Лорд Питер отвлекся от тягот настоящего и вернулся к последней
странной и сумбурной сцене. Обрывки разговора один за другим всплывали у него в голове.
— Мадемуазель, я обшарил два континента в поисках вас.
— Ну что ж, значит, что-то важное. Но будьте покороче — в любой момент может войти медведь. Его это страшно рассердит, а я не люблю сцен.
На низком столике стояла лампа, и сейчас он вспомнил, что коротко подстриженные золотистые волосы словно светились. Она была высокой, но очень изящной девушкой, взиравшей на него с огромных черных с золотом подушек.
— Мадемуазель, я не могу себе представить, чтобы вы когда-нибудь могли… обедать или танцевать с личностью по имени ван Хампердинк.
И что только заставило его произнести это, когда у него было так мало времени и важнее всего было решить дела Джерри?
— Мсье ван Хампердинк не танцует. Вы искали меня на двух континентах, чтобы это узнать?
— Нет, у меня серьезное дело.
— En bien [42] , садитесь.
Она вела себя абсолютно открыто.
— Да, бедняжка. Но жизнь стала такой дорогой после войны. Я от многого была вынуждена отказаться. Но эти вечные сцены. И так мало денег. А ведь нужно быть здравомыслящей. Всех ожидает старость. Надо уметь смотреть вперед, а? С уверенностью.
У нее был легкий акцент — очень знакомый. Сначала он никак не мог понять, а потом вспомнил: довоенная Вена — столица самых невообразимых безрассудств.
— Да-да, я написала ему. Я была добра и рассудительна. Я написала: «Je ne suis pas femme a supporter de gros ennuis. Cela se comprend, n'est-ce рае?» [43]
Это было вполне понятно. Аэроплан, как подбитая птица, неожиданно нырнул в воздушную яму, и пропеллер беспомощно зажужжал в пустоте, потом снова выровнялся и начал взбираться по спирали вверх.
— Да, я видела в газетах. Бедный мальчик! Зачем кому-то потребовалось убивать его?
— Мадемуазель, именно за этим я к вам и приехал. Мой брат, которого я нежно люблю, обвиняется в убийстве. Его могут повесить.
— Бр-р-р!
— За убийство, которое он не совершал.
— Mon pauvre enfant… [44]
— Мадемуазель, я умоляю вас — отнеситесь серьезно. Обвиняется мой брат, и он предстанет перед судом…
Как только ему удалось завладеть ее вниманием, она тут же преисполнилась сочувствия. Ее голубые глаза обладали очаровательным недостатком — время от времени их прикрывало нижнее, как будто немного припухшее веко, оставляя лишь блестящие щелочки.
— Мадемуазель, я умоляю вас, постарайтесь вспомнить, что он писал в своем письме?
— Но, mon pauvre ami[45] , как же я могу? Я не читала его. Оно было таким длинным и скучным. Все было кончено, а я никогда не занимаюсь тем, чему уже нельзя помочь, а вы?
Но его неприкрытое страдание, вызванное этой неудачей, тронуло ее.
— Но послушайте, возможно, еще не все потеряно. Может быть, письмо еще где-то здесь. Сейчас мы спросим Адель. Это моя горничная. Она собирает письма, чтобы потом заниматься шантажом — о, я все знаю! Но она habile comme tout pour la toilette [46] . Подождите, сейчас мы посмотрим.
Далее последовали горы писем, безделушек, горы надушенных вещичек, вылетавших из маленького секретера и из комода, полного дамского белья («Я так неаккуратна, постоянно привожу Адель в отчаяние»), затем пошли сумочки — сотни сумочек, и наконец появилась Адель с узким ртом и усталыми глазами, отрицавшая все, пока ее хозяйка в ярости не дала ей пощечину и не принялась осыпать ее всевозможными ругательствами на французском и немецком языках.
— Значит, все бесполезно, — промолвил лорд Питер. — Как жаль, что мадемуазель Адель не может найти столь ценную для меня вещь.
Слово «ценная» заставило Адель задуматься. У мадемуазель есть еще шкатулка с драгоценностями — сейчас она ее принесет.
— C'est cela que cherche monsieur [47] ? Затем последовало внезапное появление очень богатого толстого и ревнивого мистера Корнелиуса ван Хампердинка и тактичное, ненавязчивое вознаграждение Адели у шахты лифта.
Что-то прокричал Грант, но слова развеялись и канули во мраке.
— Что?! — гаркнул Уимзи ему в ухо. Грант снова закричал, но, кроме слова «горючее», лорду Питеру ничего не удалось разобрать — так он и остался в полном неведении: добрые или дурные вести пытался сообщить ему пилот.
* * *
Мистер Мерблес был разбужен вскоре после полуночи громоподобным стуком в дверь. Обеспокоенно высунув голову из окна, он различил портье, который стоял с парящим от дождя фонарем, а за ним еще чью-то бесформенную фигуру, которую мистер Мерблес сразу не узнал.
— В чем дело? — поинтересовался адвокат.
— Вас срочно спрашивает молодая дама, сэр.
Из-за плеча портье появилась таинственная фигура, и в свете фонаря мистер Мерблес различил блеск золотистых волос, выглядывавших из-под аккуратной шляпки.
— Мистер Мерблес, пожалуйста, пойдемте. Мне звонил Бантер. У него женщина, которая приехала дать показания. Бантер не хочет оставлять ее одну — она очень напугана. Но он говорит, что это страшно важно. А Бантер ведь никогда не ошибается.
— Он не упомянул ее имени?
— Какая-то миссис Граймторп.
— Слава тебе, Господи! Секундочку, моя дражайшая мисс. Сейчас я открою.
И действительно, с непривычной для него скоростью мистер Мерблес в халате показался в дверях.
— Входите, моя дорогая. Я сейчас оденусь. Как хорошо, что вы пришли. Как я рад, как я рад! Ну и ночка! Перкинс, не окажете ли мне услугу — разбудите, пожалуйста, мистера Мерфи и попросите его, чтобы он позволил мне воспользоваться его телефоном.
Мистера Мерфи, шумного ирландского адвоката с добрым сердцем, не понадобилось будить. Он проводил время в компании друзей и был только счастлив оказаться полезным.
— Это вы, Биггз? Говорит Мерблес. Это алиби…
— Да?
— Оно само приехало.
— Боже мой! Не может быть!
— Вы можете сейчас приехать на Пикадилли, сто десять?
— Сейчас же отправляюсь.
Странная компания собралась вокруг камина у лорда Питера: бледная женщина, вздрагивающая при каждом звуке, адвокаты со строгими и проницательными лицами, мисс Мэри и, конечно же, незаменимый Бантер. Рассказ миссис Граймторп был прост. Со дня разговора с лордом Питером ее не оставляли муки совести. Она улучила минуту, когда ее муж напился в «Славе Господней», оседлала лошадь и отправилась в Стэпли.
— Я не могу молчать. Пусть лучше мой муж убьет меня — хуже уже не будет. Пусть лучше я предстану перед Господом, чем его повесят за то, чего он никогда не делал. Он был добр, а я была так несчастна, и, надеюсь, его жена не станет слишком на него сердиться, когда ей станет все известно.
— Нет-нет, — откашливаясь, промолвил мистер Мерблес. — Извините меня, мадам. Сэр Импи…
И адвокаты зашептались, отойдя к окну.
— Видите ли, она и так сожгла все корабли, явившись сюда, — заметил сэр Импи. — И сейчас мы должны решить — оправдан ли риск? В конечном счете мы ведь не знаем, каковы улики Уимзи.
— Нет, именно поэтому я и склонен предъявить эту свидетельницу, несмотря на риск, — ответил мистер Мерблес.
— Я ничего не боюсь, — решительно перебила их миссис Граймторп.
— Мы высоко ценим это, — ответил сэр Импи. — Но прежде всего мы должны учитывать степень риска для нашего клиента.
— Степень риска?! — воскликнула Мэри. — Но ведь это доказывает его невиновность!
— Можете ли вы под присягой подтвердить время, когда его светлость Денвер изволил прибыть в Граймерову Нору, миссис Граймторп? — продолжил адвокат.
— На кухонных часах было четверть первого. У нас очень точные часы на кухне.
— А покинул он вас?..
— Пять минут третьего.
— Сколько времени при быстрой ходьбе требуется, чтобы добраться до охотничьего домика?
— Ну, около часа. Там бездорожье, да еще подъем.
— Миссис Граймторп, вы не должны позволить обвинению сбить себя с толку в этих вопросах. Потому что они будут пытаться доказать, что у герцога было время убить Каткарта или до того, как он отправился к вам, или после возвращения. А согласившись с тем, что в жизни герцога было нечто такое, что он хотел сохранить в тайне, мы предоставляем обвинению недостающую улику — мотив для убийства того, кому эта тайна могла стать известной.
Наступила Гнетущая тишина.
— Позвольте мне спросить вас, мадам, — промолвил сэр Импи, — были ли у кого-нибудь подозрения на ваш счет?
— Мой муж догадывался, — хрипло ответила миссис Граймторп. — Я уверена в этом. Он всегда знал, но не мог доказать. А в ту ночь…
— В какую ночь?
— В ночь убийства — он расставил для меня ловушку. Он вернулся из Стэпли ночью, надеясь застать нас и убить. Но он слишком много выпил в Стэпли, перед тем как отправиться, и провел ночь в канаве, иначе вы расследовали бы наше с Джералдом убийство.
