— Да, это вполне могла быть пачка писем, потому что пакет показался мне мягким. Когда Мэрдок его держал, вот так, — Марсель показал, как слуга держал пакет, — то от нажима он немного прогнулся вовнутрь. Этого бы не произошло, если бы под оберткой было что-нибудь твердое, например, коробочка или шкатулка.
— Замечательно! Ты становишься очень наблюдательным, Марсель.
— Благодарю вас, Ваша Светлость, — скромно ответил Марсель. (К чести этого славного малого следует заметить, что он никогда не спорил со своим хозяином, особенно если речь шла о высокой оценке его многочисленных талантов).
— Что еще ты заметил?
— Кажется, больше ничего.
— Пакет был надписан?
— Да. На нем было что-то написано. Всего одна строчка. Но прочесть было невозможно. Для этого было слишком темно.
— Вы о чем-нибудь говорили?
— Я спросил его, как идут приготовления к свадьбе, и он затараторил, как сорока. Обычно из него и двух слов не вытянешь. Видно, боялся, что я спрошу его про пакет, и был рад переменить тему. Рассказал, как взволнован его хозяин, и даже вставил несколько комментариев от себя лично.
— Не помнишь, что именно он сказал?
— Всего не помню, но помню, он сказал, что если так бояться женитьбы, то лучше вообще не жениться.
— Резонное замечание.
— Сам-то он не женат.
— Я так и подумал.
— Ваша Светлость считает, что маркиз Камамбер мог совершить самоубийство? Я слышал, представительницы слабого пола так поступают, когда их насильно выдают замуж. С мужчинами ведь такое тоже может случиться?
— Пожалуй, что так, но не думаю, что маркиза кто-то неволил, ведь он женился на деньгах. Ты вот лучше скажи мне, чем именно отравили маркиза? В посылке действительно был сыр?
— Да. Камамбер.
— Хм! Сыр из родового поместья маркиза. Очень символично, ты не находишь?
— Теперь, когда вы об этом сказали, мне тоже это кажется символичным, — согласился Марсель, хотя не очень хорошо понимал, что именно имел ввиду граф.
— Ну, а теперь спать. На сегодня все. Если тебе еще что-то придет в голову, попридержи это до завтра. Я действительно очень устал.
С этими словами граф направился в свою спальню.
На следующий день граф решил нанести визит г-ну Бобарду, которому недавно оказал неоценимую услугу и с чьей помощью надеялся узнать о судьбе таинственного пакета.
Завидев входящего в кабинет графа, Бобард засуетился.
— Ах, граф! Какая честь! Пожалуйста, присаживайтесь! Я и не знал, что вы уже вернулись, иначе уже заглянул бы к вам, чтобы выразить вам свою признательность. Уж как мы вам благодарны! Сестра целыми днями только о вас и говорит.
— Как она?
— Понемногу приходит в себя. Но, очевидно, должно пройти какое-то время, пока она окончательно оправится от потрясения. Все-таки не каждый день тебя обвиняют в совершении преступления.
С минуту они помолчали.
— А вы знаете, — возобновил разговор граф, — я ведь к вам по делу.
— Счастлив буду вам услужить. Только скажите, что от меня требуется.
— Третьего дня в редакцию вашей газеты был доставлен небольшой пакет. Так вот этот пакет интересует меня в связи с одним делом.
— Кажется, я знаю, о каком пакете вы говорите.
— Это значительно упрощает дело. Могу я на него взглянуть?
— Я и сам не прочь бы это сделать.
— Что вы хотите этим сказать?
— Дело в том, что пакет исчез. Я даже не успел посмотреть, что в нем.
— Любопытно. И вы не знаете того парня, который доставил пакет?
— Никогда его прежде не видел. Полагаю, он выполнял чье-то поручение.
— Он не сказал, чье?
— Нет. Сказал лишь, что ему велено вручить пакет г-ну Бобарду, и тут же ушел. Я даже не успел его ничего спросить.
— Насколько мне известно, на пакете была какая-то надпись.
— Да. Там было написано: «Прочтите. Вам это будет любопытно». Или что-то в этом роде, точно не помню.
— Но вы не прочли.
— Не успел. Меня вызвал главный редактор, и я тотчас направился к нему.
— Оставив пакет на столе?
— Нет, не думаю. Уходя, я обычно убираю бумаги в стол. Так, на всякий случай. Чтобы не попались на глаза случайному посетителю. В редакции всегда очень много посторонних. Скорее всего, я машинально положил пакет в один из выдвижных ящиков. Больше я его не видел. После разговора с редактором я направился прямиком домой, совершенно забыв про пакет. Видите ли, мы получаем по нескольку анонимных посланий в день. Как правило, в них нет ничего интересного. На следующее утро я вспомнил о пакете, но его уже не было.
— Это вас не удивило?
— Разумеется, удивило. Поэтому, как только вы спросили о пакете, я тут же понял, какой пакет вы имеете в виду. Иначе я мог бы сразу и не сообразить.
— Скажите, а вы обычно запираете ящики письменного стола?
— Нет.
— А кабинет?
— Кабинет тоже обычно не запирается. Им часто пользуются сотрудники, работающие в ночную смену.
— Значит, пакет мог забрать кто угодно?
— Теоретически, да. Впрочем, и практически тоже. Ведь двери редакции открыты двадцать четыре часа в сутки. Если кто-то охотился за этим пакетом, то он мог просто зайти и забрать его.
— Что ж, благодарю вас, г-н Бобард.
— Надеюсь, я хоть чем-то смог вам помочь.
— Да, вы мне очень помогли.
— Интересное дело? — полюбопытствовал журналист, скорее всего просто в силу профессиональной привычки.
— Пока не знаю, но, кажется, обещает быть интересным, — уклончиво ответил граф.
Они обменялись еще несколькими ничего не значащими фразами, и граф ушел.
Через два дня состоялась еще одна церемония, основным виновником которой был маркиз Камамбер. Только, в отличие от предыдущей, она с самого начала должна была проходить без активного участия самого маркиза. Да простит мне читатель, если мои речи покажутся ему кощунственными, но я говорю о похоронах.
Маркиза похоронили в фамильном склепе на кладбище Симетьер де Сури.
Граф Де Грюйер счел своим долгом присоединиться к пышной процессии, провожавшей маркиза к месту его последнего упокоения, и выразить свое соболезнование сестре маркиза виконтессе Тильзитер.
По заведенному обычаю, после похорон должны были состояться поминки. В другой раз граф, скорее всего, сразу бы направился домой, но в тот день он поступил против обыкновения, и на то у него были свои причины. Когда похоронная процессия отправилась в обратный путь, к дому маркиза Камамбера, граф велел вознице следовать за другими экипажами.
Поднявшись по широкой лестнице в банкетный зал, где были накрыты столы, граф остановился в нерешительности: ни одного знакомого лица.
— Вы ли это, граф? — раздался приятный голосок за его спиной.
Граф обернулся. Перед ним стояла очаровательная герцогиня Пети Свисс, лучшая подруга и молочная сестра королевы.
— О, рад вас видеть, блистательная герцогиня, — сказал граф и галантно склонился над милостиво протянутой душистой лапкой. — Вы, как всегда, прекрасны.
Герцогиня кокетливо сощурила глазки.
— Когда это говорите вы, граф, этому хочется верить.
— Чем же я заслужил такое доверие?
— Тем, что всегда говорите правду.
— Ну, положим, не всегда, это бы слишком осложняло мою и без того нелегкую жизнь, но в данном случае я был абсолютно искренен.
Подготовив таким образом почву для дальнейшего разговора, граф задал вопрос, ради которого изменил своей привычке как можно реже появляться на светских раутах.
— Что вы думаете о случившемся, герцогиня?
— О, я безмерно опечалена смертью маркиза. Мы с ним были очень близки.
— Вот как! А мне казалось, что вы его недолюбливали, — закинул удочку граф, который на самом деле и понятия не имел о том, в каких отношениях герцогиня была с покойным маркизом.
— Ну что вы, граф! Только не я. Я находила его необыкновенно интересным. Он был так красив и так восхитительно порочен, что я просто не могла устоять. Влюбилась в него, как девчонка. Да, да, не смейтесь. У нас с ним даже наметился роман, но, к сожалению, оборвался в самом начале.
— Я и не думал над вами смеяться. Просто размышлял, почему это женщины предпочитают мужчин, наделенных всеми известными пороками? Чем им не нравятся такие добродетельные мыши, как ваш покорный слуга?
— Вот и королеве мой выбор не понравился, — серьезно ответила герцогиня, пропуская мимо ушей вопрос графа.
— Она вам об этом сказала?
— Нет, конечно. Для этого она слишком хорошо воспитана. Но однажды я имела неосторожность показать ей одно из писем маркиза, довольно пылкое, надо сказать, и королева не смогла скрыть своего недовольства. Даже пятнами пошла, так была возмущена. Вы же знаете, какая она у нас праведница.
