Девушка с бензоколонки, не подозревая о развязавшейся баталии, неуверенно ступила на двор с букетом тюльпанов. Увы, водитель «лендкрузера», который мчался к «саабу», словно рвался в зачетную зону, не успел ее обогнуть — девушка проехалась по бетону, тюльпаны рассыпались. Водитель сбился с шага — женщина успела закинуть девочку на заднее сиденье «сааба», нырнула следом и заорала Джексону:
— Едем, едем! Блядь, да поехали уже!
И снова он подчинился приказу.
В зеркале он видел, что девушка неподвижно лежит на земле. Повезло ей, если обошлось без переломов. К примеру, черепа. Он разглядел силуэт мужика, который получил сумкой по башке, — тот по-прежнему валялся в отрубе, — но потом все поглотил туман. Джексон глянул через плечо — женщина стянула девочку на пол и предусмотрительно обернулась вокруг нее. Думает, эти типы вооружены? Когда стреляют, Джексон предпочитает сидеть в бронебойной и официальной машине, а не в этом тонкокожем семейном салоне, выпущенном в стране нейтралитета.
Да, гипотеза о домашнем насилии, пожалуй, отпадает.
— Кто эти громилы?
— Не имею ни малейшего понятия, — сказала она.
— Они, кажется, за вами.
— Похоже на то.
Джексона еще сотрясал адреналин, но его пассажиры пребывали в невозмутимости. Собака на полу решительно дрыхла. Джексон почти не сомневался, что она притворяется. Скоро ли она пожалеет о том, какого на сей раз выбрала вожака стаи? Девочке с таким лицом только в покер играть, а бродячая амазонка копалась в сумке, словно ей важнее отыскать губную помаду или платок, чем поразмыслить о мясорубке, которую они оставили за спиной. В туалете бензоколонки обе слегка почистились. Крови у женщины на руках больше не было. Джексон заподозрил, что тут где-то кроется метафора.
Он подумал про мужика, которого она шандарахнула сумкой, — лежит в обмороке на бетоне. Хрупкость и женщина — одно и то же слово[147].
— Что у вас такое в этой сумке? — спросил он. Мы с кошкой, подумал он, беспомощные жертвы любопытства.
В зеркало заднего вида она предъявила ему большой черный «Мэглайт». Фонарик старого полицейского образца. Весит тонну — неудивительно, что мужик больше не поднялся. Да уж, эта пленных не берет. Она убрала фонарик, снова зарылась в сумку и наконец достала мобильный телефон. Джексон решил, она хочет сообщить о происшествии на заправке.
— В полицию звоните? — спросил он.
— М-да, — ответила она, опустила стекло и выкинула телефон.
Джексон обернулся и уставился на нее.
— Что? — спросила она.
— Вы это что задумали? — спросила она, когда Джексон достал телефон из кармана.
Еще одна сердитая женщина, со вздохом подумал Джексон. Куда ни плюнь — сердитые женщины. Сердитые матери рожают сердитых дочерей, и сердитый круг не разорвать.
— Звоню девять-девять-девять.
— Зачем?
— Девушка на бензоколонке, — до крайности терпеливо ответил он. — Невинный непричастный очевидец, — прибавил он, вспомнив тюльпаны, красно-зеленые копья, разлетевшиеся по двору.
— Невинный очевидец? — переспросила она. — Какой невинный очевидец? Где вы видели невинных?
— Дети? Собаки? — сказал Джексон. — Я?
Она презрительно фыркнула — так пристало фыркать женщине, лет десять проведшей в браке с Джексоном.
— Полиции вы не хотите, я уже понял, — сказал он. — Не желаете объяснить, что происходит?
— Да не особо, — ответила она. И вслух задумалась: — К тому же разве бывают непричастные? — Словно они вели философский спор. — Тогда можно считать, что мы все непричастны.
— Это не вопрос семантики, — ответил Джексон. Мы оставили там девушку, и я бы сказал, что да, «невинный» и «непричастный» вполне описывают ее роль в текущих событиях.
— Семантика, — пробормотала она. — Слишком длинное слово в такую рань.
Среднестатистический ответственный гражданин в таких обстоятельствах звонит спасателям. Беглянка, преступница, женщина с убойной сумкой — что за дела?
Джексон вздохнул:
— Поскольку я, очевидно, помогаю вам сбежать от весьма сомнительной истории, если не сказать хуже, я могу хотя бы считать, что вы на стороне добра?
— Добра?
— В противоположность злу.
— Потому что я женщина? Женщина с ребенком? Это не обязательно гарантия.
Упомянутый ребенок спал. Волшебная палочка, лишенная всяких намеков на волшебство, выпала из ослабших пальцев. Джексон понадеялся, что девочка не все свои дни проводит так.
— Нет, — сказал он. — Потому что вы сказали, что работали в полиции.
— Тоже не всегда гарантирует, — пожала плечами она.
— Я все равно позвоню. — Он почти ожидал, что она вырубит его фонариком, но тут девочка проснулась и сказала:
— Я есть хочу.
— Бананов у вас там нет?
— Как ни странно, — сказал он, доставая гроздь из пакета на сиденье.
Прямо волшебник. Или дурак. Самонадеянный такой-растакой. Правда раньше был в полиции? Нытик, вероятно, — такие спасают дам из беды, если для этого не нужно чересчур напрягаться. Довольно привлекательный, спору нет, но это, пожалуй, последнее, о чем Трейси думала. С женщиной такое бывает, если уворачиваться и убегать от таинственных мужиков. С женщиной такое бывает, если она женщина. У него была дурацкая собачонка — поди пойми, зачем мужику шавка таких габаритов.
— Я даже не знаю, как вас зовут, — сказал он.
— Не знаете, — согласилась Трейси.
— Банан? Яблоко? Собачью галету? — предложил он; девочка выбрала яблоко. — А мамочка хочет чего-нибудь? — спросил Джексон, глядя на Трейси в зеркало.
— Она мне не мамочка, — равнодушно ответила девочка. Слегка пнула Трейси в сердце.
— Ох уж эти дети, — сказала она, глядя на него в зеркало. — Смотрите на дорогу. Только врезаться во что-нибудь и не хватало. У вас фея на борту.
Кто были эти люди на бензоколонке? Громилы в кожаных куртках, работают парно, но на кого и почему? Первый заколотил в дверь туалета, когда Кортни мыла руки. Открыл рот, но сказать ничего не успел — Трейси заехала ему коленом туда, где больнее всего. И побежала. Кто-то хочет ребенка назад, так? И не Келли Кросс — та уже ничего не хочет. Келли Кросс больше не захочет ничего и никогда.
Водитель «сааба», не остановившись, набрал 999, анонимно сообщил о «происшествии», дал понять, что дело серьезно. Больше смахивает на профессионала, чем — кажется, это его драгоценный конек — на «невинного непричастного очевидца».
— Пришлите «скорую», — властно велел он.
— Разговор по мобильному за рулем, — сказала Трейси, когда Джексон дал отбой. — Это, между прочим, нарушение.
— Ну арестуйте меня.
Ее телефон — маяк: кто бы ни искал, ее распознает. Если есть мобильный, тебя кто угодно найдет. Женщина в бегах, с похищенным ребенком, не должна светиться. Она выбросила телефон в окно. Они теперь вне закона.
Этих краев она не знала, эти названия ни о чем ей не говорили — Бекхоул, Эгтон-Грандж, Гоутленд, — но затем появились указатели на побережье. Трейси не хотела на побережье — она хотела в коттедж. Есть, конечно, плюсы в том, чтобы остаться с этим человеком. Без него она одинокая женщина в бегах, с чужим ребенком. Вместе они семья. Во всяком случае, на первый взгляд напоминают семью. Трейси поразмыслила, стоит ли еще побыть с ним, и отбросила эту идею. Постучала его по плечу.
— Боюсь, опять привал, — печально сказала она.
Он затормозил. Они в глуши. В глуши Трейси нравилось больше, чем в сердце цивилизации.
— Собаке тоже полезно выйти, — заметила она. — Поразмяться, носик попудрить.
— Да, — сказал он, — наверное, и впрямь.
Они все выбрались из машины. Трейси отошла к известняковому бугорку неподалеку.
— Мне не надо, — прошептала Кортни.
— Вот и хорошо, — ответила Трейси, наблюдая, как собака скачет в вереске, а мужчина идет за ней.
Надо, чтоб он отошел от машины дальше, чем она. И реагировал медленнее. И в целом оказался глупее. Все условия были соблюдены. Она схватила девочку за руку:
— Давай быстрее. Садись в машину.
И снова туман им — друг. Не успел водитель «сааба» сообразить, что происходит, Кортни вскарабкалась на заднее сиденье и пристегнулась. Надо отдать ей должное — умеет убегать. Трейси уселась за руль и включила зажигание. Несколько секунд — и они в полумиле от Джексона Броуди.
Его мобильный остался на сиденье. Трейси замедлила ход и выкинула телефон за обочину.
Они проехали еще сотню ярдов, и Кортни сказала:
— Тут его сумка.
На сей раз Трейси остановилась, затащила рюкзак на переднее сиденье, открыла дверцу и вышвырнула.
— Туда и дорога, — сказала она.
* * *
Барри вошел в «Бест-Вестерн», и удостоверение прожигало ему путь. Женщину за конторкой портье это наглое вторжение смутило. Макияж у нее как у стюардессы при параде, костюм маловат, а волосы заколоты в весьма замысловатую прическу — наверняка с утра дело не обошлось без парочки викторианских фрейлин, помогавших с укладкой. На лацкане пиджака у нее болталась бирка с надписью «Консьерж», словно это имя. Барри помнил времена, когда гостиничными консьержами были бессовестные мужики средних лет, которые брали на лапу только так.
