Грабянский не слушал его.
Все еще стоя на коленях, он распрямился, крепко обхватил левой рукой запястье правой, которую сжал в кулан.
— Какого черта?.. — начал Грайс. Он полагал, что является свидетелем какой-то примитивной польской молитвы.
Грабянский ударил кулаком в середину груди Хьюго со всей силой, на которую был способен, нацелив удар на два дюйма левее грудины.
— Господи! — крикнул Грайс. — Я не имел в виду убивать его!
От силы удара тело Хьюго подскочило вверх, из его легких толчком вышел воздух. Но, когда Грабянский проверил пульс, его все еще не было. Он передвинулся ближе к его голове, плотно зажал нос и приблизил губы ко рту Хьюго.
— Я бросаю это дело, — заявил Грайс, обращаясь скорее к себе, чем к партнеру. В любом случае тот, который лежал на спине, ничего не слышал.
— Нажимай на его грудь, — повернулся к нему Грабянский.
— Что?
— Нажимай на грудь.
— Это ты доктор Айболит, а не я!
— Хорошо, — Грабянский поднялся на ноги. — Подойди сюда и дыши ему прямо в рот.
— Ни в ноем случае!
Грабянский соединил руки, положив одну ладонь на кулан другой, наклонился вперед и стал с силой массировать его сердце. Раз, два, три, четыре… Взгляд на Грайса с угрозой в глазах. Пять, шесть, семь… Немного передохнул. Восемь, девять, десять и еще раз на счастье. Грайс все еще колебался, держась в стороне.
— Будешь ты это делать или нет?!
— Чтобы получить себе в рот все то, что он запихивал в себя целый день? Забудь об этом!
Грабянский снова принялся делать искусственное дыхание изо рта в рот, не забывая, что надо делать паузы, чтобы грудь опадала.
Быстрое движение, и опять толчки в область сердца. Он мог пока выдержать взятый темп, но без помощи другого человека какой в этом смысл? Он не спасет лежащего незнакомца.
Грайс думал о том же.
— Послушай, Джерри, я понимаю, что ты пытаешься сделать. При других обстоятельствах, ты знаешь, это все было бы правильно. Но здесь… мы должны оставить его.
Грабянский еще пару раз вдохнул воздух через рот Хьюго, потом вскочил и достаточно сильно ударил Грайса по лицу.
— Тебе наплевать, что станет с ним! Хорошо. Только подумай, какие обвинения выдвинут против нас, если нас поймают. А? Подумай об этом и иди к телефону. Вызывай «скорую» и скажи, что в их распоряжении имеется только пять минут. — Он взглянул на Хьюго и поправился. — Меньше.
У Грабянского не было времени проверить, пошел ли Грайс звонить. Он снова пощупал пульс. Черт возьми! Руки стали ослабевать, мышцы болели. Его собственное дыхание стало неровным. Он считал, что Грайс мог сбежать, никому не позвонив и бросив его здесь. Но потом он услышал, как звякнула положенная трубка телефона. Больница и станция «скорой помощи» находились на расстоянии менее мили.
— Послушай, — крикнул Грабянский лежавшему человеку, — кем бы ты ни был, не умирай теперь у меня, не умирай, а?
Он продолжал массировать его грудь, а мозг неустанно восстанавливал в памяти все, что касалось подобной ситуации. Откуда-то выплыли сведения о том, что мозг живет лишь в течение трех минут после того, как кровь перестанет поступать в него. Он надеялся, что это факт, а не выдумка. Он не собирался дожидаться, когда прибудет бригада «скорой помощи», которая в курсе всех новейших медицинских приемов, вооружена до зубов приборами, этим, как его… дефибриллятором.
Не прошло и двух минут, как он услышал звук сирены.
Он в последний раз прижался ртом ко рту Хьюго Фурлонга, вдохнул в него воздух. Заметил, что грудь того поднялась и опустилась.
— Пусть тебе повезет, — сказал он, направляясь не к выходившему на задний двор окну, а к парадной двери. Он передвинул задвижку на ее замке таким образом, чтобы тот не мог защелкнуться. Сирена завывала уже на соседней улице, и когда он побежал, то заметил отражение синих огней в стеклах ближайших зданий.
Джек Скелтон почти совсем не спал, а когда ему все-таки удавалось задремать, беспокойно ворочался в постели с боку на бон. Тем не менее первой проснулась его жена, услышавшая, как кто-то осторожно открывает дверь.
— Джек, — приглушенно позвала она, толкая мужа локтем. — Джек, проснись.
С легким ворчанием Скелтон перекатился в кровати и сел. В дверях в темноте стояла Кейт и смотрела на них. Когда Скелтон произнес ее имя, она повернулась и вышла из комнаты, не закрыв дверь за собой.
Встав, Скелтон поправил пижаму и надел халат.
— Спи, — сказал он жене, поцеловав ее в щеку. Часы показывали начало четвертого.
Кейт сидела на кухне, капая с ножа мед на кусок хлеба, который она уже намазала арахисовым маслом. Кожа на ее лице была желтоватого оттенка, сверху и снизу уголков глаз, а также на лбу вдоль линии волос виднелись прыщики. Когда ее накануне доставили домой из полицейского участка, она сразу прошла в свою комнату и закрылась там, выходя только в ванную. Бутерброды и чай, которые оставляли на подносе около двери, оставались нетронутыми. И она не сказала ни слова своим родителям.
Скелтон смотрел, как с руки дочери стекает сладкая струйка. Менее чем через три часа в участке состоится совещание. Будет дана оценка последней информации, необходимо принять ряд важных решений, дать соответствующие распоряжения. Все это должно быть сделано. Ничто не должно мешать работе.
— Меня отправят в тюрьму, да?
— Нет.
— Конечно, отправят.
— Я не думаю, что это дойдет даже до суда.
— Почему так?
— Потому что не дойдет.
— Ты имеешь в виду: потому что я — это я?
— Нет, я не это имел в виду.
— Да нет, дело именно в этом. Потому что я — твоя дочь.
— Это не имеет никакого отношения к данному случаю.
— Да-да! — Кейт резко засмеялась. — Рассказывай сказки.
— Тебе что, хочется, чтобы тебя посадили?
— Они отправили одну бедную двадцатилетнюю женщину с грудным ребенком в Холлоуэй за то, что она не платила за пользование телевизором, почему же тогда они не тронут меня?
Скелтон заерзал на стуле, вздохнул.
— Из-за твоего возраста, потому что у тебя не было раньше судимостей, и по многим другим причинам.
— Моя семья — одна из них?
Скелтон пристально посмотрел на нее.
— Это ведь правда, не так ли? Так именно и будет говорить присяжный или кто там еще. Хороший дом, заботливые родители. Хорошая семья. Они будут именно так говорить?
— Вероятно.
Он посмотрел на нее и, подумав, спросил:
— Как, по-твоему, это слишком далеко от истины?
Кейт повертела ножом, затем тщательно облизала лезвие.
— Но в газетах напишут совсем по-другому, не так ли? Если они узнают обо всем этом?
Скелтону хотелось налить еще чашку чая. У него также было желание пойти помочиться. Но он продолжал смотреть, как Кейт намазывала мед на хлеб с маслом, как будто наносила краски на полотно мастихином. Он знал слишком хорошо, как распишут всю эту историю газеты, если доберутся до нее.
— Кейт…
Он остановился, но она уже заметила, куда были направлены его глаза. Мед начал растекаться по столу.
— Вот то-то и оно! — заявила она. — Твою дочь задержали за воровство в магазине, а главное, о чем ты беспокоишься, это чтобы не превратили в хлев твою кухню.
— Извини.
Она вскочила со стула, оторвала от рулона несколько больших кусков бумажного полотенца.
— Вот, возьми, — она пихнула их в руки отца, — вытри, чтобы кругом было чисто и аккуратно.
— Кейт…
— Ну давай, начинай!
Скелтон швырнул бумагу ей в лицо и смахнул все со стола. Нож стукнулся о микроволновую печь, хлеб упал намазанной стороной на пол, банка с медом разбилась вдребезги. Первый раз за всю свою жизнь Кейт увидела отца в гневе и испугалась.
— Джек? — донесся голос сверху. — Что случилось?
— Ничего. Все в порядке. Спи.
— Я слышала, что-то разбилось.
— Все в порядке.
Послышалось шарканье шлепанцев и стук закрываемой двери спальни.
Кейт достала из-под раковины совок и щетку.
— Оставь это, — махнул рукой Скелтон.
— Это не займет и минуты.
— Кейт. Кейт. Пожалуйста, оставь все как есть.
Он протянул руку, чтобы взять из ее рук совок, а она отшатнулась, ожидая, что он ее ударит. Скелтон отступил назад, плечи его опустились.
— Хорошо, — покорно согласилась она.
— Что?
Она отвернула кран, достала из шкафа стакан, выпила немного воды и поставила стакан верх дном на сушилку.
— Теперь, когда это случилось, — осмелилась она начать, не глядя на него, — ты все равно сможешь узнать остальное.
— Ребенок?.. — спросил Кевин Нейлор, просыпаясь. Но Дебби, конечно, уже проснулась.
— Мне показалось, что я слышал плач ребенка.
Она сидела прямо, за ее спиной были подушки, ночная рубашка застегнута спереди до самого верха. На столике около кровати лежала раскрытая книжка в бумажном переплете, путеводитель по Греции, стране, в которой Дебби никогда не была и посетить которую не выражала желания ни разу. Книга лежала так уже четыре или пять дней.
