— Лучшего подарка ты не получишь, это точно, — заявил он. — А сейчас я доставлю, себе удовольствие посмеяться над всеми другими дарами. — Он принялся порхать от подарка к подарку, отпуская о каждом насмешливое замечание.
Уорэндер, человек малоразговорчивый и, по общему мнению, беззаветно обожавший мисс Беллами уже много лет, обратился к Ричарду, который относился к нему с симпатией.
— Репетиции начались? — спросил он. — Мэри говорила, что она в восторге от своей новой роли.
— Нет еще. Неразбериха, как и раньше, — ответил Ричард.
Уорэндер бросил на него быстрый взгляд:
— Рановато еще почивать на лаврах, так? — неожиданно заметил он. — Оставь это старичью, а? — У него была привычка как бы переспрашивать в конце фразы.
— Я здесь между делом решил искусить судьбу и испытать себя в серьезных вещах.
— Правда? Молодец! Я всегда считал, что рисковать стоит.
— Как приятно слышать такие слова, — воскликнул Ричард.
Уорэндер взглянул на кончики своих ботинок.
— Не годится только, — сказал он, — поддаваться на уговоры. Впрочем, я ничего в этом не смыслю.
«Именно то, что я и хотел услышать», — подумал с благодарностью Ричард, но не успел произнести это вслух, потому что вошла Старая Нинн.
Настоящее имя Старой Нинн было мисс Этель Пламтри, однако всеобщее к ней уважение позволило ей удостоиться титула миссис. Она была старой нянькой Мэри Беллами, а когда Ричард был усыновлен Мэри и Чарльзом, стала и его нянькой. Каждый год, с тех пор как она удалилась на отдых, Нинн на две недели прибывала погостить у своей прежней подопечной. Это была маленькая краснолицая и просто фантастически упрямая старушонка. Считалось, что ей восемьдесят один год. Такие няньки обычно воспринимаются больше как типичные театральные персонажи, чем полноправные живые люди. Поэтому Старая Нинн была действующим лицом множества комических историй, которые рассказывала мисс Беллами. Ричард часто гадал, соответствует ли живая нянька созданной о ней легенде. В старости у нее появилась склонность к портвейну, и под его парами она скандалила со слугами и вела постоянную подпольную войну с Флоренс, с которой, несмотря на это, пребывала в теснейшей дружбе. Их объединяла, говаривала мисс Беллами, преданность к ней самой.
В накинутой на плечи светло-вишневой шали и цветастом платье (она обожала яркие расцветки), опустив уголки рта, Старая Нинн медленно пересекла комнату и положила на туалетный стол завернутый в папиросную бумагу пакет.
— С днем рождения, мэм, — поздравила она. Для столь тщедушного существа у нее был пугающе низкий голос.
В комнате сразу началась суета. Берти Сарасен, называя ее няней Пламтри, попробовал завязать с ней шутливую беседу. Не удостоив его вниманием, Нинн обращалась только к Ричарду.
— Что-то в последнее время ты редко к нам заглядываешь, — упрекнула она и наградила его мрачным взглядом, что свидетельствовало о ее нежных чувствах.
— Я был очень занят, Нинн.
— Говорят, все сочиняешь свои пьесы?
— Да.
— У тебя и ребенком были всякие фантазии. По всему видно, так и не перерос это.
Мисс Беллами тем временем развернула пакет и вытащила оттуда вязаную ночную кофту строгого фасона. Старая Нинн оборвала ее шумное выражение признательности.
— В четыре нитки, — сказала она. — Когда стареешь, нужно тепло одеваться, и чем раньше вы это поймете, тем лучше вы себя будете чувствовать. Доброе утро, сэр, — добавила Нинн, встретившись взглядом с Уорэндером. — Надеюсь, вы поддержите меня в этом. Ну что ж, не буду вам мешать.
Нисколько не теряя самообладания, она медленно вышла из комнаты, оставив позади себя полное молчание.
— Невероятная особа, — слегка повизгивая, засмеялся Берти. — Мэри, дорогая, я просто сгораю от желания все разукрасить. Когда же мы наконец засучим рукава и примемся за разработку наших планов и прожектов?
— Если ты готов, дорогой, то немедленно. Дикки, сокровище мое, может, вы с Морисом займетесь чем-нибудь без нас? Мы позовем, если понадобится ваша помощь. Пошли, Берти.
Она взяла Берти под руку.
— О, благоухание, — воскликнул он, с упоением втягивая носом воздух, — как у всех, право слово, всех жен и наложниц царя Соломона. Да еще весной. En avant![1]
Оба направились вниз. Уорэндер и Ричард остались вдвоем в комнате Мэри, где ее незримое присутствие ощущалось так же сильно, как и аромат ее духов.
Уже давным-давно было заведено, что в день рождения мисс Беллами они с Берти украшали к вечернему приему дом. На первом этаже налево находилась гостиная. Это была продолговатая большая комната, обставленная в георгианском стиле, одна дверь из которой выходила в холл, а другая, раздвижная, в столовую. В столовой тоже были две двери, одна в холл, а другая в оранжерею — гордость мисс Беллами. За оранжереей был устроен небольшой английский сад. Когда все двери открывали, создавалась удивительная перспектива. Берти, сам работавший над интерьером этих комнат, использовал для их украшения все богатство французской парчи. Проемы над дверями и панели стен он расписал расплывчатыми пышными розами и раздобыл где-то действительно уникальные светильники. В этом году он намеревался украсить комнаты букетами и гирляндами из белых и желтых цветов. Одолжив у дворецкого Грейсфилда фартук, он решительно и с большим искусством принялся за дело. Мисс Беллами повязала себе модный, весь в оборках передничек, надела специальные перчатки и беззаботно расхаживала по своей оранжерее, обрывая увядшие цветы и переставляя по-другому горшки с растениями. Она обожала возиться в саду. Занимаясь каждый своим делом, они с Берти громко переговаривались, обмениваясь профессиональными новостями, то и дело переходя на малопонятный непосвященному театральный жаргон. Это также являлось частью ритуала и доставляло обоим огромное удовольствие. Тем временем из-под искусных пальцев Берти выходили букеты и золотисто-белые гирлянды цветов для стола. Это была именно та атмосфера, в которой мисс Беллами чувствовала себя как нельзя лучше.
Проработав минут тридцать, Берти удалился в кладовую за очередной порцией цветов, а Грейсфилд объявил о приходе мисс Кэйт Кавендиш, известной среди друзей под именем Рози.
Рози была моложе своей знаменитой приятельницы и не так известна. Она всегда играла вторые роли во многих, имеющих огромный успех, постановках мисс Беллами, а их дружеские отношения (нельзя сказать, чтобы к удовольствию Рози) скорее напоминали профессиональные. У нее было забавное лицо, одевалась она с изысканной простотой, была искренна и прямодушна. Словом, обаятельная женщина.
— Я так взволнована, — начала она, — и немного навеселе. Сейчас все расскажу, но сначала сорок тысяч поздравлений и пожеланий всего наилучшего, а главное — никогда не потолстеть. Вот мой подарок.
Это был флакон духов «Великолепие» известной фирмы.
— Можно сказать, контрабанда из Парижа, — трещала Рози. — Здесь еще не появлялись. Говорят, капнешь чуть-чуть за ушами, а эффект такой, что спутники сойдут с орбит.
Мисс Беллами непременно захотела открыть духи. Дотронувшись пробкой до запястья и понюхав, она произнесла торжественно:
— Рози, это невыразимо! Я могу просто зарыдать. Честное слово!
— Недурны, да?
— Флори выльет их в мой пульверизатор. Немедленно. Пока за них не ухватился Берти. Ведь ты знаешь его.
— А что, Берти здесь? — быстро спросила Рози.
— Он в кладовой с цветами.
— Ой!
— А что? Вы поссорились?
— Напротив, — ответила Рози. — Только мне велели держать язык за зубами, и в этом замешан Берти. Но боюсь, я действительно под мухой.
— Ты? Я думала, ты никогда капли в рот не берешь по утрам.
— Правильно. Но сегодня, Мэри, особый случай. Я угостилась в Правлении. Всего две маленькие рюмочки, но на пустой желудок.
— В Правлении? — резко переспросила мисс Беллами.
— Я тебя огорошила? Да?
— Берти был там?
Расхохотавшись, Рози сказала:
— Я просто лопну, если не расскажу кому-нибудь. Так что лучше я тебе все выложу. Берти придется это проглотить. Господь с ним. Почему это я не могу сказать вслух, как я благодарна?
Мгновение мисс Беллами пристально смотрела на приятельницу, а потом спросила:
— Благодарна?
— Ладно, я понимаю, что говорю совершенно бессвязно. Так вот. Дорогая, я буду играть заглавную роль в новой пьесе Бонго Дилона. В «Единороге». Премьера в сентябре. Обещай никому не говорить, но это чистейшая правда. Уже есть договоренность и осталось подписать контракт. Мэри, это моя первая главная роль. Господи, как я счастлива!
Ненавистный, но слишком знакомый толчок в груди предупредил Мэри, что новость ее огорчила. В то же время она понимала, что так или иначе должна продемонстрировать свое одобрение, выразить ответные теплые чувства, должна затоптать в себе это нечто ужасное, грозное, гадкое, это тошнотворное ощущение, которое вызвало в ней сообщение Рози.
