— Кто там стучит? — спросила она. И остановилась посреди комнаты, прислушиваясь. — Странно, — тихо проговорила она, — я точно слышала, как кто-то ходит по моей площадке. Ну, значит, почудилось.
И она собралась было готовиться ко сну, как вдруг что-то заставило ее вздрогнуть.
— Нервы, должно быть, разошлись, — сказала она и подошла к окну, но тотчас же замерла на месте, потрясенная, дрожащая, полумертвая от страха — в окне показался какой-то человек. В руке он держал револьвер, угрожая ей, и она услышала его приказ:
— Молчать — не то башку разнесу!
Раймонда в ужасе отступила. Пригрозивший ей человек прыгнул в комнату и повторил:
— Слыхала? Только пикни — пришью на месте. — И с этими словами он нахальной походочкой, вразвалку, прошелся по комнате, а затем приблизился к девушке, сверля ее злобным взглядом и не опуская револьвер.
Раймонда, бледная как смерть, отступила и прислонилась к двери; ей казалось — она вот-вот умрет от страха, но ни за что не сможет пошевелиться, двинуться с места, хоть как-то оказать сопротивление тому, кто так неожиданно проник в ее комнату. Словно зачарованная, она не могла отвести глаз от лица негодяя, стоявшего х ней вплотную. Наконец она сделала над собой нечеловеческое усилие и произнесла почти беззвучно:
— Что вы хотите от меня? Кто вы такой?
Незнакомец ухмыльнулся:
— Кто я такой? Фонарь! Что, съела? А вот чего я хочу — сейчас узнаешь.
Но чары были нарушены: как только незнакомец ответил ей, Раймонда почувствовала, что она понемногу оживает.
— Я… я отдам вам все, что у меня есть, — прохрипела она, — только не убивайте меня, сжальтесь…
В тот же миг она резко повернулась и, надеясь застать бандита врасплох, быстрым движением открыла дверь, чтобы выпрыгнуть на лестничную площадку.
Увы! Это ей не удалось. Едва она распахнула дверь, как Фонарь откинулся назад и с издевкой крикнул:
— Подбирай черепки!
Попытка бедной Раймонды была напрасной. Не успела она переступить порог, как страшный удар кулаком в лицо чуть не свалил ее с ног, а насмешливый голос Глазка объявил:
— Один-ноль!
И так как он любил драться, Глазок снова обрушил кулак на голову несчастной девушки. Раймонда, даже не охнув, рухнула на пол; измученная страхом и болью, она потеряла сознание. Фонарь быстрым движением подхватил ее, перенес в спальню и положил на пол. Затем он стал торопить своего сообщника:
— Давай, давай, Глазок, действуй, работа слажена — обошлось без пальбы… тем лучше… тащи сюда матрац.
Глазок вышел на площадку и приволок оттуда матрац, который они принесли в дом, выдав себя за рабочих-матрасников. Он втащил матрац в спальню несчастной Раймонды и закрыл за собой дверь.
— Ну, парень, — хихикал он тихонько, — что ни говори, чистая работа. Спасибо нам скажут — классно все сварганили.
Фонарь спокойно добавил:
— Монету зазря не дадут.
Глазок не унимался:
— Все-таки подфартило нам, что окошко на площадке было открыто и ты по трубе залез к крале в окно, пока я стоял на стреме.
— Да, подфартило, это точно. А теперь заткни хайло, давай шевелись.
Странная сцена разыгралась затем в спальне несчастной продавщицы из «Пари-Галери».
Кто же такие были Фонарь и Глазок? Что им было нужно? Чего они добивались? Ограбление, видимо, не являлось их целью. Они не были «домушниками» и ничего красть не собирались. Зачем же они притащили матрац?
Бедняжка Раймонда по-прежнему лежала на полу без сознания, а Фонарь с Глазком аккуратно раскладывали на полу свой странный груз.
— Раскрывай! — приказал Фонарь. — Ты начинай с того конца, я с другого.
И они занялись престранным делом. Аккуратно распоров матрац, они вытащили половину шерсти, которой он был набит.
— А все-таки, все-таки, — приговаривал Фонарь, как бы размышляя, — ловко мы все это обмозговали.
Наконец, матрац был распорот.
— Гоп-ля! Закладывай девчонку!
Совершенно спокойно, будто занимаясь привычным делом, они схватили красавицу Раймонду — один за ноги, другой за плечи.
— Раз, два, три! — скомандовал Фонарь.
— Готово! — произнес в ответ Глазок.
Бесчувственное тело Раймонды лежало теперь внутри матраца.
Так-то оно так, — заявил Фонарь. — Только колбаска требует обвязки.
— Как положено.
— Вот и гони сюда ленты-банты.
Минуту спустя Раймонда была связана по рукам и ногам, с кляпом во рту, и даже, приди она в себя, ей не удалось бы ни крикнуть, ни пошевелиться.
— А теперь, — распорядился Фонарь, — все это дело надо как следует умять.
— Ладно, старик, умять так умять.
И они старательно запихали в матрац всю вытащенную прежде шерсть, а потом заделали распоротый шов. Никому и в голову не пришло бы, что в матрац зашито тело женщины.
Теперь, когда не оставалось никаких сомнений в том, что Раймонда полностью в их власти и спасения ей ждать неоткуда, Фонарь на радостях хлопнул себя по бокам.
— Ну, откололи номер! Как подумаю — полный кайф!
На площадке, закрывая за собой дверь, он крикнул, чтобы привратница слышала:
— Договорились, сударыня, мы доложим хозяину и вернем вам матрац через четыре дня. До свидания, сударыня, спасибо!
— Эй, парни, что везете?
— Да ничего особенного, месье, всего-навсего матрац.
— А в матраце-то ничего такого?
— Ничего такого? А что там может быть, кроме шерсти?
— Спиртное!
— Э, вон оно что, спиртное! Да я его не в матрац заливаю!
Дело происходило у въезда в городские ворота Монмартра, и Фонарь, прикидываясь этаким балагуром-работягой, отвечал на вопросы чиновника по сбору пошлины, задержавшего его тележку.
Глазок подпевал ему:
— Вот беда-то, нынче, видно, с министрами надо знаться, чтобы привезти в город дрянный матрац?
Но эти шуточки на чиновника не подействовали.
— Ладно, ладно, — сказал он. — Хватит языки чесать, сейчас разберемся, есть там что в матраце или нет, — и он взялся за свою пику.
Э, черт возьми, как же быть, если он и впрямь ткнет острием в матрац и ранит Раймонду, а на холсте выступит кровь?
Тут Фонаря осенила гениальная мысль.
— Вы что же это? — сказал он, сохраняя видимость спокойствия, хотя дрожал от страха. — Вы, никак, собрались проткнуть мой матрац этой вашей штукой?
— Вот именно, — ответил сборщик пошлины.
— И холстину мне попортите, благодарю покорно!
— Ничего не поделаешь, надо проверить.
— Я не против, да только вам достаточно кулаком ткнуть, сразу поймете, что там одна шерсть, черт подери!
Совет был дельным., чиновник согласился. В конце концов, какое ему дело? И имеет ли он право проткнуть острием матрац и попортить его?
— Ладно, ладно, — сказал он и ударил что было силы по матрацу рукоятью своей пики. — Проезжайте, — сказал он, — там все мягко, и впрямь одна только шерсть.
Но он еще не договорил, а Фонарь побледнел как полотно — матрац пошевелился. Видимо, несчастная Раймонда от сильного удара пришла в себя. Что теперь будет? К счастью, положение спас Глазок. Заметив, что чиновник курит, он сунул в рот сигарету.
— Дайте-ка огоньку, — попросил он, отвлекая тем самым внимание сборщика пошлины. И тот дал ему прикурить. В это же время Фонарь впрягся в оглобли тележки и провез ее через ворота; Глазок подталкивал сзади, попыхивая сигаретой.
— Ну, дерьмовая твоя рожа! — заявил он. — Скажу без трепа: жду не дождусь, когда будем на месте… Хорошо бы мы влипли, черт дери, если б этот тип увидел, что за окорок мы везем!
Но Фонарь уже предался обычному философскому спокойствию.
— Будет тебе, не заводись, — сказал он, — через четверть часа будем дома.
Тележка повернула на пустынный бульвар позади фортов. Куда же везли они Раймонду? Что ожидало несчастную девушку?
— Послушай, Фандор, тебя не очень затруднит убрать ноги?
— Убрать ноги? Что вы имеет в виде, Жюв?
— Ну, друг мой Фандор, не в обиду тебе будь сказано, вот уже примерно четверть часа ты что есть сил стараешься вытереть свои грязные подошвы о мою диванную подушку… Черт побери! Не скажу, что она представляет такую же ценность, но все-таки…
— Жюв, вы просто мелочны.
— Фандор, ты просто невыносим.
— Жюв, вы брюзга…
— Фандор, ты лентяй…
— Вот это правда!
Фандор произнес это с такой убежденностью, что Жюв не выдержал и улыбнулся.
— По крайней мере, — сказал он, — ты не лицемер, ты признаешь, что тебе чертовски скучно, это уже кое-что, но далеко не все… Ты, значит, здорово заскучал, черт возьми, с тех пор как вернулся в Париж.
Жюв говорил это все с добродушной улыбкой и тщетно старался сделать вид, что осуждает Фандора.
Было совершенно ясно, что на самом деле полицейский и не думает попрекать своего закадычного друга, почти что сына, Жерома Фандора.
