— Вот ваш человек, Макдоналд! — произнес он, задыхаясь. — Вы можете арестовать его за убийство полковника Уорбуртона и за покушение на жизнь его жены.
Макдоналд откинул капюшон нашего противника. Я молча уставился на него, и тут с моих губ сорвался возглас изумления. В первую минуту я не узнал в этих искаженных злобой чертах красивое загорелое лицо капитана Джека Лэшера.
В окно уже пробивались первые рассветные лучи, когда мы с моим другом вновь оказались на Бейкер-стрит. Я приготовил два крепких бренди с содовой и передал стакан Холмсу. Он откинулся в кресле, и в свете газового рожка у камина лицо его с четкими орлиными чертами выглядело совершенно спокойным. Я с удовольствием отметил, что он чуть порозовел.
— Я должен извиниться перед вами, Уотсон, — сказал он. — Капитан Джек — опасный человек. Как ваш укус?
— Болит немного, — признался я, — но ничего такого, что нельзя было бы вылечить с помощью йода и бинта. Я гораздо больше обеспокоен вашим плечом, мой дорогой друг, потому что он нанес вам очень сильный удар кочергой. Вы должны позволить мне осмотреть вас.
— После, Уотсон, после. Уверяю вас, там всего лишь синяк, — нетерпеливо ответил он. — Теперь я могу признаться: вчера ночью был момент, когда я весьма усомнился, что он попадется в ловушку.
— В ловушку?
— В ловушку с приманкой, Уотсон. И если бы он не проглотил этот лакомый кусочек, нам было бы непросто вывести капитана Лэшера на чистую воду. Я сыграл на том, что иногда у убийцы страх оказывается сильнее холодного расчета. Так оно и оказалось.
— Честно говоря, я до сих пор не понимаю, как вам удалось распутать это дело.
Холмс откинулся в кресле и соединил кончики пальцев.
— Мой дорогой друг, само по себе это дело не было чересчур уж сложным. Улики были достаточно очевидными, но деликатность проблемы заключалась в том, чтобы заставить убийцу подтвердить их каким-нибудь неосторожным поступком. Косвенные улики — это проклятие для того, кто умеет рассуждать.
— Но я не заметил никаких улик.
— Вы все заметили, но не сумели сделать соответствующих выводов. В рассказе мисс Марри упоминалось, что хотя дверь в музейную комнату и была заперта, однако шторы на окнах были раздвинуты. Заметьте — были раздвинуты шторы в комнате на первом этаже, выходящей на оживленную улицу. Это само по себе достаточно необычно. Если вы помните, я прервал мисс Марри, чтобы расспросить ее о привычках полковника Уорбуртона.
Это обстоятельство заставляло предположить, что полковник Уорбуртон, должно быть, ждал посетителя, при этом характер визита был таков, что либо он сам, либо его посетитель предпочитали, чтобы гость вошел в дом через французское окно, а не в дверь. Старый вояка недавно женился на молодой и красивой женщине, и потому я отверг мысль о заурядном любовном свидании.
Если эти мои рассуждения были верны, то предполагаемая встреча могла не понравиться кому-то из домочадцев полковника, отсюда очевидное стремление впустить посетителя через окно.
— Но окна были заперты, — возразил я.
— Естественно. Мисс Марри утверждала, что миссис Уорбуртон последовала за своим мужем в музейную комнату сразу же после ужина и что, очевидно, они поссорились. Мне пришло в голову, что если полковник ждал посетителя, то в этом случае он безусловно должен был оставить шторы открытыми, чтобы тот сразу увидел, что полковник не один. Сначала, безусловно, это были только предположения, но они вполне могли соответствовать фактам.
— А кто был этот загадочный посетитель?
— Опять предположения, Уотсон. Мы знаем, что миссис Уорбуртон с предубеждением относилась к племяннику полковника, капитану Лэшеру. Я описываю вам ситуацию, какой она представлялась мне в самом начале, в то время как мисс Марри излагала первую половину своей истории. Но я бы не смог пойти дальше этих предположений, если бы вторая часть рассказа не содержала того единственного факта, который превратил легкое подозрение в абсолютную уверенность, что перед нами хладнокровное и хорошо рассчитанное убийство.
— Должен признаться, что я не могу припомнить…
— Однако вы сами подтвердили его, когда употребили слово «невыносимо».
— Господи, Холмс, — осенило меня, — так, значит, замечание мисс Марри относительно запаха сигары полковника…
— …в комнате, в которой только что дважды выстрелили. Она должна была пропахнуть порохом. Тогда я понял, что в музейной комнате никто не стрелял.
— Но все в доме слышали выстрелы.
— Стреляли снаружи сквозь закрытое окно. Убийца — прекрасный стрелок, так что можно предположить, что он военный. Здесь уже было над чем поразмыслить, и позже, Уотсон, именно вы подтвердили мои подозрения, когда я, закурив сигару полковника, дождался вашего прихода, а затем дважды выстрелил из такого же пистолета, как тот, из которого был убит полковник Уорбуртон.
— Но должны же были остаться следы пороха.
— Не обязательно. Револьверный патрон — достаточно коварная штука, и отсутствие следов ничего не доказывает. Для нас гораздо важнее запах сигары. Однако я должен добавить, что, хотя ваше подтверждение и было безусловно полезным, мой визит в дом уже разъяснил мне все окончательно.
— Но вас тоже поразил вид слуги-индийца, — возразил я, слегка уязвленный его самодовольством.
— Вовсе нет, Уотсон. Меня поразило разбитое окно, через которое он удалился.
— Но мисс Марри рассказала нам, что капитан Лэшер разбил окно, чтобы попасть в комнату.
— Весь ужас заключается в том, что любая женщина обязательно упускает в своем рассказе именно ту важную деталь, которая внимательному наблюдателю необходима, как кирпичи и раствор строителю. Если вы помните, она утверждала, что капитан Лэшер выбежал из дома, заглянул в окно, а затем, схватив в садике камень, разбил окно и вошел внутрь.
— Именно так.
— Причиной моего изумления, когда я увидел индийца, было то, что он удалился в проем окна, которое было дальше от двери, в то время как ближайшее к двери окно осталось целым. Когда мы подошли к дому, я обнаружил углубление от камня непосредственно перед первым окном, там, где Лэшер его подобрал. Зачем бы он побежал ко второму окну и разбил его, если бы у этого стекла не было какой-то своей истории? Вот я и намекнул Макдоналду про устрицу и ближайшую вилочку. И наконец, я подвел окончательную черту под всей историей, когда понюхал коробку с сигарами. Это были голландские сигары — из всех сигар они обладают наименее сильным запахом.
— Теперь мне все совершенно ясно, — сказал я. — Но разве, рассказав всем в доме о том, что вы собираетесь сложить осколки стекла, вы не рисковали той единственной уликой, на которой основывалось все ваше расследование?
Холмс потянулся за персидской туфелькой и начал набивать трубку черным табаком.
— Мой дорогой Уотсон, совершенно очевидно, что я не смог бы сложить все эти осколки таким образом, чтобы доказать наличие двух крошечных пулевых отверстий. Нет, это был чистый блеф, мой дорогой друг, ход конем, так сказать. Тот, кто предпримет попытку еще больше раздробить осколки окна, и есть убийца полковника Уорбуртона. Остальное вам известно. Он явился, вооруженный кочергой, а дверь открыл дубликатом ключа, который мы обнаружили в кармане его плаща. Больше мне добавить нечего.
— Но мотив, Холмс?
— За этим не нужно далеко ходить, Уотсон. Нам известно, что до женитьбы полковника Лэшер был его единственным родственником и, вполне понятно, наследником. Судя по высказываниям мисс Марри, миссис Уорбуртон не одобряла распущенного образа жизни молодого человека. Очевидно, что влияние жены представляло реальную угрозу интересам капитана Лэшера.
Той самой ночью он открыто пришел в дом и, поговорив с мисс Марри и майором Эрншоу, вышел якобы для того, чтобы выпить портвейна в столовой. Однако на самом деле он прошел через выходящее в садик окно столовой, подошел к окну в музейную комнату и сквозь стекло выстрелил в полковника и его жену. Потребовалось не более нескольких секунд, чтобы вернуться тем же путем, взять с полки стакан с портвейном и поспешить в холл. Он все очень хорошо рассчитал, так как вы помните, что он появился буквально через секунду после других обитателей дома. Для того чтобы создать полное впечатление, что полковник Уорбуртон сошел с ума, требовалось лишь, разбив окно, уничтожить отверстия от пуль и, войдя внутрь, положить револьвер возле руки жертвы.
— А если бы миссис Уорбуртон там не оказалось и его встреча с дядей состоялась, что тогда?
— Ах, Уотсон, тогда мы можем только гадать! Но тот факт, что он явился с оружием, заставляет предполагать самое худшее. Я не сомневаюсь, что, когда он предстанет перед судом, выяснится, что ему необходимы были деньги, а мы имеем самые веские основания считать, что этот молодой человек ни перед чем бы не отступил, чтобы уничтожить любое препятствие на пути удовлетворения собственных нужд. Ну что ж, мой дорогой друг, вам пора идти. Передайте, пожалуйста, мои извинения вашей жене за то, что я, может быть, слегка нарушил спокойное течение вашей семейной жизни.
