На сине-розовом ковре застыли игрушки — маленький жираф с зелеными стеклянными глазами, санки с сидящей в них игрушечной собакой и зеленый мяч.
Под окном стояли письменный стол и стул во французском провинциальном стиле, но Ратлиджа заинтересовал круглый столик рядом, покрытый зеленой парчой и заставленный серебряными рамками.
Он пересек комнату, чтобы взглянуть на них.
Ратлидж узнал Дженни и ее сестру Мэри в детском возрасте у моря и у лондонского Тауэра. Пара взрослых, очевидно, была родителями Дженни. Три сына Теллеров стояли рядом с их сидящей сестрой, робко уставясь в камеру. Питер и Уолтер в университете. Эдвин с женой, покидающие церковь после венчания. Сыновья и дочь Теллеров, сидящие перед рождественской елкой в холле этого дома. И более дюжины фотографий маленького мальчика, отмечающие различные стадии его жизни. Ребенок на руках у матери с закрытыми глазами. Идущий держась за материнскую руку, качающийся на лошади, играющий на лужайке с зеленым мячом, который Ратлидж только что видел.
Летопись семейного счастья, где редко фигурировал занятой отец.
Потянувшись к семейной фотографии Теллеров, Ратлидж стал изучать старшего Теллера. Высокий, красивый, ухоженный. Не из тех, кого застанешь воскресным днем с закатанными рукавами подрезающим розы или играющим с сыновьями на лужайке. Лицо было сильным, больше напоминая Уолтера, чем Эдвина или Питера, и чопорным, как если бы улыбка для камеры являлась неприятной обязанностью. Его жена также выглядела сильной, словно разделяя и укрепляя взгляды мужа. Ратлидж понимал, где Летиция черпала силу характера. Бабушка, стоящая рядом с мужем, была высокой и элегантной, с насмешливой улыбкой — единственная в группе, которая выглядела искренней.
Ратлидж позаимствовал у Дженни маленькую фотографию Уолтера Теллера, которую обещал вернуть, так как она ею дорожила.
Достав снимок из кармана, он поставил его среди других рамок, радуясь, что вспомнил об этом.
Его удивило не количество семейных фотографий, не этапы жизни ребенка, которые они запечатлели, а сходство мальчика с единственным фото, стоявшим у кровати Флоренс Теллер в Ланкашире. Несомненно, Тимоти был сыном своего отца и принадлежал к этой семье.
Ратлидж внезапно ощутил острое сострадание к Флоренс Маршалл Теллер.
«Посмотри снова», — посоветовал Хэмиш, когда он собирался обследовать содержимое стола.
Нахмурившись, Ратлидж повиновался. Поначалу казалось, что смотреть не на что.
Он сравнивал Тимми с его кузеном Гарри, но теперь его внимание привлекла фотография сыновей Теллера с их сестрой. На ней Уолтер — самый младший — был примерно в том же возрасте, что Тимми, когда он умер. Почти в теперешнем возрасте Гарри. И когда Ратлидж поставил фотографии рядом, сходство стало настолько поразительным, что он удивился, как не замечал его раньше. Гарри обладал мягкостью матери, уменьшающей жесткие черты Теллеров, но Тимми был воплощением Уолтера в шесть или семь лет, смотрящим в камеру с тем же выражением — смесью робости и теплоты, — с той же постановкой глаз и привычкой наклонять голову. Было заметно семейное сходство с его дядями, но любой, сравнивший эти две фотографии, подумал бы, что Тимми был сыном Уолтера Теллера.
Ратлидж отодвинул стул от письменного стола Дженни и сел. Это не было игрой света, подумал он, поднеся рамки к окну, где тусклый дневной свет мог достичь их.
Уолтер Теллер на фотографии с его братьями больше не выглядел ребенком. Эдвин все еще напоминал себя в юности, но Питер сильно изменился. Война отложила морщины на некогда полном и мягком детском лице. Эдвин, избавленный от войны и миссионерской работы, изменился меньше других.
Сходство не делало Уолтера Теллера отцом Тимми. Но это представляло в иной перспективе то, что Ратлидж считал недвусмысленным.
Вскоре он поставил рамки на прежнее место и бегло обыскал стол Дженни Теллер. Несколько писем, канцелярские принадлежности, конверты, марки и соединенная скрепкой пачка домашних счетов за май.
Удовлетворенный, Ратлидж поднялся наверх в кабинет.
Уолтера там не было. Ратлидж запер дверь, подошел к столу и методично обыскал его.
Ничто не проливало свет на то, о чем он спрашивал себя.
И затем он нашел среди папок с записями о миссионерских путешествиях и другими материалами папку с надписью «Завещания».
Ратлидж достал ее, открыл и изучил последнюю волю и завещание Дженни Теллер. Как он и ожидал, оно было очень простым. Деньги, унаследованные от ее семьи, должны быть положены на траст для сына, драгоценности — для его жены в день свадьбы, обозначены суммы для слуг, бывших и нынешних, и еще одна для церкви в Рептоне. Остальное имущество переходит к мужу.
Ратлидж отложил документ в сторону и прочел завещание Уолтера Теллера, хотя не имел права этого делать. Оно тоже было простым. Большая часть его состояния отходила сыну, а отдельная сумма — жене до ее повторного брака или смерти. Деньги слугам, рептонской церкви, Элкокскому обществу и на сохранность розария на ферме Уитч-Хейзел в память о его жене. Но никакого упоминания о женщине в Ланкашире или на кладбище церкви Святого Варфоломея, где похоронены она и ее сын.
Ратлидж снова прочел последний абзац: «На вечное сохранение розария на ферме Уитч-Хейзел в память о моей жене».
Мысленно он представил себе попугая Джейка, довольного своим новым временным жилищем в комнате Франс Ратлидж, выходящей окнами в сад. Розы…
Он положил папку на место, закрыл стол и отпер дверь.
Молли сказала ему, что завтрак подан в столовой. Ратлидж пошел с ней по коридору.
— У подъездной аллеи цветут очень красивые розы. Меня удивляет, что нет букетов внутри. — Впрочем, теперь он знал, что в доме вообще нет срезанных цветов.
— Мистер Теллер не любил срезанных цветов внутри. Он говорил, что они напоминают ему цветы для похорон. На кафедрах церквей, где он проповедовал, их было полным-полно.
— А миссис Теллер? Она любила розы?
— Не знаю, сэр. Она никогда не говорила. Иногда миссис Теллер ходила в сад по аллее. Но большей частью она оставляла садоводство садовнику.
Ратлидж поблагодарил ее и отпустил. Потом он открыл дверь на аллею и выглянул наружу. Даже во время дождя ощущался тяжелый, влажный аромат цветов.
Снова закрыв дверь, Ратлидж направился в столовую. Но Теллера там не было. Тарелка и серебряный прибор указывали, что он приходил и немного поел, но блюда остались почти нетронутыми.
Ратлидж не глядя положил еду на тарелку.
Он вспоминал, как капитан Теллер, когда Ратлидж спрашивал его о завещании Уолтера Теллера во время его исчезновения, сказал, что будет достаточно времени прочитать его, когда они узнают, что их брат мертв.
Ратлидж не развивал эту тему, так как Уолтер Теллер оказался живым и невредимым.
Он подошел к телефону и дал указания снявшему трубку констеблю в Ярде. Ратлидж как раз положил трубку, услышав звук автомобиля, едущего по аллее.
Ратлидж ждал снаружи, пока машина не подъехала к крыльцу. Летиция потянула ручной тормоз, выключила мотор и вышла.
— Кажется, вы приносите с собой неприятности. Вижу, доктор Филдинг еще здесь. Где мой брат?
— Я не видел его последние полчаса.
— Значит, он с Дженни, — решительно сказала она и быстро поднялась по ступенькам.
Вскоре спустился Филдинг и сказал:
— Я спросил, хочет ли Уолтер поговорить с пастором, но он ответил, что предпочитает мою компанию. Он не позволил мне дать ему лекарство. Заявил, что Бог наказывает его и он не должен уклоняться от этого.
— Завтрак в столовой.
— Спасибо. Это было долгое утро для всех нас. Я бы выпил чаю. — Филдинг кивнул и исчез в коридоре.
Ратлидж стоял очень близко к подножию лестницы, где был найден Питер Теллер. Он вспомнил распростертое тело, собравшихся вокруг потрясенных людей. Их горе казалось искренним.
Эйми, первой подбежавшая к нему, сказала, что он пытался произнести ее имя.
Встряхнувшись, Ратлидж собирался вернуться в кабинет, когда услышал звук еще одной машины. Это была местная полиция.
— Доктор Филдинг просил меня подождать с приездом, — пояснил инспектор Джессап, когда Ратлидж открыл дверь. — Кто здесь сейчас? Я вижу другой автомобиль.
— Мисс Теллер — сестра Уолтера Теллера.
Джессап кивнул:
— Она была здесь прошлой ночью?
— Я позвонил ей раньше. Она прибыла за несколько минут до вас.
Ратлидж направился в кабинет.
— Это выглядит очевидным несчастным случаем вследствие приема смертельной дозы. — Он рассказал Джессапу, что видел, в том числе о пролитом молоке в кухне. — На данном этапе я не вижу повода подозревать самоубийство.
— Или убийство?
— На данном этапе — нет, — повторил Ратлидж.
— Некоторые люди небрежно отсчитывают дозу капель, — сказал Джессап. — Вас удовлетворяет версия несчастного случая?
