опасность, то вы ведь слышали, он говорил, что будет вооружен и намерен защищаться. При первом же крике, при первом выстреле мои люди врываются в дом и захватывают всех находящихся там. Если их встретят угрозами, они не обратят на это никакого внимания, если вздумают в них стрелять, они ответят тем же… И будет дипломатам по вкусу или нет, а раз их накроют с поличным на месте преступления, то дело пойдет своим чередом.
