Они беседовали после завтрака в маленькой гостиной или рабочем кабинете, любимой комнате Жюва, где полицейский обычно проводил время, как только ему удавалось вернуться в свою квартиру на улице Бонопарт.
Каким образом смогли Жюв и Фандор приехать в Париж? Каким чудом спаслись они после невероятных приключений в Натале, когда им казалось, что они вот-вот схватят Фантомаса, раскроют все его тайны, арестуют его дочь, а вместо этого сами оказались в руках этого бандита, под угрозой неминуемой смерти?
Вот что произошло:
По счастливой случайности Жюв и Фандор оказались вдвоем на паровозе, который с бешеной скоростью мчал их навстречу страшной участи, и сумели, применив всю свою сноровку, отцепить тендер от паровоза.
И вот поезд, состоявший из тендера и пустого арестантского вагона, пробежал еще какое-то время по инерции и остановился.
Они оказались в безлюдной местности, без помощи, в одиночестве, во власти всевозможных опасностей, подстерегающих тех, кто, подобно им, затерялся в необъятных просторах вельда.
По счастью, Жюв и Фандор были слишком волевыми людьми, чтобы пасть духом. Прогнав опасения и тревогу, они напрягли последние силы и вместо того, чтобы прийти в отчаяние и опустить руки, заставили себя разработать точный план спасения; всего несколько часов тому назад Фантомас обрек их на страшную смерть — и вот они уже были вновь готовы к борьбе, к охоте на этого беспощадного бандита, на этого чудовищного преступника, неуловимого, гениального убийцу, Фантомаса!
— Жюв! — воскликнул тогда Фандор, — Фантомас опять одержал победу, но мы отыграемся!
— Да, Фандор, мы отыграемся!
Такие восклицания, такие слова надежды и воли к борьбе вырвались у обоих храбрецов еще до того, как они стали размышлять, каким способом выйти из труднейшего положения, на которое обрек их гениальный преступник Фантомас! Прошло совсем немного времени и Жюв, благодаря своему точному, быстрому, практичному уму, уже разработал план действий. Он по-отечески положил руку на плечо Фандора, который тоже был погружен в свои мысли, лежа в густой траве под железнодорожной насыпью, и сказал:
— Слушай, Фандор, я знаю, что тебя сейчас тревожит. Это участь Тедди, я хочу сказать — Элен. Неужели ты любишь эту девушку? Это было бы ужасно, это грозило бы тебе страшной бедой; и все же — она тебе мила? Ладно! Не сомневаюсь, тебе, прежде всего, хочется знать, что с ней сталось. Что ж, в этом есть своя логика… Вставай, Фандор! Выясним, как обстоят дела!
Преодолевая бесчисленные трудности, Жюв и журналист добрались до ближайшей железнодорожной станции. Там им сообщили удивительную новость — какой-то локомотив сошел с рельсов на повороте, но никто не пострадал; по крайней мере, железнодорожники утверждали, что на месте катастрофы не обнаружено человеческих останков.
Какой же напрашивался вывод? Черт возьми, все было ясно: Тедди, иначе говоря, Элен каким-то чудом оказалась невредимой и спаслась из страшной западни, в которую попала.
Перестав тревожиться об участи девушки, о которой они больше ничего не смогли узнать, Жюв и Фандор, оба без гроша в кармане, посовещались о том, что делать дальше, и Жюв, как всего, принял решение:
— Наталь опасен для нас, — сказал он. — Тебя здесь считают преступником, и тебе грозит смертный приговор; что касается меня, друг мой Фандор, мне в равной степени вредно будет предстать перед властями… Ну, слушай же, Фандор: вот уже десять лет как мы не жалеем усилий и рискуем жизнью, ведя борьбу с этим негодяем. Сто раз, должно быть, мы были близки к победе, и сто раз он ускользал от нас, но все же, слушай, слушай меня внимательно, Фандор: клянусь душой, сейчас Фантомас оказался ближе к поражению, чем когда-либо, сейчас он доступен для нашей справедливой мести… Итак…
Жюв остановился, и Фандор поспешно задал вопрос:
— Черт возьми, что вы хотите сказать?
— А вот что: до сих пор Фантомас был существом загадочным, неизвестным для нам; теперь же мы знаем, кого он любит, ради кого совершает эти набеги и преступления, ради кого он живет. Фандор, в сердце каждого человека есть какая-то уязвимая точка, любовь, страсть! До сих пор Фантомаса ничто не останавливало; до сих пор мы не знали, каким способом, какой хитростью парализовать его волю; все очень просто — нам не было известно, как с ним следует бороться… а теперь, поверь, мы вооружены куда лучше… Фантомас почти что равнодушен к своей любовнице, леди Бельтам, которая его боготворит, поэтому через эту женщину мы уже ничего не добьемся; зато мы теперь знаем, что у него есть дочь, Тедди, Элен, что он ее обожает и мечтает увидеть счастливой и богатой; нет сомнений, Фандор, чем сильней его любовь к ней, тем он сам становится слабее, поэтому теперь он в нашей власти.
И тут Жюв раскрыл Фандору составленный им план действий.
Надо было как можно скорей вернуться во Францию и ждать.
У Жюва все еще хранились бумаги, вынутые из таинственного черепа. Некоторые из них удалось перевести, другие остались непонятными. Эти бумаги и были той приманкой, которая заставит Фантомаса вернуться в Париж, чтобы завладеть ими, и тем самым подставить себя под удар Жюва и Фандора.
— Вернемся в Париж, — сказал Жюв, — притворимся, что убегаем от него и, будь уверен, Фантомас пустится за нами в погоню, и этот бой кончится нашей победой!
Фандор согласился.
Ценой бесчисленных трудностей, проявив сверхчеловеческую энергию, Жюв и Фандор добрались до побережья и тайком переправились в Англию, а оттуда в Париж. И вот уже прошло шесть месяцев, шесть долгих месяцев со дня их возвращения. Но если Жюв, как всегда флегматичный и спокойный, отлично мирился с жизнью в Париже, то Фандор, к сожалению, с каждым днем все более поддавался растущему волнению. Как отмечал король сыщиков, бедняга журналист просто не находил себе места. Он пребывал в постоянном раздражении, все время на что-то ворчал.
Жюв вернулся на работу в Сюртэ, не слишком распространяясь о том, как провел отпуск; что касается Фандора, он пока еще не работал в своей газете «Ла Капитель», но это уже было вопросом нескольких дней — журналист как раз и пришел к Жюву затем, чтобы объявить ему за завтраком, что он уже договорился с г-ном Дюпоном о своем возвращении туда в качестве главного редактора.
Жюв поздравил его с удачей, но Фандор час от часу становился все мрачней. Вот Жюв и выразил свое недовольство его поведением и, честно говоря, был совершенно прав. Действительно, Фандор разлегся во всю длину на большом диване в глубине гостиной и небрежно уперся ногами в спинку, не обращая внимания на то, что пачкает подушку грязными подошвами.
Фандор был молчалив и мрачен. Жюв тоже замолчал и сперва рассматривал его исподтишка, а потом попытался вернуть его к действительности.
— Ну что, малыш, что с тобой такое? Ты сегодня в убийственном настроении.
— У меня нет поводов для веселья, Жюв.
— А в чем дело? Скажи, пожалуйста.
— Я бы хотел что-нибудь услышать о Фантомасе.
— Ах, Фантомас!
Жюв и Фандор виделись каждый день, но имя страшного убийцы всегда заставляло их вздрогнуть.
Фантомас!
Что сталось с тем, кто так искусно умел наводить ужас?
Как случилось, что о нем ничего не слышно, как случилось, что не удается выйти на его след? Напрасно они уехали из Наталя.
Но в ответ на упреки журналиста Жюв только пожимал плечами: потерпи, Фандор, потерпи…
Казалось, его-то ничего не тревожит.
— Фандор, дружище, — сказал Жюв, — ты опять слишком торопишься. Еще шести месяцев не прошло, как мы потеряли след этого бандита, нечего отчаиваться, черт побери! Поверь слову Жюва — я обещал тебе, что мы отыграемся, и так оно и будет.
И, может быть, с целью отвлечь и занять чем-то другим мысли Фандора, Жюв добавил:
— Кстати, помнишь, Фандор, когда-то ты упрекал меня, что я просто помешался на Фантомасе? Так вот, мне кажется, что ты страдаешь тем же. Черт возьми, у полиции есть еще немало других дел. Знаешь, о каком странном происшествии я узнал сегодня утром и префектуре?
— Странное происшествие? Что именно, Жюв?
— Вот слушай, малыш, и посуди сам; представь себе…
Тут он остановился.
— Прежде всего, — сказал он совершенно спокойно, — я закурю сигару: один раз не в счет. Хочешь тоже? Или предпочитаешь сигареты?
Жюв два-три раза затянулся превосходной гаванской сигарой и затем продолжал:
— Так вот, представь себе, в Париже, в самом центре Парижа, творится что-то необычное, очень серьезное, абсолютно непонятное… и добавлю — весьма тревожное…
— Не тяните, Жюв! О чем речь?
— О привидении.
— Привидение? Вы шутите, Жюв?
— И не думаю. Вот как обстоит дело: в течение всей последней недели приходят сообщения — и могу уточнить от кого: от речников, — причем от всех речников, — от смотрителей шлюзов у моста Нотр-Дам, от парижских лодочников и даже от некоторых прохожих — все они рассказывают о невероятном явлении, повторяю, невероятном, которое имеет место чуть ли ни каждый вечер на Сене, под водой или на воде, в точности неизвестно, между Бийанкуром и Шарантоном.
